Элоиза Джеймс - Вкус блаженства

Оба замерли перед зеркалом: она – как изваяние с кремовой кожей и шелковистыми волосами и он – красавец ей под стать.

– Мы неплохо смотримся вместе, – довольно заметил Чарлз.

Гризелда, склонив голову ему на плечо, долго смотрела в зеркало, и в этот момент Чарлз поцеловал ее в шею.

– Мне всегда нравилось смотреть на себя, – призналась Гризелда, глядя в зеркале на его руки, дотрагивающиеся до нее, – и теперь так же приятно смотреть на вас. – Гризелда скосила на него глаза. – Уиллоуби не любил зеркала... Кстати, в нашу первую брачную ночь мы потерпели фиаско.

Никогда ни одной живой душе Гризелда не рассказывала о той ночи, но теперь у нее возникло ощущение неограниченной свободы.

– Бедный Уиллоуби! – посочувствовал Дарлингтон. – Совсем никакого опыта?

– Совсем, насколько мне известно. – Она покачала головой.

– И что случилось потом?

– Нам так ничего и не удалось. Препятствием стало его пузо, и все это было унизительным для нас обоих. В результате Уиллоуби полностью потерял интерес к этим занятиям. Правда, через несколько дней мы возобновили попытку, и она оказалась более успешной... – Гризелда повернулась к нему лицом, чтобы лучше видеть его стройные бедра, упругий изгиб ягодиц, золотистое свечение кожи... – Вы всегда такой? – неожиданно спросила она.

– Какой?

– Завораживающий, когда бываете с женщинами...

Его брови взметнулись вверх.

– Ну, что касается этого... – Чарлз притянул Гризелду к себе, и их тела соприкоснулись. – Интимные отношения с женщинами у меня возникали не так уж часто, и это чистая правда.

– Неужели? – спросила она с изумлением.

Он покачал головой. Его руки заскользили по ее спине, и кожа на ощупь оказалась удивительно гладкой и приятной.

– Видите ли, отсутствие денег, невозможность достойно оплатить подобные услуги...

Гризелда искренне удивилась. Похоже было, что этот франт, которого половина Лондона считала презренной личностью, обладал своим кодексом чести.

– Как же вы смогли позволить себе снять этот номер?

– Безумная трата средств, разумеется; но каждый имеет право совершить последнее безумство в своей жизни, прежде чем погрузиться в домашнее рабство.

– Домашнее рабство, вот как?

Чарлз залпом осушил свой бокал.

– А как еще можно охарактеризовать брак?

– Ну, например, партнерство, страсть, дружба, любовь... дети, наконец.

– Вы неисправимая оптимистка, – со смехом заметил Дарлингтон. – Я рассматриваю брак как доверительный союз и вношу в это понятие нечто большее, чем искусство доставлять удовольствие в постели. Отец довольно рано просветил меня на этот счет, и уже позже я посчитал возможным волочиться за женщинами под действием импульса.

– Возможно, в этом был бы привкус некоего упражнения с целью усовершенствовать свое мастерство, необходимое для брака, – заметила Гризелда, потягивая вино и стараясь не слишком пялиться на стройные обнаженные бедра Дарлингтона.

– Вот именно. В этом есть что-то порочное, вы не находите? Но теперь я считаю, что достаточно повзрослел, чтобы посмотреть в лицо своей судьбе.

Гризелда подошла к нему, ощущая спиной мягкость своих распущенных волос, и провела ладонями по его плечам, а затем спустилась ниже.

– Какой мрачный взгляд на брак, – заметила она, обнимая его за плечи.

– Реальность часто приносит разочарования.

– Но, надеюсь, сегодня этого не произойдет. – Гризелда крепко прижалась к Чарлзу, и он с такой силой втянул воздух, что это вызвало отклик в ее теле.

– Я думаю, сейчас мы совсем в ином измерении, отличном от брака.

– Не исключено, но и брак может таить в себе страсть...

На этом теоретические дебаты закончились, и жаркие прикосновения Дарлингтона заставили Гризелду забыть обо всем.

Часом позже она ощущала свое тело как нечто почти бескостное, и это вполне ее удовлетворяло.

– Мне пора уходить, – сказала Гризелда, стараясь побороть неотвязное желание снова рухнуть на постель, и наклонилась, чтобы собрать одежду. Дарлингтон едва не зарычал, и она заколебалась.

И тут же руки Чарлза снова обвились вокруг нее.

Гризелда ощутила его возбуждение, и ее кровь заструилась по жилам с новой силой. Некая затуманенная часть ее сознания пыталась беспристрастно оценить этот вечер и то, что он ей принес, но сейчас ей не хотелось быть разумной.

– Я не... – задыхаясь, пробормотала она.

– Леди Годива, – выдохнул Чарлз ей в ухо, – оседлайте меня.

Он поднял ее, легко, как ребенка, пронес через комнату и опустил в одно из огромных кресел; при этом лицо его выражало удовольствие от греховного наслаждения, имевшего отношение только к их телам и ни к чему другому.

– Может, нам вернуться в постель? – простонала Гризелда.

– В постель? – Чарлз рассмеялся. – Я предпочел бы заниматься с вами любовью на воздухе.

Гризелда почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, когда он потянул ее к себе и заставил опуститься ниже. Это было весьма странное ощущение.

Чарлз приостановился, держа руку между ее ног.

– Мне нравится смотреть на вас, – прошептал он. – Ваши глаза почти закрыты, ваше дыхание соблазнительно приподнимает грудь, а щеки порозовели...

Пока он говорил, его ловкие пальцы вершили танец между ее ног.

– Ах, Чарлз, – пробормотала она сквозь рыдания.

Наконец он позволил ей упасть на него, и Гризелда поняла, как следует оседлать его. Она отбросила волосы назад, и они легли ему на колени...

– О Господи, вы такая...

Дарлингтон не закончил: его внимание теперь было сосредоточено на ее груди, и он осторожно провел пальцем по розовому соску, а потом принялся помогать ей в этой скачке, изо всей силы подаваясь вперед.

Наконец Гризелда вскрикнула и оказалась в его объятиях, а он так крепко сжал ее, словно боялся, что она может вырваться и убежать.

Леди Маклоу точно знала, что нужно сделать, чтобы бал имел грандиозный успех. Несколько лет назад ее бал стал гвоздем сезона оттого лишь, что она пригласила на него лорда Байрона, и тот читал стихи о любви. Это обеспечило присутствие на балу всех легкомысленных женщин Лондона, о чем леди Маклоу позже похвасталась своей сестре.

Легкомысленные женщины обладают свойством взбадривать всех: в джентльменов они вселяют надежду, а благородным дамам помогают понять, что есть некто, о ком интересно посудачить.

Сегодня леди Маклоу была больше чем уверена, что место королевы бала утвердится за ней.

– Не уверен, что нам это так уж необходимо, Генриетта, – раздраженно ворчал ее муж.

Генриетта Маклоу уже в сороковой раз повторяла себе, что, если бы ей посчастливилось обзавестись более интересным супругом, то не удалось бы устраивать столь романтические вечера. Если бы Фредди не был Фредди, они могли бы говорить дома о чем угодно, и она не проводила бы большую часть времени в мечтах о фантастических развлечениях.

– Маски, дорогой, вот в чем изюминка. Лакеи каждому выдадут маску при входе, и потом гости не будут снимать их: таково мое условие.

Фредди озадаченно почесал в затылке.

– А как насчет герцога Йоркского? – спросил он. – Не можешь же ты приказать герцогу носить маску.

– Полагаю, он не приедет.

– Да? Но я видел его сегодня, – пробормотал Фредди, поправляя воротник, – и он сказал, что ни за что не пропустит этот вечер.

– Ну и отлично! Кстати, тебе тоже придется надеть маску, Фредди.

– Что?

– Маску!

– Неужели это так уж необходимо? – Заметив строгий взгляд супруги, Фредди виновато потупился: – Ну ладно, ладно, сдаюсь!

Отвратив очередное несчастье, связанное с пребыванием в браке, Генриетта совершила краткий обход нижнего этажа. Сотни масок из черного шелка для мужчин и розового – для женщин ожидали гостей в вестибюле. Свечи были зажжены, лакеи готовы заменять их по мере надобности. Триста бутылок шампанского уже стояли в ведрах со льдом. В доме слышалось негромкое гудение: пустой бассейн снова наполняли водой до краев.

И тут все началось. Сначала Генриетта услышала низкий возбужденный голос графини Милфорд, а затем на протяжении часа к подъезду прибывали одна карета за другой, и их вереницы растянулись в разные стороны на целые кварталы. Дворецкий едва успевал выполнять свои обязанности, не позволяя никому войти без маски.

Прелесть ситуации заключалась в том, что любая девушка в зале могла позволить себе танцевать с отъявленным плутом, а поскольку на обоих были маски, это никого не шокировало. В результате у каждой возникало волнующее ощущение, что давно ожидаемый принц вот-вот найдет ее.

Жены также высоко держали головы и бесстрашно поглядывали направо и налево в поисках любовников, а мужья спешили к карточным столам, зная, что выражение лица их не выдаст, или не спеша прохаживались по залу, вспоминая о шалостях юности.

Но никто так не радовался возможности надеть маску, как мисс Джозефина Эссекс, известная прежде как Шотландская Колбаска.

На этот раз она отдала свою ротонду лакею, не моргнув глазом. В прошлом месяце Джози вся извертелась в поисках укромного уголка, потому что без спасительной ротонды стыдилась своего тела; вот почему, как только мадам Рок прислала одно из заказанных ей платьев, Джози его тут же надела. Новое платье вместо того, чтобы следовать линиям корсета, подчеркивало линии ее собственного тела и имело яркий сине-фиолетовый цвет, хотя, пожалуй, мрачноватый для дебютантки. Но Джози было все равно.