«Ну и как это объяснить? Мама, просто одноклассник ткнул меня в спину, я повернулась к нему и…» – сваливать свою вину на кого-то ей не нравилось, маме бы это понравилось еще меньше. А папа любил говорить: «Сам пропадай, а товарища выручай». Дедушка был с ним полностью согласен, он наверняка бы вспомнил войну, когда солдаты плечом к плечу сражались за родину и на целый взвод делили одну папироску. Дед терпеть не мог малодушных людей, это только бабушка таких жалела и приговаривала: «Ну трусишка, что с нее взять? Зайчонок – ничего с этим теперь не поделать». И ее ласковое «зайчонок» звучало куда унизительнее, чем десяток обидных слов деда и отца, вместе взятых.

Рома взбежал по лестнице, остановился на самом верху и засунул руки в карманы темно-синих джинсов.

– Завтра попросим переписать проверочную, и все хоккей, – беспечно заявил он.

– Ты так уже делал? – полюбопытствовала Карина, осматривая разрисованные граффити стены и скамейку без спинки в углу, возле приоткрытой дверцы на чердак.

– Я всегда так и делаю, – заявил парень и уселся на скамейку, после чего похлопал рядом с собой, чтобы она тоже присела.

– А разве по технике безопасности дверь на чердак не должна быть закрыта? – удивилась она, опускаясь на скамейку.

– Да это мы с пацанами сломали замок! Хочешь, крышу покажу?

– Нет, спасибо.

– А чего так? – Рома насупился. – Вся такая правильная, я просто обалдеваю.

– На улице холодно, без куртки можно простыть.

– Болеть классно, – тут же возразил он, – сидишь себе за компом, играешь в игрухи, чатишься с девчонками, попиваешь куриный бульон. Эх, вот бы заболеть, надоела эта дурацкая школа!

– А мне нравится в школу ходить… – Подумав, она прибавила: – Иногда.

– Какая же ты скучная! – фыркнул Рома. – Ну никому, ваще никому эта школа на фиг не сдалась, уж поверь мне, а ты… вундеркинд, блин… правильно Галька про тебя сказала… – парень осекся.

– А что она сказала?

– Да ничего, забей.

Какое-то время они молчали, потом он неожиданно повернулся к ней и воскликнул, точно его осенило:

– Вот видишь?!

– Что? Где? – завертела она головой.

– А-ай! – Он безнадежно махнул рукой и передразнил: – Что, где – на бороде! Я про тебя говорю. Какая ты. Даже настаивать не умеешь!

– А зачем настаивать, если ты не хочешь говорить? – недоуменно вскинула брови Карина.

– Другая бы на твоем месте попыталась узнать, что же сказала Галька… вон Светка бы душу вынула, но выяснила, что ей нужно, а ты… ты со странностями!

– Аа-а-а, вот о чем ты. Так это не странности, просто передавать слова человека, с которым дружишь, кому-то еще некрасиво. Разве нет?

Рома досадливо скрипнул зубами.

– Некрасиво, скажешь тоже! На-армально, так все делают, не парься.

Она не стала спорить и попыталась перевести разговор на другую тему:

– Ты не знаешь, сколько осталось до конца урока?

Парень отодвинул рукав синего свитера и лениво протянул:

– Пять минут. А что, не терпится дневник получить?

Не терпелось ей другое, но она мудро решила об этом промолчать.

Они поднялись, постояли с минуту, рассматривая граффити на стене, а когда стали спускаться по лестнице, Рома неожиданно предложил:

– Слушай, давай поцелуемся?

Не уверенная до конца, что правильно его поняла, Карина обернулась.

– Не-ет, ты не думай ничего такого, – тряхнул он головой, – просто… так надо. – Его руки легли ей на плечи. – Мы быстренько, – заверил парень, – даже не заметишь.

Карина убрала его руки и поправила свой чуть перекосившийся серый бадлон.[1]

– Зачем это еще?

Раздался звонок на перемену.

– Да какая разница? Просто так, раз – и все!

Она отодвинулась от него подальше к стене. Его предложение поставило ее в тупик, даже слов не находилось, чтобы ответить на него достойно и окончательно не покраснеть.

– А как же Света, разонравилась, что ли? – выдавила она наконец из себя.

– Ты не поняла, – поморщился парень, – просто мы чмокнемся у всех на виду, а Светка ревновать станет!

– Ах… вот как.

– Ну да! Чего тебе стоит подыграть мне? – Он самодовольно расплылся в улыбке. – Не каждый день небось, такой шанс выпадает! Подумай!

Слово «шанс» неприятно резануло слух.

– Спасибо, нет, – твердо сказала она и, не дожидаясь, пока он станет дальше уговаривать, спрыгнула с последней ступеньки и направилась к проходу в рекреацию, где уже слышались голоса одноклассников.

– Эй, стой! – крикнул Рома. – Я все уже придумал… стой!

Он догнал ее у самого прохода и сжал в объятиях.

У нее перехватило дыхание, даже оттолкнуть его не было сил. Стало страшно и почему-то одновременно радостно. У него оказалось так много длинных ресниц, их кончики печально смотрели вниз, точь-в-точь как у хорошенького щенка. Она никогда прежде ни с кем не целовалась, только в щечку, и то в детском саду. Колени стали деревянными и не гнулись, она стояла, выпрямившись как палка, и пыталась вспомнить, что же нужно сделать, когда грудная клетка, точно мяч, накачана воздухом до предела.

– Мы быстренько, – шепнул он и прижался к ее губам.

Она сжала челюсти и почувствовала, как его скользкий язык уперся ей в зубы. Неожиданно стало очень смешно. От нехватки кислорода внутри образовался пузырь и неумолимо двинулся наружу. Карина дернулась в сторону как раз вовремя – из горла вырвался громкий хрюк.

Рома в ужасе отшатнулся, его обычно бледное лицо стало пунцовым от стыда. На них ошеломленно смотрели все одноклассники во главе с учительницей по литературе.

Первой опомнилась Света. Она резко развернулась и убежала назад в кабинет. Галя поспешила за подругой, но на полпути вернулась назад, взяла за руку Женю и потащила за собой. Прежде чем переступить порог кабинета, парень обернулся, посмотрел в упор на Рому и покрутил пальцем у виска.

Кто-то перешептывался, кто-то смеялся, некоторые просто смотрели с укором, а Алла Борисовна, прижимавшая к груди их дневники, была вне себя от гнева.

– Алмазова, – неожиданно сиплым голосом произнесла учительница, глядя вовсе не на нее, а на Рому, – за мной… оба!

Опустив глаза, Карина посеменила за учительницей. Спрашивать, куда их ведут, не имело смысла, ответ выбивал монотонный стук учительских каблуков: к директору, к директору, к директору…

«Какой странный день, – подумалось ей, – сколько всего случилось в первый раз. Первое замечание, первый серьезный разговор с мальчиком, первый поцелуй… меня впервые все без исключения заметили… но как ужасно!»

– Это ты виновата! – зло прищуриваясь, пихнул ее плечом Рома. – Даже целоваться толком не умеешь! Деревенщина!

– Ну и нечего было меня целовать, – буркнула Карина. Ей порядком надоело терпеть его пренебрежение и вздорный нрав, пусть даже она подозревала, что вздорность больше показная, чем настоящая. Менее обидно от этого почему-то не становилось.

«Уж лучше как раньше, – промелькнуло в голове, – кому надо обижать невидимку, с невидимками и не разговаривают толком… зато проблем меньше».

Алла Борисовна завела их в уютный, но мрачноватый кабинет директора и сразу же объявила:

– Вот, Михаил Гаврилович, полюбуйтесь! Сорвали урок, выгнала их, а они развратничают в стенах школы вместо того, чтобы посидеть и подумать о своем поведении!

Директор повел из стороны в сторону короткими черными усиками, огорченно отодвинул кружку чая с блюдечком ароматных пышек и уставился на них.

– Разврат – это очень плохо, – печально изрек он, – объяснитесь, будьте любезны, молодые люди.

Было непонятно, серьезен он или шутит, но на всякий случай Карина решила предоставить возможность объясниться Роме, а он не заставил себя долго ждать:

– Михал Гаврилыч, – парень внезапно взял ее за руку, – простите нас, пожалуйста, мы с девушкой влюбились тут. – Он с неподдельным страданием опустил глаза и смущенно прибавил: – Увлеклись немножко, с кем не бывает!

Директор добродушно улыбнулся и посмотрел поверх очков на учительницу по литературе.

– Алла Борисовна, ну что скажете, простим их?

Алла Борисовна прощать никого не планировала, но спорить с директором не стала, вытолкала ребят из кабинета и сердито сказала:

– Я это так не оставлю! Будете мне класс драить! – Она помахала в воздухе их дневниками. – И родителям сообщим, чем вы занимаетесь в учебные часы!

– Ой, да сообщайте, – передернул плечами Рома, – по барабану!

Учительница плотно сжала губы.

– Алмазова, свой дневник заберешь в конце дня, когда придешь мыть класс, а ваш дневник, уважаемый Грачев, я отдам лично в руки родителям. Жду их завтра, ровно в два часа!

– Угу, сто раз, – огрызнулся парень.

Алла Борисовна его то ли не услышала, то ли предпочла сделать вид, но больше ничего не сказала и с гордо поднятой головой зашагала по коридору.

Карина посмотрела на свою ладонь, которую Рома продолжал крепко сжимать, и сказала:

– Можешь отпустить, никто больше на нас не смотрит.

Парень довольно грубо отбросил ее руку.

– Скажи спасибо, что я нас спас!

Она покосилась на него. Благодарить отчего-то совсем не хотелось.

– Ну, что молчишь, язык проглотила?

– А чего говорить-то? – не выдержала Карина. – Если хочешь правду, то вот она: не тыкал бы ты меня на уроке, ничего бы не произошло!

По-щенячьи невинные глаза недоуменно уставились на нее. Так он какое-то время смотрел, потом дружески шлепнул по плечу и заявил:

– Ха, смотрю, начинаешь соображать! – Рома подмигнул ей. – Это даже интересно… знаешь… – он обернулся и умолк.

Позади них стояла Галя. Девушка любимым жестом поправила стриженные под каре белые волосы и сложила руки в разноцветных браслетах на груди.

– Тебе чего? – недовольно осведомился Рома.

– С Кариной хочу посекретничать, – презрительно скривилась Галя, – надеюсь, ты не против, Ромчик?

– Мне-то что, – пожал плечами парень, – я вообще на урок пошел.