И вот теперь Гилберт великодушно, но без всякого сочувствия, что не могло не вызвать у нее досады, заявляет:

— Ради бога, возьмите эту девицу Кинг, если вы в состоянии переносить ее нытье. Должен предупредить, что ей придется здесь основательно потрудиться, и вам, пожалуй, следует подготовить ее к тому, что Ярраби — место изолированное и уединенное. Такая женщина, как миссис Джарвис, ничего не будет иметь против этого обстоятельства. Все это весьма существенные соображения, которые надо иметь в виду, когда нанимаешь прислугу в Австралии.

— Вчера вы так не говорили.

— Действительно не говорил, дорогая моя. Простите! Мне следовало бы это сделать.

Лицо Гилберта было точно таким же, как вчера, но теперь Юджиния не могла смотреть на него, не думая о загадочных и страшных событиях прошлой ночи. Ее удивляло, что эти события никак не отразились на его лице; только синие глаза от пережитого волнения, пожалуй, стали еще ярче. Вчера, перед тем как уснуть, она смотрела на звезды, и они казались такими умиротворяющими; а когда проснулась и увидела сияющее солнечное утро за окном, на нее нахлынула волна счастья и радостного оживления…

Однако сейчас крышу обдавал пышущий жаром полдень. Миссис Келли задернула шторы, чтобы ослепительный свет не проникал в комнату. В результате воцарилась полутьма, которая не приносила прохлады, и было трудно дышать. Постоянный стрекот цикад в саду действовал на нервы. Юджинии нестерпимо хотелось вытереть покрывшийся испариной лоб. Маленький лоскуток кружевного платка, зажатый в ее ладони, сразу же намок, от него явно нет никакого толку…

Гилберт со своим непреклонным выражением лица тоже ее огорчал. Он когда-то говорил, что всегда добивается того, чего хочет. В данном случае по какой-то причине, без сомнения вполне уважительной, он хотел, чтобы в его доме служила ссыльная женщина.

Юджиния вынуждена была признаться самой себе, что, узнай она о Молли Джарвис при других обстоятельствах, она тоже прониклась бы сочувствием к горю, постигшему эту женщину.

История про хозяина-волокиту была вполне правдоподобной. Такие случаи далеко не редкость. В прошлом Юджиния и ее сестры испытывали глубокое сочувствие к несчастным служанкам.

Почему же сейчас она ведет себя столь неразумно? Ведь не приревновала же она Гилберта, проявившего вдруг такой большой интерес к бедной женщине?

— Но ведь у нее будет ребенок? — воскликнула она.

— Вы не любите детей?

Разве дело в этом? Юджиния вся кипела от негодования.

— Почему же? Конечно, я люблю детей, но бывают такие обстоятельства, при которых их появление на свет не слишком желательно.

— Миссис Джарвис зачала этого ребенка, состоя в законном браке. Но даже если бы дело обстояло иначе, в этой стране существуют условия, делающие появление незаконнорожденного ребенка простительным. Здесь не Англия. Или, правильнее будет сказать, не та Англия, которую знаете вы.

Глаза Юджинии сверкнули.

— Вам незачем напоминать о том, что мне повезло в смысле рождения и воспитания.

— А ведь, пожалуй, именно об этом я и должен напомнить, чтобы вы больше сочувствовали тем, к кому судьба была менее благосклонна. А теперь давайте покончим с этой проблемой.

Голос Юджинии стал таким же холодным, как у Гилберта:

— Если вопрос уже решен окончательно, почему вы просите меня побеседовать с этой женщиной?

— Потому что я надеялся, что вы отнесетесь к этому совершенно так же, как и я. Я надеялся увидеть в ваших глазах жалость.

— Вы считаете меня бессердечной?

— Вовсе нет. Но, сочтя возможным вступиться за Джейн, почему вы отказываетесь помочь кому-то, нуждающемуся в помощи гораздо больше, чем она?

— Вероятно, потому, что она не моя протеже, а ваша, — заявила Юджиния и тут же спохватилась — как это у нее вырвалась такая бессмысленная необдуманная реплика?

Досада Гилберта мигом исчезла, и глаза заискрились добродушным юмором:

— Дорогая моя, мне нравится ваша честность. Может, вы испугались, что я не позволю вам управлять вашим собственным домом? Конечно же, позволю. Вы будете полновластной хозяйкой. Я попросил вас всего лишь побеседовать с этой женщиной. Если она вам не понравится, мы больше не станем говорить об этом, я вам обещаю. А теперь послушайте: сегодня вечером мы приглашены на обед к моему старому другу Уильяму Уэнтуорту в Воклюз, а потому я хочу, чтобы мы перестали хмуриться и выглядели как можно лучше. Побеседуйте с миссис Уэнтуорт и другими дамами о том, как у них обстоят дела с прислугой. Вы убедитесь, что по здешним требованиям Молли Джарвис — просто находка.

Однако случилось так, что женщины, собравшиеся в тот вечер за обеденным столом, гораздо больше интересовались модами, чем прислугой. Каждая деталь туалета Юджинии подверглась обсуждению. Ее пышные сверху и суживающиеся книзу рукава — сейчас самый модный покрой в Лондоне? Какие в этом сезоне носят шляпки? Войдут ли когда-нибудь снова в моду прохладные муслиновые платья с высокой кокеткой? Они были такие прозрачные, что просто оторопь брала. Одна из дам припомнила, как ее тетя, младшая сестра матери, явилась в таком платье на обед. Надо сказать, оно было красивым — по прозрачной ткани рассыпаны розовые бутончики. Но ее формы под платьем были настолько ясно различимы, что находившийся в гостях священник, не говоря ни слова, вышел из комнаты и уже не вернулся.

Если бы не удушливый зной и непрерывный стрекот цикад, Юджинии могло показаться, что она присутствует на званом обеде где-то в Англии. В спальне, где дамы оставляли свои накидки и шали, стояла старинная кровать под ситцевым балдахином. Стены, по обеим сторонам винтовой лестницы, и вестибюль украшали большие, писанные маслом картины. Гостиная была выдержана в строго английском стиле: полосатые обои, зеркала в позолоченных рамах, массивная, удобная мебель. Дом оказался гораздо более пышным, чем она ожидала. Даже на обеденном столе — серебро, хрусталь и очень красивый фарфоровый сервиз.

Все это подействовало на Юджинию ободряюще. В конечном итоге, оказывается, здесь люди могут вести цивилизованный образ жизни. Теперь она радовалась тому, что бабушка уговорила ее взять с собой тонко отделанную французскую кровать и антикварные вещицы, которые раньше казались совершенно здесь неуместными. Она постарается сделать дом, построенный Гилбертом, таким же красивым, как этот. Они тоже будут принимать гостей, притворяясь на какое-то время, что нет за стенами дома первозданных, диких земель. Эти мысли заставили ее посмотреть на Гилберта, и она перехватила его взгляд. Когда он улыбнулся в ответ на ее легкую, сдержанную улыбку, сердце Юджинии затрепетало: она поняла — таким взглядом смотрят любящие. Наверное, все-таки и она его любит.

Мистер Уэнтуорт, о стремительной карьере которого Юджиния мало знала, кроме того, что в Сиднее к нему относятся очень по-разному и далеко не везде охотно принимают, вел себя по отношению к ней очень галантно. Это был красивый мужчина с высоким аристократическим лбом, гладко зачесанными назад густыми, блестящими волосами, чуть вьющимися на затылке. Однако он был деспотичен и самоуверен. Когда речь зашла о вине, производимом Гилбертом, мистер Уэнтуорт сказал, что, по его мнению, Гилберт совершает ошибку, делая ставку только на вино.

— Вы ведь слышали, что вчера сказал губернатор в палате представителей: наше богатство — шерсть, и если колонисты хотят сохранить богатство, им необходимо заниматься овцами.

— Я никогда не был богат, — мягко возразил Гилберт.

— Не были и можете никогда так и не разбогатеть, если не начнете разводить овец. У вас масса земли. Ведь вам дали тысячу акров, не так ли? Не можете же вы занять всю эту землю под виноградники.

— Совершенно верно. У меня есть стадо коров и немного овец, которых я держу, чтобы иметь, когда захочу, баранину, но в остальном, — упрямо заявил он, — я намерен вложить всю свою энергию в виноградник. Если хочешь преуспеть, нельзя разбрасываться, надо ставить перед собой какую-то одну цель.

— Ну что ж, желаю удачи, — сухо сказал Уэнтуорт. Он жестом приказал слуге открыть еще одну бутылку вина Ярраби, преподнесенную Гилбертом, и произнес уже громче, обращаясь к сидевшему за столом обществу: — Надо выпить столько, сколько мы сможем, чтобы способствовать преуспеванию нашего друга.

После обеда мистер Уэнтуорт пожелал показать Юджинии свои сокровища. Он купил Воклюз на открытом аукционе, и хотя юридическое право на дом и поместье не было окончательно определено и судебная тяжба по этому поводу еще продолжалась, он, не теряя времени, сооружал пристройки, кое-что ремонтировал и благоустраивал. Ему хотелось, чтобы его дом стал одним из лучших в колонии.

— Но, как я слышал, мисс Личфилд, вы тоже будете жить в очень хорошем доме в Парраматте.

— Да, хотя я его еще не видела. Пока что мистер Мэссинхэм только рассказывал мне о нем.

— В таком случае позвольте мне сказать, что для его ноной хозяйки он никогда не будет слишком хорош.

Юджиния потупила глаза. Право же, этот человек немного больше, чем следовало бы, выказывает ей свое восхищение.

Бесс Келли говорила, что он незаконнорожденный сын одного молодого удачливого мошенника, который вскоре после вынужденного прибытия в Австралию быстро нажил большое состояние, что позволило ему послать своего сына учиться в Англию. Но Уильям Уэнтуорт и сам был человеком новой породы — человеком, родившимся в Австралии и принимающим ее интересы близко к сердцу. Он еще заставит о себе говорить. С этим человеком стоит водить знакомство, говорил Гилберт. Ведь именно в таких домах, как дом Уэнтуортов, австралийцы научатся по-новому — цивилизованно — относиться к вину.

Хороший вкус, царивший в Воклюзе, произвел на Юджинию отрадное впечатление, и она была счастлива, что Гилберт сегодня доволен ею. Она быстро усваивала, что от нее требуется. В этой стране самое главное для человека — быть терпимым. Поэтому она решила быть как можно любезнее с хозяином дома, восхищаться мебелью, купленной в Венеции и Берлине, громадными картинами, итальянскими мраморными каминами, французскими часами и дорогим фарфором. Она почти забыла о такой неприятной теме, как ссыльные и нищета.