Юджиния всячески подчеркивала: он же не австралиец.

Просто он прожил в этой колонии пять лет и, будучи человеком предприимчивым и склонным к авантюрам, решил, что Австралия — страна будущего.

Гилберт рано осиротел, и его вырастила тетка — старая дева, чье скромное состояние он со временем унаследовал. Не имея семьи и располагая приличной суммой денег, он мог позволить себе кругосветное путешествие. Так он открыл для себя страну, к которой воспылал страстной любовью. Он успел приобрести тысячу акров земли возле Парраматты, поселка, расположенного в отдалении от уже перенаселенного Сиднея, и на этом участке намеревался построить дом, куда не стыдно было бы привести жену.

Однако важнее дома были для него первые робкие шаги на поприще виноградарства, которому предстояло в будущем стать его основным делом.

Когда Гилберт рассказывал о своем винограднике, пребывавшем еще в младенческом состоянии, он весь преображался. Некоторые видели в Австралии страну, пригодную разве что для разведения овец и крупного рогатого скота, другие признавали в ней серьезного торгового партнера, а кое-кто активно занимался разведкой месторождений золота. Но Гилберт вскоре после своего приезда в Австралию посетил небольшой, но процветающий виноградник в ту пору, когда там изготовлялось вино, и был мгновенно покорен. Посвятить жизнь виноделию — такая перспектива казалась ему необыкновенно заманчивой. Пыльные овцы, падеж скота в засуху — нет, это не для него. Куда соблазнительнее роскошные гроздья винограда, веселящее душу красное вино, опасности, случайности и успехи, сопутствующие первым шагам виноделия, имевшего шанс обрести всемирную известность. Вот чему стоило посвятить жизнь.

После Австралии, говаривал Гилберт, Англия кажется маленькой, замкнутой, ограниченной. Небо слишком бледно-голубое, климат слишком холодный, в городах слишком много народа, слишком много нищеты, убожества, преступности. Когда отец Юджинии заметил, что Австралия, наоборот, всего лишь заокеанская тюрьма, место ссылки отбросов общества с Британских островов, Гилберт стал энергично оспаривать его точку зрения.

Так было лишь во времена посещения колоний сначала первой, а затем второй эскадрой почти полвека назад. Сейчас исследователи делают потрясающие выводы: страна невообразимо громадна по размерам, а недра ее, возможно, содержат невероятные богатства. Здесь нужны состоятельные поселенцы — трудолюбивые, здоровые, предприимчивые молодые люди и женщины, которые могли бы стать им хорошими женами. Ссыльные — кстати, составляющие лишь малую часть населения, — тоже в некотором смысле ценность, ибо это постоянный источник дешевой рабочей силы.

Гилберт, например, никогда и мечтать бы не мог построить задуманный им дом без труда ссыльных.

Он примется за дело сразу же по возвращении. Может ли он рассчитывать на прибытие своей невесты к тому моменту, когда строительство будет закончено?

— Да, да! — хотелось крикнуть Юджинии, которой страшно понравились бьющая через край энергия и заразительная убежденность Гилберта Мэссинхэма. Однако ей были также в высокой степени присущи осторожность и здравый смысл, и она только порадовалась требованию отца, настоявшего, чтобы отъезд невесты в Австралию был отложен до ее совершеннолетия. Придется ждать три года, и, таким образом, у них с Гилбертом будет время проверить, насколько прочны их чувства. Гилберт вернется в Австралию, построит дом, разобьет виноградник — если это вообще окажется возможным, — а Юджиния останется в Личфилд Коурт, старинном кирпичном барском доме в Уилтшире, который уже двести лет принадлежит семье отца.

Гилберт настаивал, чтобы она продолжала заниматься музыкой, рисованием и другими предметами, принятыми среди женщин ее круга, — в новой колонии, уверял он, эти знания очень пригодятся. Он с величайшим удовольствием слушал, как свободно она изъясняется по-французски, хотя сам говорил на этом языке еле-еле. Он не получил классического образования и почти всему, что знал, научился на практике. Как видно, в его представлении иметь жену, говорящую по-французски, — достоинство сродни способности оценить хорошее вино. В конечном итоге, думала про себя Юджиния, все так или иначе сводится к вину.

Однако, сколь бы усердно она ни занималась науками, у нее оставалось достаточно времени для писания писем. Юджиния любила писать письма, и она заверила мистера Мэссинхэма, что будет писать ему с величайшим удовольствием.

И вот тут-то реальность довольно странного ухаживания за нею рыжеволосого молодого человека из далекой колонии превратилась в своего рода мечту.

Он существовал теперь для нее лишь на бумаге. Она почти забыла, как он выглядит. Его олицетворяли черные каракули, начинавшиеся словами: «Моя дорогая Юджиния» и кончавшиеся: «Неизменно преданный вам». А то, что остальная часть письма была в основном посвящена изложению фактов, касающихся строительства дома и трудностей выращивания здоровой виноградной лозы в совершенно новом для нее грунте, девушка почти не замечала. Ей нравилось, что ее называли «дорогой» и что существовал кто-то, «неизменно преданный» ей.

В те суматошные недели, что предшествовали отъезду, Сара — сестра, бывшая младше Юджинии всего на одиннадцать месяцев и походившая на нее как близнец, — то и дело ударялась в слезы, требуя от Юджинии заверений, что она счастлива. Разве не сумасшествие — отправиться на парусном судне за пятнадцать тысяч миль, чтобы выйти замуж за человека, лицо которого уже почти забылось!

Однако дело зашло уже слишком далеко, и гордость не позволяла Юджинии признать, что ее тоже терзают сомнения. Но разве у нее есть какой-либо иной выбор? Джессика вышла замуж за своего аристократа, маленькая Элизабет, которая моложе Юджинии и Сары, помолвлена со священником, располагавшим весьма скромными средствами. Оставались только Сара и Милли. Милли была еще школьницей, а Сара заявляла, что никогда не выйдет замуж. Она намеревалась жить в Личфилд Коурт с мамой и папой и посвятить себя заботам об их старости. Ей на роду было написано остаться старой девой.

Юджинии последнее никак не подходило, и волнение, которое она испытывала в эти дни, было абсолютно искренним. Она с величайшим увлечением собирала вещи, что везла с собой в качестве приданого, — вряд ли она сможет купить приличные платья, шляпы и хорошие ткани в Австралии. Если традиция требовала иметь по дюжине каждого из предметов туалета, она запасалась двумя дюжинами, а кроме того, предстояло захватить с собой множество домашней утвари. Гилберт в одном из писем попросил ее привезти и мебель — массивный дубовый обеденный стол, стулья и сервант, кровать и обстановку для спальни, которые он просит Юджинию выбрать самой, ибо целиком полагается на ее хороший вкус. Она должна также подобрать приличную обстановку для гостиной — все, кроме ковров, поскольку он заказал прекрасные ковры в Китае. Ну и, конечно же, пусть привезет картины и всевозможные безделушки. Например, хрустальная люстра из Уотерфорда очень неплохо смотрелась бы в их доме, пригодились бы хорошие трюмо в стиле чиппендейл.

Остальные комнаты можно обставить мебелью местных мастеров. Он нашел хорошего столяра из бывших каторжников, который взялся сделать различные предметы меблировки запасных спален и кухни. При здешнем климате весьма подходящим материалом служат бамбук и тростник. Летом много времени придется проводить на веранде.

Наконец, и это самое главное, он хотел, чтобы Юджиния привезла с собой отводки виноградной лозы, которые обещал ему дядя Анри. Ей следует послать кого-нибудь во Францию. Если же она не найдет человека, которому можно было бы это доверить, придется съездить самой. Она должна проследить, чтобы отводки были помещены в соответствующий раствор, с тем чтобы они могли выдержать длинное путешествие. Он договорился с Чарльзом Уортингтоном, работающим в Лондонском ботаническом саду Кью-Гарденз, и тот даст все необходимые консультации. Он хотел бы получить от ее дяди по меньшей мере сотню отводков, потому что в пути часть их, несомненно, погибнет. Тогда у него будет довольно большой набор различных сортов винограда, из которого можно изготовлять белое и красное вино, херес. Частично виноград можно сушить и превращать в изюм. В этом году урожай, к сожалению, сильно пострадал от засухи, однако часть винограда все-таки уцелела, но вина удастся произвести немного.

Прочитав письмо, более половины которого было посвящено винограду Гилберта, Сара сказала, что уже чувствует себя опьяневшей.

— Ради бога, — стала она умолять сестру, — только не превратись в пьяницу!

Юджиния весело рассмеялась:

— Вот уж чего можешь не опасаться.

— Гилберт, похоже, просто одержим своим делом.

— Всякий человек, желающий преуспеть в жизни, должен быть одержим своей профессией, — несколько назидательным тоном изрекла Юджиния.

— Да, конечно, я понимаю, но его профессия требует частой дегустации производимого продукта, не так ли? Ты ведь знаешь, каким ритуалом все это обставлено у дяди Анри в период сбора винограда.

— Да, но я никогда не замечала, чтобы вино оказывало на дядю Анри вредное действие, — возразила Юджиния. — Вообще я слышала, что в Австралии пьют преимущественно ром. А вот его-то, могу тебя заверить, я пробовать не стану.

Поездка в Лондон за мебелью, которую заказал Гилберт, Получилась увлекательной. Он предоставил в распоряжение невесты пятьсот фунтов. Поначалу это казалось целым состоянием, но когда она начала отбирать высококачественную мебель, какую хотел бы получить Гилберт, деньги быстро улетучились. В конце концов бабушка пожелала преподнести своей внучке в качестве свадебного подарка кровать в стиле ампир светло-серого цвета, украшенную позолоченными купидонами и резными бантами.

Не могла Юджиния не взять с собой и свой любимый рояль — тоже подарок бабушки, полученный в день восемнадцатилетия. Багаж включал и множество других предметов меблировки, которые были Юджинии особенно дороги и необходимы, — письменный стол, любимую акварель, коврики, покрывала, обеденный и чайный сервизы дрезденского фарфора, столовое серебро, наконец, столовое и постельное белье. Все это требовалось для того, чтобы и в дикой стране с грубыми нравами она могла чувствовать, что живет цивилизованной жизнью.