— Все равно так будет, — безнадежно молвила Юджиния. Глаза ее наполнились слезами. — А мне так безумно хочется уехать домой!

Миссис Эшбертон похлопала ее по руке. Юджиния заметила, как кольца врезались в распухшие пальцы старой женщины.

— Я знаю, дитя мое, знаю. Хотя иногда и подозреваю, что вы путаете тоску по родине с чем-то совсем другим. Однако не осуждайте меня за создавшееся положение. Если бы я не помогла Гилберту, он нашел бы средства в другом месте. Гораздо лучше, чтобы он был в долгу у меня. И пора вам понять, что вы соединили свою жизнь не только с мужчиной, но и со страной. Как говорят при венчании: на горе и на радость. Понимаете ли вы это, дорогая?

Глава XXIII

Юджиния не бывала в Сиднее со времени того злополучного посещения, когда в ее отсутствие умерла маленькая Виктория. А до этой трагедии она пережила страшные события во время путешествия с мужем из Сиднея в Парраматту. Поэтому поездка в этот город невольно ассоциировалась у нее с какой-нибудь бедой.

Однако на этот раз губернатор сэр Ричард Бурке, недавно получивший пожизненное дворянство, возвращался в Англию, и в его честь устраивался прощальный бал.

— Нам с вами не присутствовать на нем, — сказал Гилберт, — просто немыслимо. Мы выедем в субботу и вернемся через неделю. Вы сможете купить себе в Сиднее какие-нибудь новые туалеты — например, наимоднейшее бальное платье.

Его представление, будто в неряшливом колониальном городишке можно найти что-то наимоднейшее, так же как его безответственное отношение к деньгам, отвлекли Юджинию даже от тревоги за детей. Забыла она и о возможности снова встретить Колма, беспокоившей ее и вызывавшей тайную радость. Юджиния обрушилась на мужа с упреками:

— Как вы можете предлагать такое? У нас нет денег, кроме тех, что ссудила вам миссис Эшбертон. Я полагала, они предназначаются для более важных вещей, чем новые туалеты.

Гилберт нетерпеливо тряхнул головой:

— Вы слишком честны для этой страны, где действует один закон: хватай, что можешь. Вы говорите, ваша новая горничная хорошая портниха. В таком случае подумайте, что можно сделать с вашим гардеробом, если вы не согласны покупать новые вещи.

В свое время он сказал бы, что хочет-де похвалиться ею, теперь же начал отвыкать от подобных любезностей.

И все же Гилберту хотелось, чтобы его жена блистала в обществе, хоть он об этом и не говорил. Не случайно он внимательно наблюдал за тем, как она упаковывала чемоданы, и настаивал, чтобы ему дали рассмотреть во всех деталях платье, которое Юджиния и Эмми соорудили из отреза парчи, купленного по сходной цене в Парраматте.

Она медленно поворачивалась перед мужем, и наконец он сказал:

— А знаете, Джинни, я думаю, вы правы. Вам нечего беспокоиться по поводу моды — вы можете устанавливать свою собственную.

— Это вам, может, так кажется, но сиднейские дамы будут иного мнения, — озабоченно сказала Юджиния, теребя вырез платья. Не слишком ли он глубок? — Декольте было точно таким, как на модных картинках в английских журналах, присланных Сарой.

— Да кому какое дело до сиднейских дам? — воскликнул Гилберт, одобрительно поглядывая на жену. Он называл ее Джинни, только когда бывал ею доволен. — На мой взгляд, вы выглядите прекрасно. Не забудьте свои бриллианты.

Спустя три дня миссис Джарвис наблюдала, как они отъезжают от дома. Когда экипаж качнулся, сворачивая за угол, Юджиния положила руку в перчатке на плечо мужа. В глубине коляски сидели Эмми и Том Слоун, следившие за багажом и за ящиками с «Ярраби-кларет 1830 года» — марочным вином, которое пока что оставалось непревзойденным.

Когда экипаж скрылся в облаке пыли, глаза Молли сузились. Она постояла так еще несколько мгновений. Красивая женщина с полной грудью; роскошные волосы расчесаны на прямой пробор и обрамляют с двух сторон лицо. Глаза ее были устремлены в какую-то непостижимую даль, словно она мысленно спрашивала себя, каково это — уехать на недельку повеселиться в Сидней, пощеголять там в элегантных нарядах и стать, как это всегда удавалось миссис Мэссинхэм, центром всеобщего внимания.

Однако Молли не стала долго провожать глазами постепенно оседавшее облако пыли. Пусть никто и не воображает, что из-за отъезда хозяев дисциплина в доме ослабнет.

Вдруг она заметила, как в листве акации мелькнуло что-то розовое.

— Рози! Ты почему не в классной?

Ее дочь на мгновение застыла, а потом виновато спустилась с дерева.

— Мама, Кит сказал…

— Киту не следует думать, что из-за отъезда матери он может делать все, что ему вздумается. Уже половина десятого. Мисс Хиггинс наверняка ждет вас обоих.

— Но мать Кита сказала, что он может сегодня отдыхать.

— Это не значит, что и ты можешь делать то же самое.

Девчушка возмущенно надулась:

— Это несправедливо. Я не хочу все время учиться читать!

— Но тебе придется, мой ягненочек. Чтобы порадовать свою маму.


И все-таки очутиться снова в Сиднее оказалось приятно.

Перемены тут произошли огромные. Появилось много новых улиц, застроенных небольшими аккуратными домиками из кирпича или песчаника. В центре города было сооружено несколько отличных общественных зданий. В гавани стояли суда самых разных размеров — от четырехмачтовых шхун до маленьких гребных лодчонок, на которых катали желающих. По пыльным улицам тарахтели экипажи. После столь длительного пребывания в сельской местности постоянно царившая здесь сутолока бодрила. Юджиния заметила множество новых процветающих магазинов, разнообразие товаров и явное улучшение их качества, модно одетых женщин.

Ее приятно удивил комфорт отеля, в котором они остановились. Комната, отведенная им с Гилбертом, была большая и прохладная, белье — безукоризненно чистое, умывальник и туалетный столик оборудованы всем, что могло ей понадобиться. Когда Юджиния дернула шнурок звонка, появилась вежливая, приветливая горничная, изъявившая полную готовность сделать все, что ей прикажут. Разрисованная цветами и огороженная ширмой ванна была наполнена водой; в номер принесли поднос со свежезаваренным чаем и только что испеченными лепешками; одежду, испачканную в дороге, унесли постирать и погладить. Здесь, похоже, можно получить все, чтобы чувствовать себя вполне удобно.

— Довольны, милая? — поинтересовался Гилберт любезным, но без особых эмоций голосом, каким он теперь слишком часто разговаривал с женой. Они нынче даже почти не ссорились, так как его трудно было раззадорить. Юджиния с горечью думала: как видно, ссориться с тем, к кому больше не испытываешь страсти, просто неинтересно.

Юджинию продолжало мучить старое ощущение вины. И к ее величайшей тревоге, выяснилось, что с этим еще не покончено — по крайней мере так ее информировала Бесс Келли.

Бесс превратилась в уютную толстушку. Эдмунд преуспел на деловом поприще, и теперь они жили в просторном доме, построенном в более фешенебельном районе. Том отсутствовал — он учился в школе-интернате. Девочки были веселые, но некрасивые и говорили с австралийским акцентом. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Аделаида научилась так говорить.

— Ну что ж, должна вам кое-что сказать. Мы тут судили-рядили, станете ли вы типичной сельской жительницей. Плохо же мы вас знали!

— Глупости! Как я могу претендовать на то, что не отстаю от моды?

— Да, на балу будет немало эффектных нарядов. Но я не думаю, чтобы вы остались незамеченной. Гилберт этого не допустит. Он все так же гордится вами, как и прежде?

— В общем, да. Думаю, я занимаю место где-то между Ярраби с его винами и детьми.

— Юджиния, уж не прозвучала ли в вашем голосе саркастическая нотка? Вы что, ссоритесь с Гилбертом? — Вид у Бесс стал встревоженным и несколько рассеянным. Она коротко приказала детям выйти из комнаты.

— Конечно, ссоримся время от времени, — ответила Юджиния. Разве этого не происходит со всеми мужьями и женами? Почему вы спрашиваете?

— Да просто… Ходят разные слухи… У людей такие злые языки!

— Дорогая Бесс, что вы имеете в виду? Выражайтесь яснее.

— Я говорю о том ирландце, что рисовал ваш портрет. Когда он выпьет лишку бренди, то начинает слишком много говорить. Я уверена, что это делается без злого умысла. Когда он трезв, он совершенно обворожителен.

Юджиния сначала вспыхнула, потом вдруг побелела:

— Он в Сиднее?

— Да. Говорят, что его книга скоро будет издана и что это ценное пособие по флоре и фауне Австралии. Но на балу его не будет, так что можете не опасаться, что он поставит вас в неловкое положение.

— Его не пригласили?

— Нет, учитывая его… непредсказуемое поведение.

Юджиния улыбнулась легкой грустной улыбкой:

— Вы нашли очень щадящую формулу, Бесс. Но, я полагаю, на балу будет множество австралийских, английских и ирландских джентльменов, чье поведение не так-то легко предсказать. Я не заметила в этой стране выраженной склонности к трезвости — тут я не делаю исключения и для собственного супруга.

— Все это совершенно справедливо, если только вы не питаете до сих пор нежных чувств к нему, — пробормотала Бесс.

— Нежных чувств к кому? — спросила Юджиния, вдернув подбородок. — К мистеру О’Коннору?

— Он, кажется, говорил что-то об имеющихся у него письмах, — корчась от неловкости, вымолвила Бесс. — Я надеюсь лишь, что они не будут гулять по рукам.

Юджиния пыталась скрыть свое потрясение, но целую минуту не могла выговорить ни слова.

— Ах, нельзя этого допустить! Вы согласны?

— Я подумала, мне следует вас предостеречь. Вы могли об этом услышать от кого-нибудь менее сострадательного. Этот город — просто чудовищный рассадник сплетен.