Противостояние

Вся наша жизнь это борьба между выборами. Причем это не есть выбор между двумя дОлгами или желанием и дОлгом. Это всегда противостояние между двумя желаниями. Всегда. Вы не назовете ни одного случая, когда бы Вы сделали нечто, что не хотели, а должны. В этот момент главное не путать понятия. Как таковых долга, обязанности, нужды не существует. Это придуманное самим же человеком явление, закрепленное будь то в юридических нормах, нормах общественных принципов и институтов, наконец, в морали. Это искусственное чувство, выдуманное одними людьми, чтобы, так или иначе, подчинить себе других. У нас всегда есть выбор, как поступить в той или иной ситуации, на том или ином жизненном этапе. Дальше мы взвешиваем все «за» и «против». И ту чашу весов, которая в себя накопила слишком много обязательств, навязанных, выше уже было сказано какими источниками, мы и называем нашим «долгом» или «обязанностью». Мы просто взвешиваем риски, на которые идем в случае выбора той или иной чаши, и вероятность того, что мы выберем сторону, где их наименьшее количество мы презюмируем как невозможность отказа от нее, потому что другая сторона несет, так или иначе, плачевные последствия в данной ситуации. Но от этого же никто не умаляет возможность выбора. Вы все равно все также можете выбрать другую чашу. Да, безусловно, она Вам неприятна с той или иной позиции, но ее никогда у Вас не отнимут. Человек, оказавшийся за решеткой, должен сидеть в заключении. Но он может решиться на побег, может попробовать поднять восстание или дебош, но зная, что за этим по отношению к нему будет применено еще большее наказание, он считает свою отсидку долгом. Сын, который не может отдать свою мать в дом престарелых, потому что это противоречит тем канонам воспитания, которые были в него заложены, будет до ее жизненного конца сидеть рядом, считая это своим долгом. Нет, он этого просто хочет. Он хочет остаться верным своим нравственным устоям, выработанным у него, или он боится, что нарушив их, он будет осужден обществом или группой этого общества, а еще хуже самим собой. Так или иначе, наше решение всегда сопряжено со страхом быть наказанным в случае неправильного выбора. Мы всегда делаем то, что мы хотим. Другой разговор: наш поступок оправдан истинным желанием быть независимым от лежащих на весах обстоятельств, или, все же, это страх. Но нужно понимать одну простую вещь– единственная наша истинная обязанность после рождения – это смерть. Мы все должны умереть, хотим мы или нет, а все остальное на наше усмотрение.

– Ты была когда-нибудь на стадионе?

– Нет.

– Тебе понравится, если не замерзнешь.

Андрей не смел взять Блондинку за руку. Он постоянно находил повод Ее приобнять, ограждая от потенциальных толчков плечами со стороны других зрителей, идущих на стадион. Но его глаза очень часто, уцепившись за лик девушки, уже не отпускали его до момента, пока та не станет откровенно смущаться и не одарит его своей чудесной улыбкой. Появилась непонятная робость по отношению к Ней, которая уже продолжалась на протяжении последней недели. Это настораживало Андрея. Он начал замечать за собой, что рядом с привлекательной Блондинкой его голос делается менее грубым обычного и даже порой позволяет себе взять излишне мягкую или высокую ноту. Складывалось впечатление, что Андрей относится к Ней, как к чему-то неприкасаемому и, прежде всего, для себя самого. Он, будто, хотел защитить Ее от самого себя. Все это шло в противоречия и открытый конфликт с Рацухой. При этом, нельзя сказать, что разум Андрея был затуманен или что перед глазами упала розовая пелена. Ни в коем случае. Просто он чувствовал, что относится к этому человеку Так, и что его манера общения с ним такая, потому что он хочет, чтобы она была таковой: заботливая, без резких скачков в настроении, стабильная, но при этом, как бы, шутейная и взрывная. Это не доставляло дискомфорт и не вызывало томительное ожидание в преддверии заслуженной награды в конце подобного испытания, что обычно мелькало в голове Андрея, но не в этот раз. Все шло своим чередом. Блондинка очень умело и с лицом истинной леди держала дистанцию между собой и новым ухажером, изредка позволяя себе или ему оказать более теплый знак внимания. Андрея, привыкшего получать все и сразу, на удивление, этот факт не раздражал и даже умилял. Он видел, как девушка играет свою роль, но как Она делает это грамотно и чисто, без помарок и лицемерия. Он очень боялся Ее спугнуть своим характером, страстью, образом жизни, историями из прошлого. Андрей уже даже отчасти пожалел, что их первое свидание пройдет на стадионе за просмотром футбольного матча, забыв, что изначально это была лишь провокация и расчет, что девушка откажется от подобной идеи, а в противном случае, он насладится любимой игрой. Но каждый раз, когда он смотрел на Ее хрупкое и в каждом движении пронизанное какой-то легкостью тело, и милое, с широко раскрытыми глазами от недоумения, восторгом и страхом в одном взгляде, лицо, он понимал, что девушке действительно все происходящее нравится. Это было главное в тот момент. Его забавляло, что та содрогается, если кто-то из фанатов поблизости начинал выкрикивать какой-то лозунг или речевку, что Она очень смешно, но умело и изящно смотрится на фоне подобного контингента. И, безусловно, ему льстило, что рядом толкущиеся люди и сотрудники полиции, что стояли в кордоне, с жадностью рассматривали девушку, которую в тот момент уже крепко держал сзади за талию Андрей, прикрывая Ее спину от бесчисленной толпы сзади и пытаясь сдержать ее, чтобы девушку не сдавило. Все это взрывало Андрея. Он совершенно не думал о себе. Есть Она, и ей должно все понравиться, любой ценой.

Двадцать тысяч людей, шум, важнейшая игра, любимая игра, в воздухе запах интриги и азарта, гимн, но взгляд лежит только на Ней. Андрей всматривался в Ее лицо, которое было одновременно перепугано и восхищено, насторожено и непонимающе удивлено, оно сияло улыбкой ребенка, которому показали нечто грандиозное, на что его даже самая смелая фантазия была неспособна. Каждый следующий выдох стадиона сопровождался содроганием всего тела Блондинки. Она даже не знала до этого момента, что человечество создало нечто подобное. Андрей увидел в Ней себя. Он вспомнил в эти секунды, как однажды он впервые попал на футбол, и как его тело дрожало от волнения, потому что он не знал, что произойдет в следующую минуту, а правильно ли он себя ведет, а куда нужно глазеть, казалось, на него смотрят все трибуны, а футболисты играют для него и только. Ему было интересно наблюдать за своей спутницей, которая невероятно гармонично контрастировала с происходящим. Блондинка совершенно не была знакома с подобного рода мероприятиями, можно даже сказать, что смотря на Нее, имеет место предположение, что они были Ей не по статусу образа жизни. Это место было, как минимум, нестандартно. Смотря на Ее улыбку и глаза, которые искренне пытались разобраться в нюансах происходящего вокруг, Андрей не понимал, как же Ее мало баловали в прошлом настоящими эмоциями, местами, в которых они сами по себе прорываются.

– А ты говорила, что тебе не нравится футбол,– Андрей попытался перекричать заведенную толпу.

– Я не говорила, что он мне не нравится, я сказала, что его не понимаю,– Блондинка на мгновение отвела взгляд от поля.

– Все очень просто. Двадцать два миллионера гробят свое здоровье на публику. Это зрелищно. Предлагаю сделку. За каждый гол Наших, ты мне даришь поцелуй.

– Посмотрим.

– Конечно, посмотрим! У нас два по сорок пять!– Андрей отвел театрально взгляд, не оставив шанса собеседнице парировать последнее утверждение.

«Вот этот ход мне нравится. Грамотно. Она такая неприступная, а тут нашел лазейку. Вижу старую закалку. Но позволь одно замечание. Как говорил Остап Бендер: «побольше цинизма, людям это нравится». Я не чувствую уверенности и, похоже, ты уже пропустил несколько опасных моментов, пока ее рассматривал»– Андрей в какой-то момент выключался из жизни подобными вторжениями своего рационального начала. Почему так? Нет, это не был навязанный стереотип поведения или желание искусственно себя предохранить от глупостей. Это уже был образ жизни, который помогал всегда оставаться на плаву. Рацуха никогда не подводила Андрея, а даже если и оступалась, то ее пробуксовка на итоге оказывалась куда более удачным исходом, потому что альтернатива предвещала Андрею перспективу быть потопленным в тугой и вязкой трясине. Именно Рацуха всегда вовремя вытаскивала его член из кого-нибудь или, что важнее, не засовывала его в кого-нибудь, именно она всегда отсекала людей от Андрея, которые его окутывают лестью или хвалами, и самое главное, она была тем самым вечно посеянным и иногда цветущим зерном сомнения Андрея по отношению к окружающему миру. «Все вокруг пидорасты. Самый надежный друг и товарищ – это кирпичная стена. По крайней мере, она не отойдет, когда тебе будут стрелять в спину»– Андрею было очень тяжело жить с подобным девизом, он чувствовал, что в глубине души, это совершенно не его взгляд на жизнь. Однако каждый раз, когда он хоть чуть– чуть ослушивался Рацуху, то в конце приходилось опускать виновато перед ней голову и приходить просить прощения за недоверие. Надо отдать должное его «наставнице», она никогда не ругала и не виноватила Андрея. «Ты увидел, ты потрогал, но сегодня трахнули Тебя. Пометь этот день в календарике, в следующем году выпьем». Андрей бесконечно доверял Рацухе, и потому даже в этот момент не нашел, что ей возразить, однако, он поймал себя на мысли, что пропустил ее слова мимо ушей. Это было похоже на то, как если ты сидишь за большим столом, вокруг много людей, и кто-то один именно тебе что-то вещает в ухо. Твой взгляд и внешнее внимание приковано к рассказчику, а, на самом деле, ты слушаешь куда более интересную беседу на противоположной стороне стола. Самое печальное, что в итоге оказываешься вне обоих материалов. Однако можно сделать акцент на противоположной стороне стола. Это надо уметь. И тогда окажется, что, даже не обращая внимания на собеседников, тебе куда больше известно о диалоге между ними, чем о том, что тебе последние 10 минут вливает в уши рядом сидящий, на котором, казалось, ты полностью сконцентрирован, хотя, в общих чертах, в любой момент можно рассказать, о чем был его рассказ. Так и в этот раз. Андрею удалось обхитрить Рацуху. Он все запомнил из ею сказанного, но в то же время, нельзя сказать, что его внимание было приковано исключительно к ней.