Джон Грин - Виноваты звезды

– «Стеклянный мамин глаз повернулся внутрь», – начал Огастус. Пока он читал, я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу.

Проверив час спустя почту, я обнаружила толпу потенциальных покупателей – нам было из кого выбрать. Поразмыслив, мы остановились на человеке по имени Дэниел Альварес, который прислал фотографию своих троих детей за компьютерной игрой и подписал: «Я очень хочу, чтобы они хоть изредка гуляли». Я написала ему и предложила забрать качели, когда ему будет удобно.

Огастус спросил, не хочу ли я поехать с ним в группу поддержки, но я устала от напряженного дня Боления Раком и отказалась. Мы вместе сидели на диване, когда он сначала вдруг рывком встал, а потом тут же упал обратно и быстро поцеловал меня в щеку.

– Огастус! – воскликнула я.

– По-дружески, – заверил он, снова оттолкнулся и на этот раз встал по-настоящему. Сделав два шага к моей матери, он сказал: – Видеть вас всегда удивительно приятно. – И мама раскрыла ему объятия, а он нагнулся, поцеловал мою маму в щеку и обернулся: – Видишь?

Я пошла спать сразу после ужина, и урчание ИВЛ заглушило звуки остального мира за пределами моей комнаты.

Качелей я больше никогда не видела.

Я спала долго, десять часов, возможно, из-за медленного выздоровления, или потому, что сон борется с раком, или потому, что я подросток без определенного времени пробуждения. Я еще недостаточно окрепла, чтобы вернуться к занятиям в колледже. Когда я почувствовала, что уже хочу встать, я сняла маску ИВЛ, вставила в нос канюли, включила оксигенатор и вынула из-под кровати ноутбук – я сунула его туда накануне вечером.

В почте оказалось письмо от Лидевью Влигентхарт.

Дорогая Хейзел!

Я получила уведомление от «Джини», что вы с Огастусом Уотерсом и вашей матушкой будете в Ам-

стердаме четвертого мая. Осталась всего неделя! Питер и я очень рады и с нетерпением ждем возможности с вами познакомиться. Ваш отель, «Философ», всего через улицу от дома Питера. Наверное, дадим вам денек прийти в себя после перелета и, если вам удобно, встретимся в доме Питера пятого мая часиков в десять утра, и за чашкой кофе он ответит на ваши вопросы о его романе. А после, если захотите, можем пройтись по музеям или посетить дом Анны Франк.

С самыми наилучшими пожеланиямиЛидевью Влигентхарт,помощник-референт сэра Питера ван Хутена,автора «Царского недуга».

– Мама, – сказала я. Она не ответила. – Мама!! – заорала я. Снова ничего: – Ма-ма!!!

Она вбежала, завернувшись в старое вытертое розовое полотенце, придерживая его под мышками, мокрая и слегка испуганная:

– Что случилось?

– Ничего. Прости, я не знала, что ты в душе, – сказала я.

– В ванной, – поправила мама. – Я… – Она закрыла глаза. – Просто хотела пять секунд полежать в ванне. Прости. Что случилось?

– Можешь позвонить в «Джини» и сказать, что поездка отменяется? Я получила и-мейл от помощницы Питера ван Хутена, она думает, что мы едем…

Мать поджала губы и, прищурившись, посмотрела куда-то мимо меня.

– Что? – спросила я.

– Я не должна говорить тебе до прихода папы…

– Что? – взвыла я.

– Поездка не отменяется, – объяснила она наконец. – Вчера нам звонила доктор Мария и произнесла убедительную речь, что ты должна жить своей жи…

– Мамуля, я тебя обожаю!!! – завопила я, она подошла к кровати и позволила себя обнять.

Я написала Огастусу сообщение, потому что он был в школе.

«Третьего мая ты еще свободен?» ☺

Он немедленно ответил: «Все понял. Уотерс».

Если проживу еще неделю, то узнаю все ненаписанные секреты матери Анны и Тюльпанового Голландца. Я заглянула себе за ворот блузки.

– Подведете – убью, – прошептала я своим легким.

За день до того как лететь в Амстердам, я посетила группу поддержки – впервые после знакомства с Огастусом. Состав пребывающих буквально в сердце Иисуса несколько изменился. Я приехала рано, и вечно сильная Лида со своим аппендикулярным раком пересказывала мне последние новости, пока я ела магазинное печенье с шоколадной крошкой, прислонясь к столу с десертами.

Двенадцатилетний Майкл с лейкемией умер – по словам Лиды, после отчаянной борьбы. Можно подумать, существует другая манера бороться. Остальные пока ходят. Кену после курса облучения ставят «отсутствие признаков рака». «У Лукаса рецидив», – сказала Лида с грустной улыбкой, дернув плечиком, как говорят об алкоголике, который снова запил.

Красивая пухленькая девочка подошла к столу поздороваться с Лидой и представилась мне: «Сьюзен». Я не знала, что у нее, но заметила шрам, идущий вдоль носа до губы и дальше через щеку. Она старалась замазать его косметикой, но только сделала еще заметнее. Я начала немного задыхаться от долгого стояния, но только я сказала: «Пойду присяду», как дверцы лифта открылись и появился Айзек с матерью. Айзек был в темных очках, одной рукой он цеплялся за мать, а другой держал трость.

– Хейзел из группы поддержки, не Моника, – предупредила я, когда он подошел достаточно близко.

Айзек улыбнулся и сказал:

– Привет, Хейзел. Как дела?

– Прекрасно. С тех пор как ты ослеп, я сказочно похорошела.

– Наверняка, – согласился он. Мать подвела его к стулу, поцеловала в макушку и побрела обратно к лифту. Он ощупью опустился на сиденье. Я устроилась рядом.

– А как твои дела?

– Нормально. Отпустили домой, дома вроде лучше. Гас сказал, тебя клали в интенсивную?

– Да, – подтвердила я.

– Фигово, – подытожил он.

– Мне уже гораздо лучше, – заверила я. – Завтра еду с Гасом в Амстердам.

– Знаю. Я в курсе всех твоих новостей, потому что Гас. Не. Способен. Говорить. Ни. О. Чем. Другом.

Я улыбнулась. Патрик откашлялся и сказал:

– Давайте присядем. – Тут он заметил меня: – Хейзел! Как я рад тебя видеть!

Все сели, Патрик принялся рассказывать историю потери своей мошонки, а я, как обычно, обменивалась вздохами с Айзеком, жалея всех в этом подвале, а заодно и за его пределами, перестав слушать разговор и сосредоточившись на своей боли и удушье. Мир живет своей жизнью, даже если я участвую в этом вполсилы. Из задумчивости меня вывело произнесенное кем-то мое имя.

Говорила Лида Сильная, Лида в Ремиссии, светловолосая, налитая, крепкая Лида, которая выступает за свою школу в соревнованиях по плаванию. Лида, потерявшая только аппендикс, произнесла мое имя, сказав:

– Хейзел меня ну так вдохновляет! Она не сдается, она продолжает бороться. Просыпается каждое утро и начинает борьбу не жалуясь. Она такая сильная, намного сильнее меня. Хотела бы я иметь такую силу!

– Хейзел! – сказал Патрик. – Что ты чувствуешь при этих словах?

Я пожала плечами и посмотрела на Лиду:

– Хоть сейчас отдам тебе свою силу в обмен на твою ремиссию.

Едва я договорила, мне сразу стало стыдно.

– По-моему, Лида имела в виду другое, – сказал Патрик. – Я думаю, она…

Но я уже перестала слушать.

Помолившись за живых и выслушав бесконечную литанию мертвых (с Майклом в самом конце), мы взялись за руки и сказали:

– Жить сегодня, как в лучший в жизни день!

Лида тут же подбежала ко мне, переполняемая извинениями и объяснениями, но я отмахнулась:

– Все в порядке. – И добавила, обращаясь к Айзеку: – Хочешь проводить меня наверх?

Он взял меня под руку, и я пошла с ним к лифту, радуясь, что нашла предлог не подниматься по лестнице. Я почти дошла до лифта, когда увидела его мать, стоявшую в уголке Буквального Сердца.

– Я тут, – сказала она Айзеку.

Он переключился с моей руки на мамину и спросил:

– Хочешь к нам в гости?

– С удовольствием, – согласилась я. Мне было очень его жаль. Терпеть не могу, когда люди относятся ко мне сочувственно, но ничего не могла с собой поделать: я очень сочувствовала Айзеку.

Айзек жил в маленьком частном доме в Меридиан-Хиллз рядом со своей дорогой частной школой. Мы сели в гостиной, его мать ушла в кухню готовить ужин, и Айзек спросил, не хочу ли я сыграть.

– Давай, – сказала я. Он попросил пульт, я подала, и он включил телевизор и подключенный к нему компьютер. Телеэкран остался черным, но через несколько секунд оттуда раздался низкий голос.

– «Дезинформация», – послышался голос. – Один игрок или два?

– Два, – ответил Айзек. – Пауза. – Он повернулся ко мне: – Я часто играю с Гасом, но меня бесит, что в видеоиграх он законченный самоубийца. Слишком агрессивно бросается спасать мирных жителей и вообще.

– Да уж. – Я вспомнила Ночь разбитых призов.

– Снять паузу, – скомандовал Айзек.

– Первый игрок, идентифицируйте себя.

– Сейчас звучит сексуальный голос первого игрока.

– Второй игрок, идентифицируйте себя.

– Я буду вторым игроком, наверное, – отозвалась я.

– Старший сержант Макс Мейхем и рядовой Джаспер Джекс проснулись в темной пустой комнате площадью примерно двенадцать квадратных футов.

Айзек показал на экран, будто я должна говорить с ним или еще что.

– Хм, – сказала я. – Выключатель есть?

– Нет.

– А дверь есть?

– Рядовой Джекс нащупал дверь. Она заперта.

– Над притолокой есть ключ, – вмешался в разговор Айзек.

– Да.

– Мейхем открывает дверь.

– В комнате по-прежнему абсолютно темно.

– Достаю нож, – сказал Айзек.

– Достаю нож, – прибавила я.

Из кухни выскочил мальчишка – брат Айзека, подумала я, – лет десяти, тощий жилистый непоседа, вприпрыжку пробежал через гостиную и крикнул, очень хорошо подражая голосу Айзека:

– И закалываюсь.

– Сержант Мейхем вонзает нож себе в шею. Вы уверены, что…

– Нет, – сказал Айзек. – Пауза. Грэм, не заставляй меня подниматься и навешивать тебе пинков.