— Это оттого, что я сражаюсь не ради похвалы, а ради победы и славы Византии, — ответил Тирант.
— Разве, став победителем, вы не пожелали бы никаких благ для себя лично?
— Если настанет такой день, я буду знать, о каких благах для себя лично молить ваше величество, — сказал Тирант. — Но пока этот желанный день от меня далек, так что я лучше промолчу.
— Я перебил вас, — извинился император. — Однако продолжайте ваш рассказ. Как же получилось, что вы упали, да еще так неудачно? Мой лекарь говорит, что, судя по виду вашей лошади, она не то что опытного наездника — и ребенка не могла бы скинуть, такой спокойный и мирный у нее нрав.
— Лошадь моя оступилась, попав ногой в выбоину на дороге, — был ответ Тиранта. — Вот и вся причина. Она действительно славная кобылка и не причинила бы вреда по собственной воле. Так что я хотел бы, чтобы о ней позаботились должным образом и ни в коем случае не обижали ее.
— Разумеется, — вздохнул император. — А у нас тоже были волнения. В спальне принцессы обнаружилась огромная крыса!
— Крыса? — удивился Тирант.
— Да, и она оцарапала ее высочеству лицо.
— Надеюсь, эту мерзкую тварь поймали?
— Нет, — сказал император, — хоть мы и разыскивали ее повсюду, но она сбежала. Вероятно, выпрыгнула в окно.
— Меня глубоко печалит эта история, — заметил Тирант.
— Я хотел бы немного развеять вашу печаль, — ответил император. — Может быть, у вас есть какие-то просьбы ко мне?
— Только одна, — отозвался Тирант, припомнив, какое обещание он дал Эстефании.
— Говорите! Если это в моих силах, я исполню.
— Я хотел просить ваше величество о дозволении вступить в брак.
Император поднял бровь и вопросительно уставился на Тиранта:
— Брак?
— Да, мой кузен Диафеб влюблен в герцогиню Эстефанию Македонскую, и она отвечает ему взаимностью. И поскольку ваше величество выступает в роли отца Эстефании — ведь настоящего отца, равно как и отчима, она лишилась…
Тирант замолчал, не зная, как закончить. Особенно сбивало его с толку выражение лица императора — тот вдруг нахмурился и помрачнел.
— Хорошо, — произнес наконец император. — Я даю мое согласие на этот союз, хоть ваш кузен и голодранец, без роду-племени.
— Я не могу допустить, чтобы о моем кузене говорили подобным образом, — возразил Тирант. — Хоть у него и нет земель в Византийской империи, в Бретани он владеет немалыми угодьями, он носит титул сеньора Мунтальского, а род наш восходит по материнской линии к королю Утеру Пендрагону!
— Хорошо, хорошо, — прервал его император, не скрывая досады. — Я ведь уже сказал, что не возражаю против этого супружества, не так ли? Более того, я хочу, чтобы свадьба состоялась немедленно, потому что завтра сеньор Диафеб должен отбыть к армии и продолжить осаду Бельпуча.
— Я всецело разделяю желание вашего величества, — сказал Тирант. — И более того, я намерен присоединиться к моему кузену в этой осаде.
— Но это безумие! Вы не в состоянии встать с постели!
— Меня могут носить на носилках, — упрямо сказал Тирант. — Я должен находиться с солдатами, иначе не миновать беды.
— Под Бельпучем находятся граф де Сен-Жорди, герцог де Пера; туда же отправится сеньор Диафеб — если он женится на Эстефании, то в приданое за женой получит титул герцога Македонского; имея при армии сразу трех столь знатных сеньоров, можно не беспокоиться за исход событий.
Тирант только покачал головой, а император, не желая продолжать этот разговор, встал и молча вышел.
Эстефания и Диафеб ворвались к Тиранту вскоре после того, как государь покинул комнату больного. Эстефания слева, а Диафеб справа кинулись к кровати, схватили Тиранта за руки и стали целовать. Эстефания запросто забралась к нему в постель и обняла за шею, прижавшись щекой к его скуле и глазу и едва его не задушив. А Диафеб просто поднес к губам руку брата и глубоко вздохнул.
— Как себя чувствует ее высочество? — тихо спросил Тирант.
— Когда она узнала о том, что вы спрыгнули с крыши, она чуть не лишилась рассудка от страха, — сказал Диафеб. — Все плакала и повторяла, что погиб тот, в ком вся ее надежда. Она не верила, что можно спрыгнуть с такой высоты и остаться в живых.
— А мне приходилось делать вид, будто она сама не знает, что говорит в сонном забытьи и для чего-то все спрашивает, не поймали ли ту злополучную крысу, — добавила Эстефания. — Под утро лекари даже боялись, что у нее начнется лихорадка, так она рыдала и убивалась.
— Боже! — сказал Тирант. — Из-за меня одни несчастья. Лучше бы мне и в самом деле умереть в назначенный мне час и не пользоваться отсрочкой.
— Какой отсрочкой? — испугалась Эстефания.
Диафеб взглянул на свою невесту поверх головы брата:
— Идемте, не будем его тревожить. — И одними губами прошептал так, что его поняла только Эстефания: — Он бредит.
Дабы не откладывать отъезд Диафеба к Бельпучу, император повелел сыграть свадьбу на следующий же день, так что спешно были приготовлены угощения, а жонглеров и музыкантов пригласили всех, кого только сумели разыскать в столице за столь краткое время.
После мессы и благословения новобрачных император приказал принести сундуки, в которых находилось приданое невесты, и перед всеми предстали горы золотых дукатов, а также украшения, драгоценности и прекрасные одежды, которые отец оставил в наследство Эстефании. Каждую достойную вещь вынимали из сундука и расправляли перед собравшимися, так что показ приданого занял долгое время. Но никому не было скучно, потому что не бывает скучно в присутствии красивых женщин, знатных мужей и дорогих одежд.
Затем из самого последнего сундука, который был меньше остальных, но куда богаче украшен, извлекли тунику с изображением герба герцога Македонского, а также стяги с тем же гербом и корону из чистого серебра. Стяги развернули и вознесли над головами. Эти стяги оказались очень большими и роскошными и заняли много места в мироздании.
Тунику с гербом Македонской сеньории надели на Диафеба, после чего увенчали его короной, и никогда еще такая прекрасная корона не находила себе пристанище на столь тугих и чудных кудрях, какие покрывали голову Диафеба Мунтальского.
Молодая супруга Эстефания смотрела на своего избранника с восхищением. Ее любовь была так велика, что герцогиня готова была простить Диафебу все те выходки, которыми тот смущал ее в минувшее время и еще смутит во времена настающие.
Вторую серебряную корону, поменьше, возложили на голову Эстефании, и так они предстали перед народом.
Под звуки труб новобрачные и все остальные вышли из храма и поехали верхом по всему Константинополю, а стяги развевались у них над головами. Они постарались ехать так, чтобы не миновать ни одной площади и побывать на всех больших улицах столицы. А когда они совершили все это, то выбрались за городские стены на просторный луг к Святому источнику, который истек здесь в незапамятные времена, когда Богоматерь явилась одному воину и заплакала на этом самом месте.
В водах этого источника освятили стяги Македонского герцогства, а затем окропили головы герцога и герцогини, и весь луг наполнился благоуханием.
После благословений начались состязания, и триста рыцарей развлекались тем, что сражались за дам (которых было всего сто пятьдесят). Они отбивали друг у друга этих дам или уводили их силой, а то и воровали. В таких забавах они провели несколько часов. А Диафеб и Эстефания просто наблюдали за происходящим и держались за руки.
Раз или два Диафеб вспоминал своего брата, который томился сейчас в комнатах, заточенный в тюрьму своей боли надежнее, чем если бы его удерживали стальные оковы. Но скоро образ бедного Тиранта совершенно рассыпался и покинул мысли Диафеба. И последнее, что подумал о нем Диафеб, было: «Не следует брать на свое брачное ложе родственников, хотя бы и самых дорогих и близких».
Тирант присутствовал в церкви, куда его принесли на специальных креслах, а затем и на свадебном пиршестве. Все самые красивые и знатные дамы ухаживали за севастократором и кормили его наивкуснейшими кушаньями; но он скоро удалился к себе в покои, терзаемый не столько болью в ноге, сколько печальным видом принцессы.
А новобрачных проводили в комнаты, которые отныне были отведены герцогу и герцогине Македонским, и оставили там наедине. Однако никто из гостей и не думал даровать им совершенный покой: всем было любопытно, как они поведут себя на брачном ложе.
Дамы и девицы спорили о Диафебе. Одни дамы говорили:
— Сеньор Диафеб Мунтальский — чрезвычайно учтивый кавалер, и потому его натиск на супругу будет деликатным. Может быть, она вскрикнет раз или два, но не более.
Другие возражали:
— Нам доводилось видеть, как сеньор Диафеб скачет в битву: он приподнимает верхнюю губу и скалится, наподобие собаки, готовой вцепиться волку в горло. А ведь известно, что в битве, страдании и любви мужчина ведет себя одинаково; стало быть, и в постели с молодой женой сеньор Диафеб непременно поднимет верхнюю губу и оскалится. И потому нам следует ожидать громких пронзительных криков сеньоры Эстефании.
Третьи дамы кое о чем догадывались и помалкивали, улыбаясь таинственно.
А Эстефания, оставшись в спальне с Диафебом, обвила его шею руками и с улыбкой прошептала:
— В первый раз мы с вами будем спать вместе, ни от кого не таясь.
Она сняла с себя всю одежду. Диафеб тоже поскорее разоблачился и схватил жену в объятия. Они со смехом повалились в постель и предались удовольствиям. И совершенно забыли о том, что сегодня их первая брачная ночь.
К счастью, одна из придворных девиц, услужавших принцессе, успела принести в спальню нескольких котят. И вот, когда Диафеб и Эстефания соединились в законном соитии, котята проснулись и стали разыскивать кошку-мать. При этом они громко пищали.
"Византийская принцесса" отзывы
Отзывы читателей о книге "Византийская принцесса". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Византийская принцесса" друзьям в соцсетях.