Дни проходят, близится бал Лондонской рекламной ассоциации, а я изо всех сил пытаюсь сконцентрироваться и стать идеальной моделью винтажной женщины. Я пересматриваю советы для Достойной Женщины, каждую ночь наношу колд-крем, избегаю Джейми, как преступник избегает поимки — хотя в среду, обедая на балконе, я замечаю его с симпатичной девушкой, по моим предположениям, с Кико, и ощущаю потрясение. Я почти не выхожу на пробежку, вальсирую с бабушкой и даже умудряюсь написать десять тысяч слов для книги. Отослав их Валентине, в ответ я получаю имейл, в котором говорится:

«Чую бестселлер».

И это письмо демонстрирую бабушке, которая, как я и ждала, ударяется в громкие слезы счастья.

Так что все идет согласно плану. Скоро я покончу со всем этим, получу деньги и на самолете отправлюсь в прелестное, теплое и экзотическое далекое место.

Сама.

Что определенно к лучшему.

Определенно.

Бабушка всю неделю перешивает одно из своих старых бальных платьев, чтобы я могла надеть его в субботу. Занимается она этим супер скрытно, в манере Декстера, готовящего комнату к убийству. По всей видимости, она хочет, чтобы «это был приятный сюрприз» для меня. Словно я смогу восторгаться чем-то таким недалеким, как бальное платье.

Хотя, я тревожусь, что все же могу.

В день премии ЛРА я нежусь в кровати, периодически играю в «Биджевел Блиц», пишу для книги и гуглю «помощь — как остановить внезапные и нежелательные захватывающие чувства?», и тут в дверь стучит бабушка.

— Можешь войти! — кричу я, быстро очищая историю посещений в браузере и закрывая крышку ноутбука.

Бабушка, суетясь, заходит с кремовой пухлой вешалкой, на которой висит самый великолепный наряд из всех видимых мною. Он даже прекраснее моих блестящих трусиков с надписью «Сочная». Думаю, я даже громко вдохнула от такой совершенной красоты.

Бальное платье цвета бледнейшего синего льда, без бретелек, с шелковым лифом с косточками, переходящим в многоуровневую воздушную юбку, доходящую до середины икры. На талии замысловатый поясок из серебристого кружева, и вышит он настолько искусно, что разглядеть его возможно только находясь в непосредственной близости. Платье охренительное.

Я подлетаю к нему и трогаю шелковый лиф — он кажется холодным и гладким, на ощупь похож на комбинезон, в котором я собиралась пойти на презентацию «Пчеловода». Люди вроде меня не носят такие платья. Людям вроде меня наплевать на подобные платья. Но оно изумительное. Ради такого платья Саммер вступила бы в кулачный бой, лишь бы оно досталось ей.

— Оно будет великолепно смотреться с твоим цветом волос. — Бабушка аж светится. Затем она бросает взгляд на свои часы. — Которыми нам нужно начать заниматься уже сейчас. У нас не так много времени, а они должны быть идеальными. Поторопимся.

Она аккуратно вешает платье на высокую дверцу шкафа и ведет меня вниз, на кухню, где лежат все ее бигуди и расчески, наборы лосьонов, настоев и косметика — словно она устраивает беспорядочную распродажу винтажных средств для макияжа.

Бабушка решает, что сегодня мои волосы будут уложены широкими гладкими волнами с экстремальным пробором а-ля Вероника Лейк. Пока я на айфоне смотрю «Нетфликс», она напевает песни Дорис Дэй и целую вечность накручивает мои волосы на огромные бигуди, нагревает их феном, раскатывает, укладывает с помощью сыворотки для волос и потом сбрызгивает лаком, чтобы те держались, даже если наступит конец света. Я пытаюсь не допустить смерти от удушья и прикрываю рот и нос воротом халата. Пока бабушка красит меня (подводит черной подводкой глаза, завивает ресницы и наносит малиновую помаду), я пытаюсь сосредоточиться на руках, а не на том, как Лео может выглядеть в смокинге.

Когда мои волосы, макияж и ногти готовы, бабушка помогает мне втиснуться в винтажное утягивающее белье, корсет, заостренный бюстгальтер без бретелек и, наконец, в платье. Я быстро сбегаю по лестнице к большому зеркалу в вестибюле, а бабушка взбудоражено следует за мной.

— Твою мать, — шепчу я, реагируя на отражение в зеркале.

В данных обстоятельствах бабушка притворяется, что не слышит моих ругательств. Откровенно говоря, если бы она ругалась, она бы, вероятно, сказала то же самое.

Потому что я выгляжу нереально. Кристально-синий цвет платья с моей бледно-кремовой кожей и рыжевато-золотистыми волосами смотрится сумасшедше круто. Мой макияж безупречный, прическа тем более, шея кажется длиннее, талия еще тоньше, нет никаких накладных ресниц, пятен от загара или от фастфуда.

Я выгляжу как кто-то совсем другой.

Я — Люсиль.

Мне представляется реакция Лео, когда он увидит меня и своим видом вызовет щекочущие ощущения у меня внутри.

Затем я мысленно легонько бью себя. Это не по-настоящему. Не замечтайся. Оставайся сфокусированной.

Пич галопом сбегает по ступенькам.

— Ох, мамочки, Джесс. Ты выглядишь так, будто отправляешься на «Оскар».

Я кручусь на месте и смеюсь от удовольствия. Пич выглядит эпично. Ее пушистые темно-русые волосы уложены в блестящие кудри и маленькими заколками с камнями убраны назад. На ней прекрасное насыщенного темно-синего цвета бальное платье из тафты, а на плечи накинут сатиновый шарф в тон. Эти цвета отлично сочетаются с ее светящейся розоватой кожей.

— Ты выглядишь потрясающе, — говорю я ей. — У Гэвина не будет слов.

Улыбка Пич мгновенно сменяется хмуростью. Черт. Я и забыла, что Гэвин на самом деле не слишком многословен.

— Шучу! — быстро поправляю я себя. — В общем, если что-то пойдет не так, помни — я буду там, чтобы смазать колеса вашего разговора. Не беспокойся.

— Обещаешь?

— Еще как. — Мы ударяемся кулаками, а бабушка, гладя на нас обеих, озадаченно качает головой.

Когда бабушка снова суетится у моих волос, разглаживая их и своими тоненькими ручонками отбрасывая пряди назад, мой мобильный начинает трезвонить, сообщая, что машина, нанятая Лео, чтобы забрать нас, прибыла.

— Помни, Джессика, — наставляет меня бабушка, пока мы идем к входной двери. — Сегодня ты представляешь Лео на важнейшем для него вечере в году. Ты должна быть самим воплощением элегантности. Женщиной, с которой захочет быть каждый мужчина на балу, той, чей секрет возжелает знать каждая дама. От того, как ты поведешь себя сегодня, будет зависеть весь проект: либо он удастся, либо провалится.

Я кривлюсь.

— Боже. Хватит давить.

Бабушка берет меня за руку и сжимает ее. От эмоций ее большие глаза снова заволакивают слезы.

— Я верю в тебя, дорогая.

Уф. Очередная теплая быстрая волна внутреннего трепета. Я прижимаюсь к ее щеке нежным поцелуем. После него на коже бабушки остается малиновый след, добавляя ее невероятной бледности кричащей яркости.

— Спасибо, ба. Спасибо за веру. Круто. Потрясно. Ладненько.

Я быстро открываю ящик комода, стоящего в коридоре, и достаю оттуда посылку, доставленную Гэвином. Разрываю плотный конверт и вынимаю из него вытянутую коробочку в темной блестящей подарочной бумаге.

— Что это? — спрашивает бабушка.

— Ох, эм… Это просто… тушь, которую я купила. Открою ее по пути. — Я засовываю коробочку в серебристо-жемчужный клатч. Конец коробки торчит из сумочки. Бабушка хмурится с подозрением. Игнорируя ее, я поворачиваюсь к застегивающей свою вечернюю сумочку Пич и вижу ее широко распахнутые глаза и выражение ужаса на лице из-за предстоящего свидания с Гэвином. Ее первое взрослое свидание.

— Давай сделаем это, — выкрикиваю я, хотя звучит немного более глухо, чем мне хотелось.

— Повеселитесь! — говорит нам вслед бабушка, словно мы не принимаем участие в подлом плане, а идем на социальное мероприятие, куда нас пригласили по-настоящему.

Когда мы проходим половину ступенек, бабушка внезапно выглядывает из-за двери.

— Стойте! Подождите!

Мы с Пич разворачиваемся, покачиваясь на каблуках.

— В чем дело? Мы что-то забыли?

Бабушка смотрит себе под ноги.

— Эм… Лицевая Книга, которая нравится тебе в Интернете…

— Да?

— Как мне… Как мне найти ее на компьютере?

— Ты хочешь зайти на «Фейсбук»?

Ее губы дрожат.

— Может. — Она задирает подбородок. — Пока не знаю.

Мы с Пич глядим друг на друга с удивлением и разражаемся громким хохотом. За последние несколько недель произошло много странных событий, но заходящая в социальную сеть Матильда Бим может быть самым необыкновенным происшествием из всех.