Андрей очень любил задавать провокационные вопросы, которые, на первый взгляд, были очень просты. И его интересовал даже не ответ, потому что он, как правило, давал не более двух вариантов, а то, как человек аргументирует его. Ему было интересно, кто перед ним сидит: мертвая, холодная, не отличающаяся по сути от других глыба льда или произведение ледяного искусства. А задавал он их только тогда, когда в его голове нечто подобное созревало, и он сам находил ответ и аргументировал его для себя. Так однажды проснувшись с очередной девушкой в кровати, он повернул голову в сторону тумбочки, на которой стояли два стакана: с водой и с недопитым виски. Тут и возник вопрос: «вот я проснулся, у меня во рту Сахара, на которой паслось стадо верблюдов, поднимая пыль, испражняясь и плюя себе под копыта. И у меня выбор – что выпить? Стаканчик виски или стакан воды?». В этот момент, спящая рядом девушка, пошевелилась, обратив внимание Андрея на себя. « Безусловно, я выпью стакан воды, – продолжал он размышлять.– Но а как же тогда она? Это тельце скоро проснется с тем же чувством. Нет, это не рвотовызывающая, максималистским поносом отдающая розовая романтика. Это реалии. Она проснется, и ей будет хуево, потому что накануне мы влили в себя изрядное количество алкоголя, а потом она долго трясла головой над моим членом, и, скорее всего, ее укачало. Но та ли эта женщина, ради которой я должен сейчас выпить стакан виски, схватиться за голову, в муках заснуть, чтобы больше не мучила жажда и надеяться, что, проснувшись, она не пойдет за водой на кухню, а поняв мой выбор, выпьет половину стакана, а второй половиной, разбудив меня, поделится. По сути, вопрос даже не в том, что выбрать, а готов ли ты ждать, умышленно себя убивая, ради того, чтобы человек это оценил, разбудил, и разделил». Андрей еще раз посмотрел на рядом мило спящее создание, поцеловал ее в лоб и залпом выпил по очереди стакан воды, а за ним стакан виски.

Это была идея Андрея. Жить ради женщины. Он давно пришел к выводу, что современный мир открывает огромные возможности. Ты можешь поехать в соседнюю страну, а можешь полететь на соседнюю планету – вопрос денег и желания. Но что дальше? Побывал, увидел, ахринел. И? Он всегда стремился стать Колумбом в жизни любой девушки. Своего рода открывать для них Америку. Это могло выражаться в бытовых мелочах, жизненных историях, местах совместного пребывания, сексе и даже в том, как он смотрит на очередную «Нее». Но каждый раз, он приходил к тому, что это все по отдельности, что, да, он показал что-то новое, но дальше не хочется плыть вместе, не хочется показывать больше, нет настроения. Его роковой дар анализировать развитие событий в дальнейшем «путешествии» всегда ему указывал на тот или иной огрех в рядом стоящей, который должен был стать в будущем, как он говорил, «беспросветным и всепоглощающим пиздецом» между ними». И даже не это плохо, а то, что он не видел, за счет какого ресурса эта женщина может его удержать, быть интересной для него на длительный срок и как она с ним совладает. Потому Андрей всегда знал, к чему он плывет на своем айсберге. Он плывет к женщине, которая бы в его жизни стала бы отвечать за бурю в его сердце и покой в его доме, а он за тот самый «пиздец» в Ее жизни, но никак не между ними.

Андрей жил не случайно этой мечтой. Он искренне был убежден, что все женщины никчемные создания. Он всегда приводил в пример исторические справки, в которых места великих, по его мнению, людей занимали исключительно мужчины. А женщины, что порой проскальзывают в истории как творцы выдающихся событий, не более чем случайное исключение, и что даже те без мужчин не смогли бы ничего путного поделать. Заканчивал он свою аргументацию всегда одинаково, примером из современного мира. Что женщина, которая строит из себя бизнес леди, схожа с феминисткой. Он отождествлял и одинаково призирал эти два понятия, потому что феминистки слепо верят в то, что мужчины им не нужны, а бизнес леди считают, что они справятся с мужской работой не хуже сильного пола, что, по сути, косвенно утверждает, что мужики заменимы. Он всегда говорил: « Нет, вагина создана для хера, а хер создан для вагины! Разборки и добыча огня с мясом созданы для хера, а рождение детей для вагины! Не может женщина просто так придти в кабинет и построить 20 хуёв, она их может только поднять своим внешним видом, но не более того. А если происходит именно так, то значит в кабинете нет ни одного нормального хуя, который бы не просто встал, а еще и показал место на себе этой вагине». А если человек, в данном случае женщина, не созидает ничего путного и масштабного в мире– значит он никчемен. Но в тоже время, что бы делали мужчины без них? Ведь для кого они строят этот мир? Для самих себя? Чтобы реализовываться перед самими собой? Чтобы со временем все равно разделиться на два мира– мужчин и гомосексуалистов? Нет, ведь «хер создан для вагины». И ни в коем случае нельзя понимать эту фразу исключительно узко в контексте. Эта фраза таила под собой куда большее. Что мужчина и создан для женщины, что бы ее вести по этому миру, оберегать от этого мира и «почаще трахать, а то этим займется кто-то другой». Но в этот путь нельзя идти с кем попало. Андрей говорил: «Я лучше пробухаю всю свою жизни, меряя на своем члене разные вагины, пока в один прекрасный день мне не скажут: «не продается»,– и я продамся сам, лишь бы лежать на прилавке рядом с ней, чем окажусь в самой чумовой жопе на этой планете, но с завязанными ее дорогим шарфом глазами, залитыми ее бредом ушами и с ее тампонами в носу. Каждому своя вагина и своя попа, и она бывает только одна – это и называется любовью!».

Андрей проживал каждый день как семь, однако неделя убегала за час. Многие вокруг считали, что он прожигает свою жизнь, но через несколько мгновений могли начать восхищаться тем, что он успел в свои годы намного больше, и это «больше» было куда интереснее, чем они в свои более преклонные. А прожигал ее он, потому что он всегда знал, чего хочет, быстро добивался этого и шел в бар. Андрей всегда утверждал, оправдывая свое нетрезвое состояние: « Настоящий мужчина должен быть готов в любую секунду к выпаду, к прыжку, к тому, что он должен сотворить пиздец. Для этого мужчина должен быть всегда пьян, потому что на истинный пиздец трезвый и адекватный человек не пойдет. Он должен быть пьян либо женщиной, либо бухлом. Потому, плесни мне еще…». Его айсберг знал куда идет, несмотря на мутную и глубокую воду, на порывистые, шквальные, а порой предательски ласкающие ветра и чересчур, для многих, большим куском, что под водой.


Накануне

В тусклом свете уличных фонарей, посреди проезжей части бежала черная фигура. Ветер сильно дул в лицо, и от этого бегущему казалось, что он прикладывает неимоверные усилия, но продолжает бежать на месте, то и дело оглядываясь в паническом страхе себе за спину. Силы начинали покидать фигуру, отчаяние все яснее приобретало свои очертания, а его легким с каждым следующим шагом все больше не хватало воздуха. Стремительно приближающийся шорох за спиной бегущего заставил его из последних сил ускориться и свернуть с дороги в сторону двора. Бег участился, и, заскочив под арку одного из домов, фигура почувствовала, что опасность миновала, и остановилась отдышаться. Сердце бешено колотилось, виски пульсировали и, казалось, что чувствуется, как кровь мчится по венам. Вдруг истошный, не человечий, дикий крик в арке заложил уши фигуры. Рожденная фонарями с улицы, которые вдруг начали прерывисто и нервно мигать, тень стоявшего в арке не пошелохнулась. Ее хозяин чувствовал, что он побледнел, что его сердце моментально остановилось, кровь превратилась в застывшую ртуть, голос исчез, а тело окаменело. Страх пронизывал фигуру. Она не могла даже дрожать. Крик продолжал разливаться по всей улице, концентрируясь, казалось, точно в арке. Он постоянно менял точки своего появления, прерывался и моментально с новой силой доносился из совершенного другого места. Ноги фигуры обмякли, руки стали тяжелыми и неподъемными, а шея настолько была напряжена, что не могла пошевелиться. Внезапно, на середине уже привычного ужасного темпа крика, он оборвался. Всем вокруг овладела гармония и спокойствие. Фонари успокоились, а давление между нижней и верхней челюстью фигуры начало снижаться. Кто-то будто со всей силы кинул сердцем фигуры ей в грудь, и то, от мощнейшего и глухого удара, вновь стало биться. Пересохшие и слипшиеся губы разжались, и в арке пронесся дрожащий и глубокий вдох. Руки и ноги оставались неподвижны, но фигура уже предвидела, что через несколько очередных ударов своего сердца, которые отдавали колкой болью в горле, оживающая в его теле кровь дойдет и до конечностей. Шея с глухим скрипом, отдававшим неприятной вибрацией в каждом позвонке, повернулась сначала направо, а потом налево. Фигура оживала. Вдруг появился слух. Только сейчас стоявший в арке понял, что он совершенно все это время ничего не слышал кроме истошного крика. Со стороны выхода на освещенную теплым желтым светом улицу доносился шорох опавших листьев, гонимых сухим ночным ветром. Подуло свежестью. В этот момент ожили ноги фигуры, она повернулась лицом к выходу, ведущему на улицу, и начала к нему робко и неуверенно идти. С каждым следующим шагом спокойствие все больше окутывало движущегося, а его походка становилась размашистей и увереннее. За пару шагов до выхода из арки фигура остановилась в оцепенении. Казалось, что она что-то забыла сделать. Что-то очень важное. Глаза фигуры с грустью закрылись, и, если хорошо присмотреться, то кончики век, что с силой сжались, намокли. Фигура сделала глубокий вдох и закрыла лицо ладонями. В этот же самый момент очень близко и, стремительно приближаясь все ближе, за спиной раздался толи хрип, толи рычание, и фигура почувствовала удар сразу нескольких то ли острых, то ли тупых предметов прямо себе в шею. Тело начало падать лицом вниз, глаза в ужасе раскрылись …

Голова лежащего на спине Андрея дернулась в сторону, а его тело сократилось, будто в него попала молния. Глаза с бешеным адреналином и желанием жить начали вгрызаться в интерьер комнаты, а губы стали то вытягиваться, то втягиваться, при этом помогая часто проглатывать слюну. Глухая, тянущая боль пульсировала чуть ниже затылка, а в виски снова кто-то закручивал саморезы. Еще раз окинув всю комнату взглядом и убедившись, что за окном светло, а вокруг никого нет, Андрей в момент расслабился и закрыл глаза. Несколько резких выдохов, частое сердцебиение приходит в привычный ритм, и молодой человек резко подрывается с кровати. Оказавшись на ногах, Андрей моментально пожалел, что сделал это столь резко и необдуманно. Боль в висках заставила его согнуться в три погибели, и даже из открытого рта Андрея вырвался хриплый, низкий и едва слышный стон. Головная боль была знакома, но к ней невозможно было подготовиться. Каждый раз, когда она приходила, то заставала Андрея врасплох. И каждый раз последний не знал, как долго она будет его сопровождать днем.