Из-за деревьев показывается заплаканная Курбаленко. Она падает на колени, просит прощения – это ведь она завела Павла в чащобу, где их поджидала опасность, это ведь она даже не подумала заступиться за него. Но Павел Лизу не видит. Он смотрит только на Асю.

– Это ты меня спасла? – негромко спрашивает он. – Я этого никогда не забуду. Я теперь всегда буду с тобой!

Держась за руки, они встают, Павел холодными губами целует ее в щеку. Призывно ржет конь. Павел легко вскакивает в седло, сажает перед собой Асю, и они мчатся по просеке через лес, а навстречу им из-за горизонта поднимается ослепительное солнце.

Каждый раз от таких фантазий у Аси кружилась голова, сердце бешено стучало. Она так ярко все видела, что потом какое-то время не могла понять, где находится. Куда подевался лес и почему она сидит на стуле или стоит в коридоре около стены, а не изящно гарцует на красивом скакуне?

Павла надо спасать! Как же это сделать? Записку написать у нее не получилось. Подойти и просто сказать – тем более.

– Ну так вот… – Царькова говорила уже давно, но только сейчас Ася поняла, что обращаются к ней. – Она из кожи вон лезет, чтобы он ее заметил. А он – по нулям. Вообще! Словно ее и нет.

– Светка, зачем ты худеешь? – прервала этот бестолковый поток слов Репина, забыв, что уже спрашивала ее об этом когда-то.

После отъезда Гараевой Асе оказалось совершенно не с кем общаться. Все уже давно разбились на парочки, притерлись друг к другу, и никто не собирался ради страдающей Аси менять установившиеся порядки. Так и получилось, что среди большого класса, находясь постоянно в толпе людей, Репина чувствовала себя одиноко.

«Незадействованной» в 9 «А» оставалась одна Царькова. Она не то что ни с кем не дружила или с ней отказывался кто-то общаться, просто она легко уживалась в состоянии полудружбы со всеми. Светка спокойно могла подойти к кому угодно и заговорить с ним о чем угодно.

Ася же чувствовала постоянную неловкость. Она была не из тех, кто первым начинает дружить. Репина с удовольствием к кому-нибудь пристроилась бы. Но все были заняты, и единственной свободной оказалась Царькова, вот Ася и «зависала» время от времени рядом с ее партой.

– А что еще делать? – подняла пушистую бровь Светка. – Надо же чем-то себя занимать!

Странная это была причина для столь мучительных внешних преобразований. Но, с другой стороны, – когда, действительно, делать больше нечего…

Репиной тоже особенно заниматься было нечем – ни в какие секции и кружки она никогда не ходила, марки не собирала, музыкой не увлекалась. Все это требовало определенных усилий, на которые она была неспособна. Ей больше нравилось мечтать. Забраться с ногами в кресло или встать коленками на стул и уставиться в окно. Там по дорожкам, осенью и весной мокрым, засыпанным опавшими листьями или еще не очистившимся от снега, зимой – занесенным сугробами, а летом – сухим и жестким, – так вот, там ходили люди. И у каждого была своя история. И как было здорово эти истории придумывать! Телевизор смотреть не надо, все можно было и так вообразить.

Но вот именно сейчас ничего толкового у Аси не придумывалось. Над красивой головой Павла сгущались нешуточные тучи, а она бездействовала.

А что сделаешь, если рядом с ним неотлучно вертится Курбаленко! Она Быковского не оставляла ни на секунду. Только если на улице…

– Что там у Леры? – как всегда, не в кассу и, как всегда, с большим опозданием спросила Царькова. – Звонит?

– Нет, – вздохнула Ася. – Один раз только позвонила. И то, связь оборвалась.

– Значит, она Быковскому звонит, – легко предположила Светка.

Репина удивленно уставилась на одноклассницу. Нет, все-таки и Царькова иногда могла выдать что-то умное. Надо найти повод подойти к Быковскому, завести непринужденный разговор и между делом узнать: а вдруг, и правда, они уже обо всем с Гараевой договорились?

И Ася стала искать повод. Но он, как назло, все не подворачивался и не подворачивался. Впрочем, темы для беседы у Репиной тоже не было. Спросить о погоде? Ни за что! Он ее еще примет за дурочку. Значит, надо о чем-то глобальном. Например: где он будет встречать Новый год? Или – как идут занятия в музыкальной школе? Или – как он рассматривает внутреннюю политику их страны, как прогрессирующую или регрессирующую?

Вот, кажется, о политике – самая подходящая тема.

Ася даже перепугала папу, спросив, какую лучше газету почитать, чтобы лучше узнать…

– …О нашей внутренней политике, – с трудом выговорила она и, решив, что этого может оказаться недостаточно, добавила: – И о внешней тоже. Особенно ситуация на Ближнем Востоке меня беспокоит.

О Ближнем Востоке она слышала по телевизору. Конечно, можно было никакие газеты не читать, а все узнать из новостей по телевизору. Но в новостях диктор слишком быстро тарабанит текст, словно ему самому не интересно, что там, на этом несчастном Ближнем Востоке, происходит, так что Репиной ни разу еще ничего не удавалось запомнить. Ни одного имени или названия населенного пункта. А вдруг Павел решит углубиться в детали? А там еще ведь и Дальний Восток есть. И вполне возможно, что Средний тоже. Нет, напечатанный текст куда надежней.

– Ну… – растерянно пробормотал папа, отрываясь от книги. – Возьми газету «Известия» или «Коммерсант». Хотя, в «Коммерсанте», наверное, про внутреннюю политику не очень много пишут. А что случилось-то? В школе задали?

– Задали, – буркнула Репина, подбирая с журнального столика выданную ей мелочь на покупку периодических изданий. – Еще как задали!

В киоске с газетами оказалось негусто.

– «Вечерка» только, – буркнула толстая тетка и исчезла в пуховых объятиях огромного платка.

Ася сунула в окошко кулачок с мелочью. Полученную газету нежно прижала к себе. Это было ее спасение. Это была ее последняя надежда.

Первое знакомство с печатным изданием оказалось неприятным. Газета сильно пачкала руки, пальцы тут же стали черными, а потом этот неприятный черный налет обнаружился на боках светлой сумки и на подоле куртки – вероятно, Ася в задумчивости провела по нему рукой.

В сердцах Репина чуть не выкинула газету в первую же урну. Это надо же, какая невезуха! Развернуть не успела, а уже такая гадость.

Она зло скомкала податливую бумагу, но в последний момент передумала. Что же, она зря деньги тратила? А потом, можно с этой газетой и не носиться, выписать имена на бумажку, и все.

На улице под снегом газета намокла и покоробилась. На сгибах текст уже не читался. Если так пойдет дальше, то кладезь ценной информации растает у нее в руках, и Репина так и не узнает, что происходит на этом несчастном Ближнем Востоке.

Ася добралась до дома, быстро переоделась и забралась в кресло.

Так, посмотрим, что творится в мире! Она пробежала взглядом по заголовкам, про Ближний Восток – ни слова.

«Золотовалюный резерв РФ и других развивающихся стран (таких, как Китай и Сингапур) помогут мировой экономике пережить нынешний кризис».

О чем это они? Где мы, а где Сингапур!

«Изнанка китайского чуда».

Вот оно! На фотографии – полуголый тощий китаец. Что-то про эксплуатацию труда.

Опять не то.

Чемпионат по теннису в Австралии.

Умер актер…

Нет, лучше о золоте. Здесь что-то понятное и не такое мрачное.

После третьего прочтения узкого столбца Репина поняла, что эту абра-кадабру она ни в жизнь не запомнит. По телевизору это все звучало как-то проще.

Из кухни раздались призывные звуки заставки «Спокойной ночи, малыши!». Пятилетние Санька и Ванька отовоевывали себе право не ложиться спать рано. Сначала передача про Смешариков, потом Хрюша со Степашкой, потом можно еще что-нибудь урвать.

Нет, урвать им сегодня не удастся.

– Спокойной ночи, ребята, – пожелал вежливый Филя.

– Кар, кар, кар! – повела глазами в сторону Каркуша.

– А ну, разбежались! – влетела на кухню Ася и подхватила со стола пульт. – Мне надо новости смотреть!

Она стерла с экрана уплывающую кровать – кадр из заключительной заставки «Спокойных ночей».

– Куда? – Половник полетел в раковину, и мать начала быстро вытирать руки полотенцем. – Верни обратно! Там же сейчас будет!..

– У меня новости! – Ася увернулась от протянутой руки и вдавила кнопку переключения каналов, перескочив на что-то развлекательно-дециметровое.

– Ну, и какие новости ты собираешься здесь смотреть?

Все уставились в телевизор, по которому теперь лихо неслась полицейская машина с мигалкой, а мужик в кожаной куртке бежал от нее в подворотню.

– Сейчас найду и буду смотреть! – упрямилась Репина. Кнопка запала, и теперь каналы весело сменяли друг друга, не давая возможности понять, что мелькает на экране. Взрыв. Человек пьет воду. Фигуристка закружилась на одном месте. Черная спина…

– Отец, ты гляди, что она делает! – не выдержала мама.

– Мультики! – первым заголосил Ванька.

– Папка! – бросился за помощью более сообразительный Санька.

– А ну, верни! – пыталась всех перекричать мать.

– Мультики! – верещал с надрывом Ванька.

– Отвали в кровать, – отпихнула маленького брата Ася. – Ща вообще пульт в окно выброшу.

– Отец! Я тебе выброшу! – Мать хлопнула Репину по спине полотенцем.

– Мне для школы! – не сдавалась Ася.

– Мама! Мама! Чего она? – Ванька уже готов был зареветь.

– Ну что ты? – появился на кухне отец, на руках у него сидел Санька. – Все равно, они тебе не дадут ничего посмотреть.

– А мне надо! – не унималась Репина.

– Утром посмотришь!

Воспользовавшись тем, что дочь отвлеклась, мать ловко выхватила у нее пульт и попыталась нажать на кнопку, но каналы самовольно продолжали мелькать на экране.

– Отец, – ахнула мать. – Ты гляди, что она сделала!

– Мультики! – на одной ноте тянул Ванька.

– Я вам тут сейчас устрою мультики! – рассердилась мать. – А ну, живо все в комнату!

– Активнее, активнее! – быстро оценил ситуацию отец, ссаживая Саньку с рук. – Кто первым добежит до кровати, тот будет с игрушкой спать.