— Вряд ли вы можете делать как следует два дела одновременно, миссис Джарвис. Выберите что-нибудь одно — либо готовку, либо сбор винограда, но не то и другое вместе.

Миссис Джарвис — как всегда, очень опрятная в своем белом чепчике и переднике, только у воротника полоска загоревшей кожи — бросила быстрый взгляд на Гилберта, но тут же перевела его на Юджинию и опустила глаза.

— Простите меня, мэм. Мне казалось, я могу быть полезной на винограднике; гроздья явно созрели, и их надо быстро собрать.

— Вы разбираетесь в виноградстве?

— Нет, мэм, но увидеть, что ягоды созрели, не так уж трудно.

— Так вот, единственное, что я сейчас вижу, — это то, что ужин несъедобен. Уберите со стола и принесите какие-нибудь фрукты, если только вы сможете увидеть что-либо, кроме винограда.

— Это несправедливо, — сказал Гилберт, когда миссис Джарвис удалилась. — То, что было у меня в тарелке, я нашел вполне съедобным.

— Потому что вы не обращали внимания на вкус, — возразила Юджиния. — Всеми мыслями вы еще там, в своем винограднике. Надеюсь, вы не станете оправдывать поведение миссис Джарвис. Я не давала ей разрешения остаться на террасах.

— Ну ладно, кончим об этом, милая. Ей было интересно и хотелось принять участие в общем приятном деле. Она работала очень усердно.

— Это не та работа, которой следует заниматься женщине в ее положении. Ведь вы не считаете эту работу подходящей для вашей жены.

Гилберт высоко поднял брови. Терпение у него окончательно лопнуло.

— Ах вот оно что. Вам, что называется, натянули нос.

Юджиния надулась.

— День был нескончаемо долгим, и я все время была одна, если не считать Джейн, а ее общество все равно что ничего.

— В таком случае оставьте миссис Джарвис в доме и проследите за тем, чтобы завтра к вечеру вам приготовили хороший ужин. Но с одним вам придется смириться: я никогда не разрешу вам работать под открытым небом, так чтобы кожа начала лупиться на носу. — Он поднялся и в знак примирения легонько поцеловал ее в нос. — Он для этого слишком хорошенький. А теперь извините меня. Очень много неотложных дел.

Юджинии показалось, что миссис Джарвис смотрит на нее с жалостью, когда она осталась одна за столом, освещенным лампой. Впрочем, женщина ничего не сказала. Она только поставила перед хозяйкой блюдо с персиками и яблоками и вышла. Минуту спустя Юджиния услышала, как она смеется во дворе. А может быть, смеялся кто-то другой, а кто-то пел. Издали до нее доносилось пиликанье скрипки и стук подошв, отплясывающих на каменных плитах.

Неужели никто из этих людей не устал после такого долгого дня?

Даже белый какаду растопырил перышки и начал тихонько покрикивать в своей клетке, словно и он заразился всеобщим весельем. Юджиния готова была поклясться, что в теплом воздухе ощущается терпкий кислый запах молодого вина.

На самом деле это было невозможно. Пройдут по крайней мере еще сутки, прежде чем в отчищенных темных чанах начнется брожение.

Понадобится еще три, а может быть, и четыре таких дня, как сегодняшний, чтобы гроздья были собраны, ягоды подвергнуты прессованию, винные бочки наполнены, и таким образом процесс изготовления вина закончится.

Юджиния твердо решила, что в будущем году не останется сторонней наблюдательницей. Ей не придется изливать свое раздражение на миссис Джарвис, чтобы скрыть томящее ее одиночество.

Хотя Гилберт не позволял жене в жару появляться на террасах виноградника, в конце второго дня он предложил ей прийти в прохладную винодельню. Взволнованный, он торопливо вошел в дом, позвал Юджинию, а когда она появилась, взял за руку и заявил, что ей просто необходимо увидеть, что происходит.

Для него это всегда было чудом. Началось брожение. Сок раздавленных виноградных гроздьев пришел в движение. Он бурлил, шипел и пузырился, как какая-то черная каша; пленка виноградных кожиц непрерывно двигалась под напором пузырьков газа.

Винодельня насквозь пропиталась щекочущим ноздри кислым запахом бродящего вина. Юджинии страшно хотелось прижать к лицу платок, но она понимала, что это обидело бы Гилберта и краснолицых, обливающихся потом мужчин, которые трудились на прессе, установленном над другим чаном.

— Оно прямо как живое! — воскликнула Юджиния.

Гилберт громко рассмеялся. Он совсем захмелел, не выпив даже капли своего только еще начавшего бродить вина.

— Налет на гроздьях служит своего рода дрожжами, оттого и начинается брожение. Главный секрет в том, чтобы правильно выбрать момент для перелива вина из чана в бочки. При изготовлении сотерна надо сохранить достаточное содержание сахара, а потому процесс брожения должен быть непродолжительным. При производстве сухих красных вин он длится намного дольше. Из этого чана будет получен «Ярраби-кларет» самого высшего качества. Он сделан из винограда, который я получил у вашего дяди в тот день, когда мы с вами впервые встретились.

Гилберт взял ее за руку, и она почувствовала, что ей передается его волнение. Она тепло улыбнулась мужу, хотя кислый запах, стоявший в погребе, вновь вызвал у нее тошноту. Вряд ли она когда-нибудь к нему привыкнет. В глубине души Юджиния вовсе не находила этот котел с бурлящим в нем ведьмовским варевом столь уж романтичным символом их первой встречи во Франции.

— Удачный сбор в этом году? — спросила Юджиния. Она была рада тому, что Гилберт дал ей возможность загладить свою вчерашнюю ребяческую выходку.

— Отличный! Вы принесли мне удачу.


«Дорогая моя Сара! — писала она несколько дней спустя. — Впервые я осталась одна, если не считать слуг. Мой дорогой муж отправился в Сидней с партией вина, разлитого по бутылям два года назад. Это делается для тою, чтобы высвободить в хранилищах место для вина урожая нынешнего года, а также чтобы выручить некоторую сумму денег. Вино будет куплено отелями, клубами и частными лицами в Сиднее, а небольшое его количество, насколько я знаю, будет послано в Лондон, с тем чтобы утвердить за Австралией репутацию винопроизводящей страны. Нам говорят, что другие виноделы, живущие в долине реки Хантер, находятся в лучшем, чем мы, положении, так как их район защищен от иссушающих летних ветров и зимних заморозков.

Но Гилберт вложил в Ярраби столько труда и так гордится делом своих рук, что, я уверена, никогда не захочет отсюда уехать. Я рада, потому что недалеко от нас находится маленький городок Парраматта, а в долине реки Хантер виноградники слишком изолированы от всякой цивилизации.

Впервые я осталась одна, без Гилберта, и сегодня рано утром сильно перепугалась, услышав страшный грохот, и вдруг увидела проскочивших мимо дома, прямо по участку сада Пибоди, трех кенгуру. Это такие странные и неуклюжие существа! Передвигаются они так, словно к их задним ногам приделаны крылья. Выяснилось, что целое стадо кенгуру проникло на виноградник и сильно его вытоптало. Мы страшно рады, что это произошло после сбора урожая, а не до него. Но это одна из опасностей, которые постоянно подстерегают австралийского виноградаря.

Мой белый какаду — я назвала его Эразмом за необыкновенно мудрый вид — закричал от испуга, а может, и от радости, когда произошла вся эта суматоха. Он был, по всей видимости, очень доволен собой и, поквохтав немного, совершенно отчетливо произнес одно слово, которому наверняка научился у меня, — «милость». Он выговорил его со странной интонацией и в то же время скосил один глаз на меня, словно бы зная, что насмешит свою хозяйку. И ведь действительно насмешил. Я так хохотала, что миссис Джарвис пришла спросить, что случилось.

Мы изо всех сил пытались заставить Эразма снова продемонстрировать свое умение, но он не пожелал, ограничившись тем, что повис вниз головой, держась за жердочку одной лапой. Право же, эта птица — прелесть что за клоун.

Когда Гилберт вернется, он привезет с собой наших первых гостей, которые проведут здесь конец недели, — Бесс и Эдмунда Келли, милую суматошную старушку миссис Эшбертон, которую мне очень хочется увидеть, доктора Ноукса и его жену, супругов Уэнтуорт и еще одного виноградаря, некоего мистера Блакслэнда, который известен также как исследователь и слывет интересной личностью.

Впервые комнаты для гостей будут использованы по назначению. Так что можешь себе представить, как будем заняты мы, женщины…»


Погода стала наконец-то прохладнее. Можно было гулять на солнышке и даже получать от этого удовольствие. Юджиния с ее неизменной честностью вынуждена была признаться себе, что временное отсутствие мужа ей приятно. Когда он вернется, они встретятся как старые друзья. Некоторая напряженность во взаимоотношениях между ними — сдержанность с ее стороны, которую ей так и не удалось преодолеть, и недоумение с его стороны — исчезнет. Во всяком случае, она надеялась, что так будет.

Времени предаваться размышлениям над различными проблемами было мало, ибо в доме все сверху донизу было перевернуто. Когда такое случалось в Личфилд Коурт, она всегда этому радовалась. Повсюду скребли и мыли, стлали постели, проверяли запасы продуктов. Юджиния обсуждала с миссис Джарвис предполагаемое меню. Пибоди наводил порядок в саду.

Прошло несколько грозовых дождей, после которых обрабатывать почву стало легко. Посеянные семена трав дали всходы, и появились участки будущих газонов, покрытые легкой дымкой зелени. Посадили розы, черенки которых Пибоди приобрел в нескольких оранжереях Парраматты.

Кроме того, были посажены жимолость, которая должна будет обвиваться вокруг столбов веранды, различные виды местного кустарника, пойнсеттия, мальва и акация, которая, как заверял Пибоди, к весне покроется пушистыми желтыми цветами. Вдоль линии, отделяющей сад от загона для лошадей, Пибоди посадил целую аллейку плакучих ив. Этому Юджиния не слишком обрадовалась: деревья напоминали о детской могиле возле речки. Она не любила бывать в том грустном месте, даже когда там появились черные лебеди. Она стояла на почтительном расстоянии от реки, думая про себя, что черные лебеди напоминают плакальщиков на похоронах.