Вивьетта одобрительно кивнула головой.

— Сельский Гемпден, в одежде тори?

— Здесь всюду вносят политику. В Уэстгемптоне преобладают радикалы, которые наводняют Совет посторонними элементами. Ввиду этого возник консервативный комитет. Он собирается принять участие в дополнительных выборах, выдвинув кандидатом надежного честного человека. Я дал им понять, что готов принять кандидатуру, если они остановятся на мне. Мне приятно было бы явиться кандидатом. Это пустяки, но, право, это внесло бы хотя некоторый интерес в мою жизнь.

— Я совсем не думаю, что это пустяки, — возразила Вивьетта. — Сельский дворянин должен участвовать в местном самоуправлении. Надеюсь, что вы пройдете. Когда вы узнаете, что комитет остановил свой выбор на вас?

— Сегодня вечером он заседает. Я должен узнать сегодня же или завтра утром.

— Вы очень интересуетесь этим?

— Очень, — ответил Дик, прибавив не без гордости: — Это моя собственная идея.

— Но вы стремитесь к этому не так, как уехать за границу?

— Ах это! — вскричал Дик. — Отъезд за границу, это самое сокровенное желание моей души, если, впрочем, не считать еще одну мечту. И кто знает? Может быть, он даст мне возможность осуществить эту мечту…

Звон гонга в доме прозвучал в тихом июньском воздухе. Вивьетта поднялась со скамейки.

— Мне надо привести себя в порядок к завтраку.

Они вместе направились к дому. Расставаясь с Диком, Вивьетта положила ему руки на плечи.

— Будьте благоразумны, Дик, и не огорчайтесь при виде манер Остина, которые вы называете непринужденными. Он страшно любит вас и ни за что на свете не захочет вас обидеть.

За завтраком, однако, Остин, совершенно этого не подозревая, огорчил его тем, что царил в собравшемся обществе, что вел оживленную беседу с Вивьеттой о предметах, которые Дик не понимал, о местах, в каких он не бывал, о книгах, какие ему не приходилось читать, и о картинах, какие он никогда не видал. Это была не зависть — ему просто было больно. Он не сердился на Остина за его ученость и блестящие качества. Но сердце его совсем упало при виде того, как близки друг к другу Остин и Вивьетта в их веселом мирке и как далеки они от него. Миссис Уэйр занимала Екатерину Гольройд тихим разговором о кухарках и причетниках, тогда как другие двое вели оживленную беседу, то легкомысленную, то серьезную, перескакивая с одной темы на другую, а бедняга Дик оставался все время немым, как рыба и та котлета, которую он ел. Он сидел в верхнем конце стола, а миссис Уэйр напротив него. По правую руку от него сидела Екатерина Гольройд, налево — Вивьетта, а между нею и матерью поместился Остин. Среди разговора Вивьетты с Остином и м-с Уэйр с Екатериной он чувствовал себя одиноким и заброшенным. Екатерине как-то удалось прервать бессодержательную болтовню м-с Уэйр, и она, охваченная жалостью к нему, спросила, когда он думает выполнить свое обещание и показать ей свою коллекцию оружия и доспехов. Дик просветлел. Эта коллекция была единственным живым интересом в его жизни, если не считать природы. Ему досталась по наследству недурная фамильная коллекция, и он при случае пополнял ее, насколько позволяли это его скудные средства. Он много читал в этой области и хорошо знал свой предмет.

— Когда вам угодно, Екатерина, — сказал он.

— Сегодня днем?

— Боюсь, вещи надо почистить и привести в порядок. Я в последнее время запустил их. Назначим на завтра днем. Тогда все будет блестеть и в полной красе для вас.

Екатерина согласилась.

— Я так часто бываю здесь и еще ни разу не видела вашу коллекцию, — сказала она. — Это кажется странным, если иметь в виду, как давно мы знаем друг друга.

— Я получил ее только после смерти отца, — объяснил Дик. — А с того времени вы не так часто бывали здесь.

— Только в последний свой приезд я открыла, что вы интересуетесь коллекцией. Вы держали это про себя. Вернувшись в Лондон, я услыхала, что вы слывете большим авторитетом в этой области.

Загорелое лицо Дика покраснело от удовольствия.

— Я кое-что знаю о предмете. Видите ли, ружья, сабли, пистолеты — это в моем духе. Я люблю убивать. Мне следовало бы быть военным, только я не мог выдержать экзамены, так что мне осталось заинтересоваться старым оружием и убивать лишь в своем воображении.

— Вы прочтете подробную лекцию, не так ли?

— Хорошо, знаете ли, — сказал Дик скромно, — многие из этих вещей имеют историческое значение. Так, например, в коллекции есть палица, принадлежавшая епископу, нашему предку. Он не мог пользоваться в бою мечом, а потому обзавелся ею; чтобы успокоить свою совесть, он, прежде чем пускать ее в дело, кричал: „берегись! берегись!.." Этот епископ был нашим родоначальником, хотя, конечно, ему не полагалось бы это. Затем, тут у меня имеются дуэльные пистолеты, одним из которых мой прадед убил лорда Исткорта. Это великолепная вещь — они лежат в ящике в том самом виде, как он оставил их после дуэли, с порохом, пулями, пистонами. Это романтическая история…

— Дорогой Дик, — вмешалась тут миссис Уэйр, подняв свою хрупкую руку, — пожалуйста, не оскорбляй наш слух этими ужасными семейными скандалами. Екатерина, милая, вы пойдете сегодня к викарию? Если пойдете, то не возьмете ли от меня поручение к миссис Кук?

Екатерина снова оказалась монополизированной, и Дик вынужден был замолчать; и так как Остин и Вивьетта оживленно, но непонятно беседовали о какой-то вещи, пьесе или лошади, носящей название Ницше, то ему не оставалось ничего другого, как отдаться еде с аппетитом здорового человека, и молча переживать испытываемую им сердечную боль.

Когда дамы встали из-за стола, был подан кофе и мужчины закурили сигары. Остин сказал:

— Каким удивительно прекрасным созданием стала она.

— О ком ты говоришь? — спросил Дик.

— О Вивьетте, разумеется. Она самое обворожительное существо, какое только я встречал когда-либо.

— Ты так думаешь? — отрывисто заметил Дик.

— А ты нет?

Дик пожал плечами. Остин рассмеялся.

— Ну, какой же ты чурбан! Для тебя она та самая девочка, которая бегала здесь в коротеньких юбочках. Будь это лошадь, ты составил бы длиннейший каталог ее качеств и статей.

— Но так как она леди, — возразил Дик, теребя усы, — то я не считаю нужным составлять такой каталог.

Остин снова рассмеялся.

— Ловко отрезано! — Он поднес чашку к губам, выпил глоток и вновь поставил ее на стол.

— Ради всего святого, — проговорил он ворчливо, — неужели матушка не может давать нам приличного кофе?

II

Дик с тяжелым сердцем лег в постель в этот вечер, называя себя самым несчастным созданием и взывая к Провидению, чтобы оно поскорее убрало его из этого отвратительного мира. Он пожелал дамам спокойной ночи в 11 часов, когда они поднялись наверх в свои спальни, и отправился провести остаток вечера в приятном одиночестве в ту комнату, где размещена была его коллекция. Выйдя оттуда через час в вестибюль, он наткнулся на живописную, но весьма грустную картину. Здесь, на третьей ступеньке главной лестницы стояла Вивьетта, в одной руке державшая подсвечник, а другую протянувшая Остину, который, склонив голову, прижимал ее к своим губам. Свет свечи отбрасывал от ее волос неясные тени на ее лукавое личико, а ее большие глаза блестели так ярко, как еще никогда не приходилось видеть бедному Дику. Когда он появился, Вивьетта тихонько рассмеялась, отняла руку у Остина, и, спустившись со ступенек, таким же царственным жестом протянула ее Дику.

— Еще раз спокойной ночи, Дик, — сказала она нежно. — Мы с Остином поболтали немножко.

Но он не обратил внимания на ее руку и, угрюмо буркнув „спокойной ночи", вернулся в свою оружейную, хлопнув дверью. Здесь он стал подогревать свой гнев большей, чем обычно, порцией виски с содовой водой и поднялся к себе наверх уже на рассвете, чтобы ворочаться с боку на бок.

Это было начало грехопадения Дика — боги, искушенные Вивьеттой, употребили обычный свой прием и сперва довели его до исступления. Но Вивьетта, в сущности, не была виновата. Действительно, в течение всего дня она полагала, что действует, как добрая фея, и помогает Дику выбраться на дорогу, ведущую к счастью и богатству. Он сам, как она убедилась, не предпринимал никаких шагов для того, чтобы изменить условия своей жизни. Он не доверился даже Остину. Вивьетта перебрала в уме всех своих влиятельных друзей и знакомых. В числе их была леди Уинсмир, графиня — вдова семидесяти лет, окруженная знатью, в чьем лондонском доме она временами гостила. В последний раз рядом с нею за обедом сидел крупный администратор одной из больших колоний. Затем среди своих друзей она остановилась на миссис Пендебри, муж которой каким-то таинственным образом нажил громадное состояние в Марк-Ляне. Не отправиться ли ей в Лондон, чтобы начать кампанию в пользу Дика, обеспечить ему место и потом победоносно вернуться, представ перед его изумленными и восхищенными глазами? Перспектива была очаровательная. Ее девичий ум восторгала роль сказочной доброй феи. Но сперва надо подготовить почву дома; не должно быть противодействия со стороны Остина. Он должен явиться ей союзником.

Когда женщине приходит в голову подобная мысль, она стремится немедленно осуществить ее. Мужчина взвешивает все препятствия и выясняет себе силу и решимость драконов, ждущих его на пути; женщина же идет напрямик и не обращает внимания на драконов, пока они не начнут кусать ее. Вивьетта решила сразу же переговорить с Остином; но благодаря ряду случайностей, за весь день и вечер ей ни разу не представилось удобного случая выполнить свое намерение. Только стоя на лестнице и увидев, что Дик уходит в оружейную, а Остин собирается вернуться в гостиную — мужчины попрощались с дамами в вестибюле, — она решила, что наступил удобный момент. Она спустилась вниз и открыла дверь гостиной.