Уже лучше.

Глебушка, милый, спасибо тебе! Так злился на меня из-за разбитого «мерса», ругал матом, зверем смотрел… Но в трудную минуту не стал добивать, спас. Поступил, как нормальный мужик, а не мерзавец.

Вот кто мерзавец, так это Андрей Борисович. Ещё и дочка у него гадина. Какая гнусная парочка! Свалились же они одновременно на мою голову. Общение с некоторыми людьми нужно строго дозировать, чтобы не отравиться их ядом. А тут их сразу двое навалилось – на одну бедную Маргариту. От души нахлебалась зловонной болотной жижи…

На полупустой парковке рядом с моим «фордом» стоял автомобиль директора. Наверное, час назад Глеб и этот гад проезжали мимо офисного центра, и директор сразу же приметил на полупустой парковке мою яркую машину. Сказал водителю остановиться, направился в здание… А Глеб, вероятно, через некоторое время заподозрил неладное и двинулся на поиски.

В ярко-белом свете фонаря автомобиль сверкал, словно новогодняя игрушка. Машина замёрзла, внутри было холодно, а я всё ещё содрогалась от нервной дрожи. Глеб сказал не садиться за руль. Но ведь это и есть спасение, самое лучшее обезболивающее. Ласковое урчание мотора успокаивало. Дикий ужас, вызванный мыслью о том, что сейчас могло бы произойти, постепенно вытеснялся радостью счастливого спасения.

Я выехала с парковки, оставляя позади высотку офисного центра. Никогда больше здесь не появлюсь. Почему я не послушалась Виктора? Что теперь ему сказать?

Ничего не скажу.

Машина летела по сверкающей вечерней улице, размеренное движение возвращало к жизни. Город полыхал, опутанный бриллиантовыми лентами огней, мокрый асфальт переливался всеми цветами радуги, мерцали фонари в ярких электрических гирляндах, сияли вывески магазинов.

Мой автомобиль влился в бесконечный поток машин, отдался его плавному течению. Я ехала по городу, смотрела на всполохи рекламных щитов и ощущала себя крошечной частицей человеческого калейдоскопа – цветное стёклышко, сметаемое при каждом повороте колеса судьбы.

У виска просвистела каменная булава, едва не зацепило. Вся жизнь – бесконечное балансирование на грани, ты ежедневно приближаешься к фатальной черте и снова удаляешься от неё. Одна секунда – и твоё существование разбивается вдребезги, разлетается острыми осколками, и вот они уже впиваются в лицо, ладони, сердце, и от вчерашнего благополучия не остаётся ничего.

Но сегодня я опять увернулась.

***

- Чего сидим как на похоронах? – удивилась бабуля. – Лопай давай. Блины с пылу с жару, только что в микроволновке подогрела. Позавчера они тебе очень понравились.

То было позавчера. А сегодня я уже другая – изменившаяся. И блины в меня не лезут.

После вчерашнего нападения я два часа колесила по городу, чтобы успокоиться и прийти в себя… Вспоминала слова Виктора, сказанные в среду, в машине, когда я привезла его из аэропорта. Он прав, я только измучаю и его, и себя. Мы всего четыре месяца знакомы, а переживаний хватит на целую Столетнюю войну. Сколько слёз, нервов, эмоций… и так мало объятий, поцелуев, разговоров. Мы же никогда не бываем вместе!

А я постоянно влипаю в истории. Даже если принимаю разумные решения – в результате всё оборачивается против меня.

Взять, к примеру, Соню. Этим летом она попыталась ограбить магазин. Но в полицию не попала, вовсе нет! Напротив, ей подарили красивый браслет, а ещё горячо извинились, что не смогли с достаточным комфортом обставить её приступ клептомании. Домой после инцидента её привёз на джипе импозантный молодой человек (это был Витя). Всю дорогу она с ним упоённо трындела и получила огромное удовольствие от общения.

А я? Отправилась в офис, чтобы привести в порядок дела перед увольнением. Не хотела поступать по-свински с коллегами. В чём заключалось моё преступление? Его не было! Но в результате едва избежала изнасилования.

У Сони на входе минус, а на выходе всегда плюс.

Почему у меня всё наоборот? Мы же с ней родственницы, у нас гены одинаковые… Но нет, у меня всё всегда наперекосяк. Просто я ужасно невезучая, эта опция идёт в комплекте с моей яркой внешностью.

- Риточка, я тебя не узнаю! – испугалась, в конце концов, бабуля. – Да что с тобой?

- Кажется, у меня гастрит, - нашла я понятное и лёгкое объяснение своему траурному виду. – Болит. Вот здесь.

Бабуля секунду смотрела на меня, а потом схватила любимую тефлоновую лопатку и три раза подряд с грохотом врезала ею по столу:

- Я знала, я знала, я знала! Нельзя было пить столько пепси! Всё, баста! С сегодняшнего дня переходим на спрайт!

- Отлично, - вздохнула я. – Думаю, это поможет.

***

Соня сегодня решила реабилитироваться в глазах мирового сообщества и выиграла у Гриши одну викторину из трёх.

- Наконец-то, бабуля, - сказал ребёнок. – А то я уж боялся, что у тебя Альцгеймер.

- Ах, мой маленький! У меня Кристоф. И это похлеще Альцгеймера, скажу я тебе!

- Кристоф? – удивился Гриша. – Хм… О таком синдроме я не слышал. Потом посмотрю в интернете. А какие симптомы?

- Ах! – бабуля взволнованно задышала и картинно прижала ко лбу заломленное запястье. – Симптомы прелестные! Постоянно хочется петь, плясать и шинковать артишок.

- Круто! Бабуля, а на завтра я приготовил вообще убойные вопросы! – похвастался Гриша.

- Тогда мне конец, – загрустила Соня. - Кристоф мозги капитально сносит, из-за него мне трудно сконцентрироваться.

- Угораздило же тебя!

- Ой, малыш, и не говори!

…В субботу Виктор не позвонил. Наверное, Вадим Михайлович преодолел интернет-зависимость или, всё-таки, поставил кабана выше китайского контракта. Но я даже была рада, что любитель лесной фауны не проявился, потому что совершенно не знала, как с ним разговаривать. Моя тайна разрасталась внутри чёрным облаком и закладывала ватой горло. Голос дрожал и ломался, слёзы постоянно были близко. Вчерашнее происшествие было слишком свежо в памяти, я всё ещё чувствовала спиной и бёдрами каменную тяжесть ненавистной туши. Никогда никому не расскажу об этом. Если я признаюсь, Витя тут же помчится убивать директора. Его обязательно посадят. А это означает, что секс у нас так и будет в три раза реже, чем Олимпиада.

Но промолчать – тоже обмануть. Что же делать?

***

Зато в воскресенье мой блистательный любовник, маркетолог, стрелок, чтец, фокусник, псих и драчун позвонил семь раз! Семь!

Как же я его люблю!

- Всё, убили зверюгу, огромный попался, - кровожадно объявил Виктор. – Умотал нас, зараза. Но это был не его день. Уши торчали, я проверил. Ох, и морда! А клыки! Реальный монстр! Иваныч на седьмом небе, Вадим Михайлович тоже счастлив, всё прекрасно. У «Лебединого гнезда» блестящие перспективы.

- О!

- Фотку не скидываю, он страшный. К тому же, труп. Радости мало на это смотреть. Но мужики вокруг него хороводы водят, в обнимку фотографируются. Иваныч снял видео.

- А сегодня церемония вручения премии «Бизнесмен года». Михаил Иванович не попадает.

- Да ничего страшного. Прямо в лесу и отметим. Сейчас мы передислоцировались на другую базу, цивилизованную, с интернетом и сауной, и начинаем предаваться изысканным и утончённым мужским забавам. Будем хлестать водку.

- Вот это правильный подход, - похвалила я. – Сделал дело – гуляй смело. Ой! А потом у вас будет сауна с девицами? Нет, только не это!

- Боже упаси! - засмеялся Виктор. – У нас чисто мужской коллектив. И потом, хочется свою девушку, родную и любимую, а не какую-то там чужую, многопользовательскую.

- Хорошо, если так… А тебе случайно не удалось выяснить, почему мы все – под руководством Михаила Ивановича - так страстно ненавидим «Сириус»?

- Удалось, - ответил Виктор после небольшой паузы.

- Он тебе рассказал? Вот это да! Что же ему сделал владелец «Сириуса»?

- Рита, извини, не хочу трепаться. У них свои давние счёты.

- Вопрос снимается, проехали. Разумеется, если генеральный тебе доверил тайну, ты не можешь об этом говорить… Я теперь, конечно, умру от любопытства, но это ерунда.

- Не обижайся! Думаю, Мария тебе расскажет. Вы же, вроде бы, подружились.

- Ладно.

- Риточка, ты чем-то расстроена? – уловил моё настроение Виктор.

Расстроена – это мягко сказано… Я окончательно запуталась и не знаю, что мне делать.

- Мне грустно.

- Милая… Потерпи ещё немного. Завтра утром выдвигаемся в обратный путь, - по-своему трактовал Виктор причину моей тоски.

Вот он приедет, такой чудесный, голубоглазый, ненаглядный… И что я ему скажу? Что меня вываляли в грязи эти двое контуженных - отец и дочь?

Не знаю…

Потом моё сокровище названивало в течение дня, планомерно повышая градус веселья. Сколько же у них там водки? В одиннадцать вечера Витя звонил уже вместе с генеральным. Они два раза подряд пропели мне песню «Дым сигарет с ментолом», подсказывая друг другу слова и хихикая.

Потом звонили втроём – подключился Вадим Михайлович – и теперь исполнили «Как упоительны в России вечера». Тут разобрать слова уже было невозможно.

- Спать ложитесь! – крикнула я. – Хватит пить! Как вы завтра поедете?!

- Дело говорит Мар… Рам… Грамарита Дандреевна, - поддержал меня генеральный. – Отбой! Падаем.

- Ритуся, мечтаю… поз… поз-на-ко-мить-ся! – добавил кто-то, наверное, Вадим Михайлович.

Нет уж, увольте. Ещё один мужик.

- Риточка, я тебя обожаю, - горячо прошептал в трубку Витя. В этой компашке он явно был самым трезвым. – До завтра!

- Стоп! – услышала я голос генерального, прежде, чем Витя нажал отбой. – Мужики, подъём… Мы же это… Маше ничего не спели… Марусечке моей!

- Михаил Иванович, да вы что?! Мы ей пропели весь репертуар Стаса Михайлова! Хватит! – отрезал Виктор. – Риточка, ты ещё здесь? Видишь, как тут весело. Всё, пока, целую, до завтра!