Дима в третий раз поинтересовался, куда же все-таки собрался Андрей, и тот признался, вызвав у старшего бармена бурю негодования. Последний посчитал примерное время в дороге, сделав акцент на том, что с Блондинкой уединение тоже будет не мимолетным, но Андрей заверил, что к пяти утра он будет в своей кровати, а завтра откроет бар как положено. После чего они распрощались, а через час Андрей уже подъезжал по неизвестной совершенно ему дороге к Ее городку. В поисках цветочного магазина его вел жизненный опыт и интуиция. Он нашел, по меньшей мере, две-три местных суровых в своем внешнем виде и архитектуре «оранжереи», которые к тому времени были давно закрыты, и уже почти отчаявшись, его взор зацепился за яркую вывеску. Андрей свернул в сторону горящих огоньков и «Да есть же!»– чуть на отшибе от главной дороги, среди потухших в ночи ларьков и летних палаток продавцов дынь и арбузов стоял маленький невзрачный цветочный магазинчик в одно помещение. Андрей через пару мгновений уже был в нем и тут задался вопросом: «Девочка же нестандартная и непростая: розами с папоротником не отделаюсь. А что Она любит? Возьму фейхую какую-нибудь – скажет, что совсем дурной. Ай, возьму, что я люблю. Лилии, обрамленные розами, нормально зайдут». Андрей возбужденно и остроумно завел разговор с продавщицей, которая явно была в недоумении от столь припозднившегося покупателя, но поймала волну настроения ночного любителя цветов. Сообразив под чутким руководством Андрея скромный, но яркий, пышный и ароматный букет, продавщица протянула его в руку заблудшему гусару и пожелала удачи в сердечных делах, на что молодой человек отшутился: «Надеюсь, скоро скуплю Ваш магазин». Усевшись в машину, Андрей незамедлительно начал набирать номер телефона уже к тому времени глубоко и сладко спящей Блондинки.

– Да…– просипел заспанный, но очень милый женский голос.

– Женщина, ты могла бы выйти на улицу? – голос Андрея был раздражительно бодр.

– Что? Андрей, сколько времени? Я сплю.

– Женщина, я под окнами. Просто спустись, мне нужно тебе кое-что отдать.

– Под чьими окнами? Ты с ума сошел? Предупреждать же надо.

– Я, вроде, сказал, что приеду после работы, а ты не дождалась.

– Дурак. Сейчас спущусь, – голос просыпался, и даже в нем проскользнула нотка умиления и смеха.

«Боже! какая Она красивая… Боже! какой ты, Андрей, мудак…»– диалог с все еще истошно бившейся в сознании Андрея Рацухой иногда приобретал комичные образы, но все так же оставался со стороны рассудка трезвым и обдуманным. «Хотя соглашусь, ничего такая даже заспанная. Это ничего не меняет. Дарим цветы, целуем и приглашаемся на чай с потрахушками. Ты посмотри, она уже твоя, остался финальный аккорд, который должен обоим понравиться», – сознание было чистым, ясным, как и всегда правым. Андрей, слушая все это внутри себя, старался как можно скорее чем угодно отвлечься, потому что в эти мгновения ему становилось невероятно противно и мерзко от самого себя. Он еще не связывал это исключительно с Блондинкой, хотя уже понимал, что впервые подобное он почувствовал именно благодаря Ей. Девушка, слегка покачиваясь спросони, подошла к машине, возле которой стоял Андрей и курил, наблюдая как Она, борясь со своим сном, идет от парадной до него. Остановившись, Блондинка предстала в своей девственной бесштукатурной красоте, улыбнулась в глаза молодому человеку и покачала то ли удивленно, то ли одобрительно, то ли с легким гневцом головой, как бы говоря: «ну, и зачем ты приехал в такое время?». Андрей обнял женскую фигуру, стоявшую напротив него посреди мрачного осеннего двора, и снова, прислонив свой нос к Ее шее, глубоко вдохнул. Блондинку этот ритуал по началу пугал и настораживал, но потом Она привыкла, и Ее это начало даже забавлять, хотя Она все равно не понимала, что же такого в ней унюхал очередной ухажер. Так и в этот раз, в ноздрях Андрея засвистел воздух, а девушка содрогнулась от полетевших по всему телу мурашек, и засмеялась. Две фигуры слились в одну в ночной темени и тишине. Это продолжалось не более двух-трех секунд, но в это время руки обоих фигур закутали в объятья образ новой родившейся единой тени и крепко начали сжимать. Руки, за которые отвечала женская часть фигуры, медленно начали плавать по спине мужской части, а мужская кисть прижимала к груди своего хозяина женскую голову, в то время как вторая обхватила намертво хрупкую талию. Брошенная от них, стоящих в объятьях друг друга, тень напоминала себя, как если бы она была трафаретом громоздкого мешка, и только темные волны на асфальте трепыхались в непонятном танце. Это была тень Ее не очень длинных, но крайне выразительных в своем светло-пшеничном цвете и густоте, златого от фонарей, поля волос. Хотя ветер цветом не интересовался, он просто их развивал, равно как ночь маскировала измотанные красные глаза Андрея и уставшие мешки под ними.

Нарушило идиллию двух молодых импульсивность Андрея. Он отскочил от девушки и направился к переднему пассажирскому сидению Ягуара. Открыв дверь, молодой человек поднял голову и попросил закрыть девушку глаза и протянуть руки.

– Андрюш, я не люблю сюрпризы, – Блондинка начала кокетно капризничать.

– Ты помнишь диснеевский мультфильм «Алладин»? Так вот, помнишь, там была принцесса, ею будешь ты. Так же там был простой босяк, который творил всякие штуки для нее– это буду я, видишь, я даже куртку танкиста одел. А еще, ты должна вспомнить, он ей в момент «х» всегда протягивал руку и спрашивал «ты мне доверяешь?». Внимание, подсказка. Она всегда отвечала «доверяю» и протягивала ему в ответ свою руку. Не порти сказку, закрой глазки и протяни ручонки.

Девушка заулыбалась и подчинилась требованию. В следующий момент Она почувствовала в своих кистях что-то твердое, слегка сырое и оно состояло далеко не из одного элемента. Блондинка открыла глаза и окончательно проснулась. Прямо перед Ее лицом был небольшой, но пышный и яркий, наперекор мраку вокруг, букет цветов.

Как все просто. Ночь, ты, она спросони, букет цветов и все. Больше ничего не надо. Как просто: захотеть и приехать, подарив только этим улыбку человеку, а еще долив это чувство обычным ярким ароматным веником, чтобы увидеть, как она радуется непонятно чему. Набор побегов – лишь повод, чтобы оказаться рядом, своего рода билет, чтобы посмотреть на концерт ее голубых глаз, на танец слов, произносимых ее мягкими и приковывающими к месту, на котором стоишь, губами, на тот ветер, что рождается, кажется, с кончиков ее роскошных волос. Но даже букет не гарантирует поход на это шоу, сама повелительница всех этих чудес должна захотеть принять от тебя лично этот никчемный билет в лице цветов. Той ночью, заветный невидимый талончик был в кармане у Андрея…

– Молодой человек!– фигура за стойкой, потерявшаяся в своей тишине и неприметности, подавала признаки жизни только тогда, когда что-то заказывала себе. Она уже с минуту перебарывала свою застенчивость, пытаясь привлечь внимание бармена, но только на третий или четвертый раз, Андрей соблаговолил вынырнуть из своих воспоминаний и заметить гостя.

– Да, слушаю, – Андрей медленно поднял глаза, чтобы не подать виду, что специально не замечал человека за стойкой.

– Мне, пожалуйста, еще плесните и посчитайте.– Было видно, что человек слегка раздосадован невнимательностью Андрея, но его скромность не позволяла ему разозлиться и пойти на открытый конфликт.

Выйдя из бара, молодой человек направился под звуки неугомонного в его машине рок-н-ролла в сторону дома. Сил было много, спать не хотелось. Это то самое состояние, когда Андрей хмелел женщиной, а значит в ближайшее время можно было от него ожидать какой-нибудь пиздец. В эту ночь он проявил себя нестандартно даже для самого себя. Зайдя к себе в квартиру, хозяин уселся за письменный стол, на котором покоился ноут-бук. Открыв крышку монитора и включив свое «чудо техники», Андрей внезапно задумался. Он бросил взгляд на пенал с подаренным ему перьевым «Parker», которым он еще ни разу не пользовался. Рука, как язык ящерицы, выстреливающий в сторону очередной жертвы, резко схватила черную коробочку и понесла ее к Андрею, а вторая еще на полпути до конечной точки уже помогала ее открыть. Внутри была сама серебристого цвета, увесистая и респектабельно выглядящая перьевая ручка. Под основой, к которой она была закреплена двумя жгутиками, скрывался маленький тайничок на несколько чернильных патронов. Андрей закрыл ноут-бук и отставил его на край стола, положив перед собой пенал, а рядом ручку и патроны. Он знал, как пользоваться подобными вещами, и потому уже через минуту ручка была заправлена, а перо после расписки на чистом листе бумаги блокнота, бережно и тщательно протиралось мягкой салфеткой. Андрей извернулся и достал из-под стола тонкую стопку белоснежных бумажных листьев, положил их аккуратно на стол так, чтобы, не дай Бог, один не выглядывал из-под другого. После этого, еще раз насладившись игрой световых отражений от блестящего пера, положил ручку на бумагу и, облокотившись всем весом на спинку стула, озабоченным и тревожным взглядом уставился на поэтичный натюрморт. Это было первое, но далеко не последнее письмо, которое Андрей решился написать Ей. В момент перед началом, когда кончик пера уже дрожал от нетерпения выпустить первую каплю чернил на ослепительно чистый лист бумаги и понести за собой руку пишущего, Андрей думал о Них всех, кому он когда-либо что-либо писал. Это были и друзья нынешние и люди, предавшие к этому времени его, это были и родные и особо трепетно любимые им люди, это были строки из неспокойных армейских времен и просто размышления на бумаге, но отдельное место занимали и те буквы, что он осмеливался писать одной девушке. Это была переписка длиною в шесть, а быть может, и более лет. Андрей не любил вспоминать те времена. Как когда-то он любил этого человека, так сейчас он больше всего хотел, чтобы их как можно меньше связывало что-либо. Он про себя крутил те конверты, на которые он, дай памяти, за все это время получил два ответа, и сожалел, что когда-то позволил себе привязаться к человеку. А сейчас он сидел в тишине, впервые с перьевой ручкой для такого дела, и думал об уже ставшей Своей Блондинке, больше всего боясь, что однажды ему станет совестно и до боли нелепо за все то, что сейчас с ним происходит и что он в течение следующего часа попробует изложить на бумаге. Но вот тело отплевывается воздухом, рука, скрипя в локтевом суставе от усталости, тянется к перу, а спина, приосанившись в пояснице, но позволив слегка провиснуть над столом шее, слегка наклоняется вперед.