Глава 14

К настоящему моменту, любезный читатель, мои члены все еще молоды, но мой сексуальный аппетит убыл. Теперь я жажду иного – нежного и сладостного чувства, какого до сих пор не знал. Увы, вместо этого в моей жизни появилась весьма молодая леди с совершенно несносным характером...

Из мемуаров графа Хеллгейта

Прошедшая неделя выдалась для Элиота Гоувернера Термана на редкость тяжелой. Ни Дарлингтон, ни Берик, ни Уисли в «Конвенте» не появлялись, хотя он изо дня в день дожидался их до двух часов ночи.

Итак, он потерял сразу троих человек, которых считал друзьями, и это, разумеется, стало для него ударом.

Теперь Терману сделалось окончательно ясно, что без замечаний Дарлингтона, острот Берика и кислых кивков Уисли он ничто.

Все же Терман всем сердцем надеялся, что Дарлингтону не удастся найти жену. Да и кому он нужен такой – без единого пенни в кармане, зато со злым, язвительным языком!

Продолжая дрейфовать из комнаты в комнату, Терман откровенно не знал, как убить время. Ему хотелось хохотать до упаду, стучать кулаком по столу и, заказав всем еще по кружке, с гордостью заплатить за это, но, увы, теперь в его деньгах никто не нуждался. Наконец он решил назавтра поехать на бал к леди Маклоу, где Дарлингтон непременно должен быть. Да, он поедет на бал и найдет там Шотландскую Колбаску, которая явилась главной причиной разлада между ним и Дарлингтоном. Возможно даже, ему удастся сделать что-нибудь по-настоящему остроумное – например, заставить Колбаску вообразить, что он за ней ухаживает. Может быть, он даже поцелует ее, а потом сделает какую-нибудь гадость и, придя в «Конвент», расскажет всем, как забавно это было.

Терман тут же начал представлять круглые щеки Колбаски, вздрагивающие от удовольствия после его поцелуя. Хорошо бы встретить ее в Гайд-парке и тут же начать ухаживать.

– Купер! – грозно позвал он.

Лакей выбежал из спальни словно ошпаренный.

– Прикажи заложить карету, я еду в парк, и подай мне красно-коричневый жилет с костюмом цвета полыни.

Несмотря на всю свою решительность, Терман не осознавал, что собирается сделать, до того самого момента, когда начал завязывать узел галстука, и только тут его осенило: он станет новым Дарлингтоном! Прежний отошел от дел, претерпев перемены в настроении и взглядах, превратившись в женоподобное и слабохарактерное существо, но он, Терман, не утратил боевого задора и никогда не утратит. Он слишком долго оставался в тени Большого Человека, и люди до сих пор не знали, каким он может быть остроумным, находчивым и смелым. Что же, теперь он им покажет! Они думают, что один только Дарлингтон способен быть таким удачливым, но это заблуждение: он воспользуется Колбаской или придумает еще что-нибудь, уж будьте уверены!

Глава 15

Я знаю, что вы, читатель, достоин всяческого восхищения, и поэтому сообщаю тебе, что подарил своим бесценным возлюбленным имена героинь несравненной и самой любимой из шекспировских пьес, повествующей, как и мои мемуары, о мечтах и прекрасных женщинах... Но если несравненный бард написал «Сон в летнюю ночь», то я, несчастный, пишу о «Похождениях в летние ночи»...

Из мемуаров графа Хеллгейта

В самом большом и роскошном номере отеля «Грийон», кроме огромной кровати, имелось множество удобных стульев, диванов и кресел, но они ничуть не соблазняли Дарлингтона. Он словно призрак бродил по апартаментам, дотрагиваясь до мраморных каминных досок, дабы убедиться, что на них нет пыли.

Отель находился напротив владения Бэдроков, где он вырос, поэтому Бэдрок-Мэнор был ему отлично знаком: выстроенный из розовато-золотистого туфа, он стоял на холме, и летом вся трава вокруг, выгорев, становилась коричневой. От этого Бэдрок принимал вид итальянского палаццо или тосканского дворца, греющегося в лучах солнца.

Чарлзу больно было вспоминать о тех днях, протекавших в обществе двух братьев. Тогда он был еще в полном неведении о том, что будущее ничего ему не сулит и все это предназначено для его брата Майкла. Отцу никогда не приходило в голову пристроить младшего сына к какому-нибудь делу, и сам Чарлз тоже не задумывался о том, что если не делать ничего, то этот способ существования никогда не принесет никакого дохода.

Впрочем, один способ заработка был для него совершенно очевиден: женитьба на деньгах, на приданом. Кажется, иного выхода у него не осталось.

Его дама сильно запаздывала, и Дарлингтон уже решил, что она не придет, так что роскошный номер заказан зря, однако вскоре раздался негромкий стук в дверь...

Дарлингтон тут же опустился в кресло, но тотчас же вскочил, когда лакей ввел в комнату даму под густой вуалью.

Смеясь, сам не зная чему, он двинулся ей навстречу.

– Есть там кто-нибудь под несколькими слоями вуали?

– О нет, – ответил скромный голосок, сопровождая свой ответ смехом. – Никого, кроме меня.

– Тогда вы, как я понимаю, грешница, пришедшая на мессу.

Он тотчас же заметил, что она поняла его шутку, потому что глаза ее округлились.

– Должна довести до вашего сведения, что я весьма достойная вдова, – сказала гостья серьезно, – и никто не говорит со мной в таком тоне.

– Сегодня вечером вы не вдова, – возразил Дарлингтон, подходя к ней и обнимая.

– Не вдова?

Ее волосы были цвета желтого персика: их изящные колечки оставались безупречными даже несмотря на все три вуали.

Он прикусил мочку ее уха.

– Нет, но, возможно, вы леди Годива и забрели в мою комнату случайно.

Гризелда не шевельнулась, и Чарлз никак не мог понять, приветствует она его игру или желает неукоснительно придерживаться здравого смысла.

– И что же я делаю здесь, в спальне джентльмена? – наконец спросила Гризелда.

Сердце Чарлза забилось с такой силой, что он услышал его удары, отдававшиеся в ушах. Он провел рукой по всей длине ротонды, а потом молниеносным движением расстегнул ее и стянул с плеч леди Гризелды.

– Итак, теперь вы лишились одежды...

Она насмешливо улыбнулась, и Чарлзу показалось, что совершенная фигурка фарфоровой дрезденской пастушки вдруг ожила и смотрит на него, сморщив носик.

– Неужели это случилось? – Гризелда подошла к столу, где стояло завернутое в холодное полотенце шампанское. – По правде сказать, любезный Дарлингтон, я довольно редко теряю одежду.

Чарлз тут же оказался рядом с ней и ловко разлил шампанское.

– Каким-то образом я об этом догадался, – сказал он, передавая ей бокал.

– Это будет мое третье, и последнее, свидание такого рода. – Гризелда вздохнула, дожидаясь, когда он наполнит свой бокал. Дарлингтон поднял бровь.

– Неужели?

– Да, потому что я решила выйти замуж.

В ее улыбке не было кокетства – скорее печальная констатация факта.

– Ну что ж, я тоже решил.

– Господи, зачем вам жениться? – Гризелда пригубила шампанское: оно оказалось восхитительным.

Дарлингтон подался вперед и поцеловал ее в губы.

– А вам зачем?

– Мне?

– Именно. Уиллоуби умер десять лет назад, а леди Годива всего лишь три раза позволила себе уклониться со стези добродетели.

– И в каждом случае всего на одну ночь. – Гризелда усмехнулась. – Таково незыблемое правило. Я всегда считала очень разумным для всех заинтересованных лиц вносить ясность с самого начала.

– Одна ночь! – Дарлингтон ощутил страшный холод в сердце. У него в распоряжении всего одна ночь, тогда как он рассчитывал начать осаду с целью вступления в брак. Единственное, на что он теперь мог рассчитывать, – это внезапно возникшая сокрушительная страсть, которую он сейчас испытывал к Гризелде. – Я не был женат, но слышал, что такого рода встречи заканчиваются в постели, – сдержанно заметил Дарлингтон.

– Несомненно. – На лице Гризелды не отразилось и намека на матримониальные намерения.

– Однако я полагаю, обычно любовным отношениям между дворянами не хватает живости.

– Возможно...

– Но сегодня леди Годива будет скакать верхом открыто! – Чтобы у нее не оставалось сомнений относительно его намерений, Чарлз снял сюртук и отбросил в сторону, потом стянул рубашку, и она полетела туда же.

Он знал, что желанен для женщин, но занимался любовью с немногими: у него не хватало отваги проделывать это с кисло пахнущими девицами, отдающимися в тавернах бесплатно, а также с теми, что пахли чуть лучше, но уже за незначительную плату. И уж совсем его не устраивал флирт с девицами, которым он не мог сделать предложение. Это не значило, что он не замечал их взглядов, и, разумеется, от него не могло укрыться, если женщина одобрительно оглядывала его грудь и плечи, но он отлично умел сдерживать себя.

– Если нам предстоит всего одна ночь, – Чарлз выразительно прищурился, – то не стоит мешкать. Пусть леди Годива начнет свою езду сейчас же.

Однако Гризелда была не из тех женщин, кто спешит, и когда Чарлз вынул одну за другой шпильки из ее волос, он сделал восхитительное открытие: колечки, знаменовавшие претензии леди на красоту и моду, были только видимостью.

Волосы Гризелды, густые и шелковистые, упали ей на плечи.

– Никогда не видел ничего подобного! – Чарлз с восхищением потянул прядь и молча смотрел, как она снова свернулась в спираль.

– Моя горничная мастерски завивает волосы, – спокойно пояснила Гризелда.

– И как она это делает? Вы стоите обнаженная, раскрасневшаяся, теплая после ванны...

Гризелда добродушно рассмеялась:

– Нет, все совсем не так: я сижу в халате, а она водит за моей спиной раскаленными щипцами.

– Позвольте, сегодня я буду вашей горничной. – Чарлз начал не спеша снимать с нее платье, ожидая, что Гризелда попросит погасить лампу, но она не сделала ничего подобного.

Под одеждой скрывалось тело зрелой женщины, восхитительное, как персик, и когда ее груди оказались в его ладонях, у Чарлза перехватило дыхание. Он был опьянен ее длинными шелковистыми волосами цвета спелой пшеницы, слегка завивавшимися на концах, и невольно потянул ее к зеркалу.