— Не стану мешать вам, — сказала она, — я лишь хочу передать эту записку Дику.

— Я отдам ему, — произнес Остин.

Она поблагодарила его и ушла. Он закрыл дверь и передал записку Дику. Дик развернул ее, прочел и с громким криком: „Вивьетта!" бросился к двери. Его удержал Остин, схватив за руку.

— Что ты делаешь?

— Иду к ней! — дико вскричал Дик, стараясь вырваться. — Прочти. — Он дрожащими пальцами протянул записку Остину, который прочел следующие строки:

„Мне невыносимо видеть горе на вашем лице, когда я могу сделать вас счастливым. Я люблю вас, милый, люблю больше всех на свете. Теперь я знаю это и я поеду вместе с вами в Ванкувер".

— Она любит меня! Она согласна выйти за меня! Она поедет в Ванкувер! — кричал Дик. — Это меняет все. Я должен пойти к ней.

— Ты не пойдешь, — сказал Остин.

— Не пойду? Кто смеет мешать мне?

— Я. Я требую от тебя исполнения данного слова.

— Но, человече! Она меня любит… ты разве не видишь? Наше соглашение утратило значение. И не по моей вине. Она по собственной воле сделала это. Я иду к ней.

Остин нежно положил руки на плечи великана и заставил его сесть.

— Выслушай меня, Дик. Ты не имеешь права жениться. Не заставляй меня объяснять тебе причину. Неужели ты сам не можешь понять, почему я связал тебя этими условиями?

— Я не вижу никаких причин, — возразил Дик. — Она любит меня, и этого достаточно.

Лицо Остина омрачилось еще больше, а в глазах его отразилась душевная боль.

— В таком случае, я должен говорить без обиняков. Причина — этот ужасный порыв к убийству. Сегодня, в припадке разошедшейся ревности ты был готов убить меня, своего брата. Разве есть гарантия, что в другой раз, в припадке необузданной ревности ты не попытаешься…

Дик содрогнулся. Он протянул вперед руки. — Ради Бога, не говори…

— Я должен, чтобы ты увидел в надлежащем свете это кошмарное дело. Подумай о легкомыслии в характере Вивьетты. Она весела, любит, чтобы ею восхищались, по-детски любит поддразнивать; ее желания изменчивы… Будет ли она безопасна в твоих руках? Не наступит ли снова день, когда в твоих глазах появится красный туман и ты опять обезумеешь?

— Не говори больше, — прерывающимся голосом произнес Дик. — Я не в состоянии вынести это.

— Бог знает, что я не хотел говорить все это.

Дик снова содрогнулся.

— Да, ты прав. На мне тяготеет проклятие. Я не могу жениться на ней. Не смею.

VI

Слезы выступили на глазах Остина, когда Дик простонал, что наказание сильнее, чем он в состоянии перенести. Он отвернулся, чтобы Дик не заметил их. Он с радостью отдал бы годы своей жизни, лишь бы избавить Дика от этих страданий, пожертвовать всем, что ему было дорого, но только не своими убеждениями о том, что правильно и что дурно. Он ответствен за Вивьетту. Он не мог подвергнуть ее этому ужасному риску. Он надеялся, что Дик сам поймет это. Объяснять ему было пыткой. Но он не должен был проявить слабость. Барьер между Диком и Вивьеттой возвел не он. Его воздвигли суровые психологические законы, лежащие в основе ненормального. Не считаться с ними было бы преступлением, перед которым содрогалась его душа. Хотя отчаяние, написанное на лице Дика, терзало его сердце, оно все же не могло тронуть его и заставить поступать иначе. Ужасно оказаться в таком положении — в роли исполнителя велений судьбы. Но она кровавыми и огненными буквами написала свое решение, и Дик преклонился перед ним.

— Что станется с нею, — простонал он.

— Здесь будет ее дом, как это всегда было, — ответил Остин.

— Не в этом дело… Но мы ведь разобьем ее сердце. Она отдала его мне как нарочно в ту минуту, когда я должен разбить его. Таково уж мое счастье!

Остин старался утешить его. Сердце девушки не так легко разбить. Больше всего будет страдать ее гордость. Сердечная боль и страдания неизбежны, но время излечивает самые тяжелые раны. В нашей изменчивой жизни ничто не бывает так хорошо, как мы этого хотели бы, и ничто не бывает так плохо, как мы этого боимся. Но Дик не обратил внимания на эти общие места.

— Ей нужно рассказать.

— Но только не о том, что случилось днем! — с живостью вскричал Остин. — Это мы похороним и скроем навсегда.

— Да, — произнес Дик, остановившись перед ним и говоря глухим, ровным голосом. — Мы должны скрыть это. Это совсем не такая красивая вещь, чтобы развертывать ее перед глазами девушки. Она всегда будет стоять перед моими глазами, до самой моей смерти. Но ей надо сказать, что я не могу жениться на ней. Я не могу уехать, оставив ее в неизвестности и заставив вечно удивляться моему поведению.

— Постараемся так или иначе вынести этот ужасный вечер. Избегай быть с ней наедине. Поезжай в Уизерби и на час или даже больше, чем следовало бы. Когда ты уедешь, я все улажу. Предоставь это мне.

Остин закончил одним из своих старых самоуверенных жестов. Теперь это не возмущало Дика. В своем глубоком унынии он видел в Остине более мудрого и более сильного человека.

В четверть девятого они медленно спустились вниз к ожидавшему их кошмарному обеду. Четверо из сотрапезников — Вивьетта, Екатерина и они оба — в состоянии подавляемого волнения, а остальные двое — м-с Уэйр и лорд Банстед, совершенно не подозревающие о вулканических силах вокруг них, при малейшем поводе могущих вызвать катастрофу. Опасность грозила также со стороны Вивьетты, не знавшей решения судьбы. Остин страшился предстоящей пытки; отчаяние и угрызения совести привели Дика в полное оцепенение, он был в таком состоянии, когда люди выше страха. Взявшись за ручку двери в столовую, Остин остановился и посмотрел на него.

— Подтянись, приятель. Играй свою роль. Ради Бога, постарайся выглядеть повеселее.

Дик постарался. Остин содрогнулся.

— Не надо, ради Бога, — сказал он.

Они вошли в столовую, ожидая застать здесь в сборе всех трех женщин и возможно даже лорда Банстеда. К смущению Остина, в комнате находилась одна Вивьетта. Она встала, сделала несколько шагов им навстречу, но вдруг остановилась.

— Какие ужасные физиономии? Можно подумать, что мы накануне казни Дика, и вы являетесь палачом, снимающим с него мерку.

— Дик покидает нас сегодня, возможно — на долгие годы, — проговорил Остин.

— Не вижу, почему бы следовало так сильно печалиться за него, — сказала Вивьетта, тщетно стараясь поймать взгляд Дика.

Она отвела Дика в сторонку.

— Вы прочли мою записку… или, может быть, разорвали ее, как в прошлый раз?

— Я прочел ее, — ответил он, уставившись глазами в пол.

— Так почему же у вас такой плачевный вид?

Он беспомощно ответил, что у него совсем не плачевный вид. Вивьетта была поражена, почувствовала себя задетой и униженной. Она только что сделала серьезный шаг в жизни женщины — сдалась мужчине, что обычно вызывает победный гром труб, столь лестный для слуха. И, действительно, для большинства женщин это признание себя побежденной искупается ликованием, порождаемым им. Но в данном случае за ним как будто последовал похоронный марш. Человек, приговоренный к смерти, утративший роскошное имение в раю и в насмешку получивший в виде возмещения клочок берега Стикса, выглядел бы менее мрачно, чем тот, кому она обещала осуществить заветное желание его сердца.

— Вы не только выглядите убитым, — сказала она возбужденно, — но вообще подавлены горем. Мне кажется, что я имею право знать, почему это. Скажите мне, что случилось?

Она нетерпеливо топнула своей маленькой ножкой.

— Мы еще не сообщили матушке, — объяснил Остин, — и Дик нервничает по поводу того, как она отнесется к новости.

— Да, — подтвердил неуверенно Дик, — это из-за матушки.

Вивьетта раздраженно рассмеялась.

— Я не ребенок, милый Остин. Никогда мужчина не выглядит так из-за своей матери, и меньше всего в ту минуту, когда встречает женщину, давшую свое согласие стать его женой.

Она сверкнула вызывающим взглядом на Остина, но ни один мускул на его посеревшем лице не дрогнул. Ее ожидания были обмануты. Ей не пришлось увидеть ни изумления, ни резкого движения гнева, ни негодующего и упрекающего взгляда. Она продолжала.

— Вы, кажется, не совсем понимаете меня. У Дика два заветных стремления в жизни. Одно — это получить место в колониях, другое — так дал он мне основания предполагать — жениться на мне. Он получил место, и я дала согласие выйти за него замуж.

— Знаю, — сказал Остин, — но вы должны принять во внимание обстоятельства.

— Если это все, что вы можете сказать в пользу своего клиента, — возразила Вивьетта, — то я, право, удивляюсь вашим адвокатским успехам.

— Не кажется ли вам, милая Вивьетта, — сказал ласково Остин, — что мы касаемся деликатной области?

— Деликатной области? — насмешливо отозвалась она. — Мы, кажется, весь день сегодня вертимся на вулкане. Мне это надоело. — Она взглянула на обоих мужчин, высоко подняв голову. — Я требую объяснения.

— Чего? — спросил Остин.

— Поведения Дика. Что с ним произошло? Почему он так несчастен? Скажите мне.

— Но я вовсе не несчастен, милая Вивьетта, — проговорил бедный Дик, тщетно стараясь вызвать на своем лице улыбку. — Я, право, вполне счастлив.

Ее женское чутье презрительно отшвырнуло в сторону его протест. Весь день он сходил с ума от ревности к Остину. Час тому назад в порыве дикой страсти он почти довел ее до потери самообладания. Только за несколько минут перед встречей здесь она обещала ему все, что может дать женщина. И теперь он встречает ее с похоронным лицом и равнодушными уверениями в своем счастье. Даже самая скромная и невинная барышня минувшего века не смогла бы спокойно отнестись к происходящему, не пытаясь заглянуть в душу своего возлюбленного. Вполне естественно, что Вивьетта, дитя более откровенной и более свободной эпохи, не смогла скрывать своего справедливого негодования под личиной девической скромности.