По-видимому, мужская версия моего лучшего друга сказала:

— Ты не отправишься в тюрьму.

— Я ужасная лгунья, — призналась я, потому что он понятия не имел, какая я была на самом деле плохая лгунья.

— Ты знала, что планируешь уйти, за несколько месяцев до того, как сделала это. Думаю, с этим у тебя все в порядке, — высказался он неожиданно слегка обидчивым тоном.

Из-за этого я могла бы вздрогнуть, если бы чувствовала вину за то, что сделала, но это не так. И тогда мне даже не пришло в голову, что он знал, что я долгое время планировала свой уход. Слова просто влетели в одно ухо и вылетели из другого.

— Я не лгала тебе. Я оставалась лишь потому, что тебе только стало лучше, и чувствовала себя плохо из-за того, что так скоро после этого собираюсь бросить тебя. Я не могла уговорить себя сделать это и лишь пыталась быть хорошим человеком. Есть разница.

Его густые брови приподнялись на миллиметр, но ни один другой мускул на его лице не отреагировал на мой комментарий.

— Ты сказала Заку, — обвинительно указал он.

Обвинение, которое я не собиралась принимать.

— Ага, я рассказала Заку, потому что он мой друг, — и я чертовски точно не собиралась извиняться за это. — Пожалуйста, скажи мне, когда я должна была рассказать тебе и ожидать слов «дай пять». Или ты собирался обнять меня и поздравить? — возможно, я смерила его взглядом «ты издеваешься надо мной?»

— Когда я, наконец, рассказала, тебе было плевать, Эйден. И половина вины на тебе. И все же... я так зла на тебя, понимаю, что так быть не должно. Просто ничего не могу с этим поделать. Ты не мой друг и никогда не пытался им стать. И никогда не заботился обо мне, пока тебе что-то не понадобилось, и сейчас, по какой-то странной причине, ты ведешь себя так, будто жить без меня не можешь. И мы оба знаем, что это полная хрень.

Мгновение он молчал, резко засопев, глазами пытаясь просверлить дыру в моей голове.

— Я извинился перед тобой. И я именно это и имел в виду. Ты знаешь, это так, — настаивал он, и я нехотя признала, что логическая часть моего мозга приняла это заявление за правду.

Эйден не извинялся, и, несмотря ни на что, он не лжец. Просто этого нет в его генах. Для него сказать слово на букву «И»? Нечто нереальное.

— У меня нет времени на друзей, а если бы и было, я все равно никуда не выхожу, чтобы их завести. Я всегда был таким. И у меня, правда, нет времени на отношения. Ты понимаешь это. Я не беспокоюсь о том, что нас поймают...

— Поэтому ты не отправишься в тюрьму, — напомнила я ему, шепча себе под нос, раздраженная его тактикой.

Он приподнял одну бровь еще на миллиметр, но именно его раздувающиеся ноздри выдали его гнев.

— Я провел исследования и проконсультировался с иммиграционным адвокатом. Мы можем сделать это. Все, что тебе надо сделать, — просто сначала заполнить за меня петицию.

Эйден не сказал, «я думаю, мы можем это сделать», он сказал, «сделаем это», и я не упустила этот нюанс.

— Ты знаешь, Эйден, из-за тебя сказать «да» чертовски тяжело. Когда я на тебя работала, я бы сделала для тебя почти все, что угодно, если бы ты попросил. Но теперь, особенно когда ты ведешь себя — все еще ведешь себя — так, будто одного «прости» достаточно, чтобы стереть проявление неуважения ко мне перед другими людьми, и то, что ты позволил кому-то говорить обо мне, и это вывело меня из себя. Как ты можешь просить меня о таком большом одолжении, когда я не чувствую никаких обязательств перед тобой? И у нас даже не было бы этого разговора, если бы я не хотела оплатить свои кредиты.

Я прикусила щеку изнутри.

— Я хочу сказать тебе оставить меня в покое, что я сама оплачу свои счета, как и планировала сделать. Мне не нужны твои деньги, — встретившись с ним взглядом, мне пришлось бороться с желанием разрыдаться. — Я бы хотела, чтобы ты уважал меня тогда, когда это что-то значило. Ты мне нравился. Я обожала тебя, и за несколько дней ты уничтожил все это.

Слова вылетели из моего рта раньше, чем я смогла их остановить.

Мы смотрели друг на друга. И смотрели. И смотрели еще несколько мгновений.

Когда я была ребенком, я узнала на тяжелом примере, как дорога правда. Иногда она стоит тебе людей в твоей жизни. Иногда некоторых вещей. И в этой жизни люди слишком дешевые, чтобы заплатить цену чем-то столь дорогим, как правда. В данном случае, ценник неожиданно ударил по Эйдену.

Медленно сделав нескольких вдохов, он опустил голову и почесал шею большой рукой. Его дыхание стало затрудненным, а вздох вышел размером с Аляску.

— Прости меня, — тон его голоса грубее, чем когда-либо, будто просеянный через песок и затем прикрытый осколками стекла. Тем не менее, его слова прозвучали как самые искренние и сердечные слова, вылетающие из его рта, по крайней мере, передо мной.

Но все равно, этого недостаточно.

— Я могу простить тебя. Уверена, когда меня не было рядом, ты в итоге сожалел об этом... — я убрала очки на макушку и потерла лоб тыльной стороной ладони, возвращая очки на место. — Слушай, это плохое начало для фальшивых отношений, ты так не думаешь?

— Нет, — он слегка приподнял голову, но достаточно, чтобы я увидела темно-кофейного цвета глаза и ярко-янтарную радужку, окружающую зрачки, которые впивались в меня, прикрытые длинными ресницами. — Я всегда учусь на своих ошибках. Однажды мы были хорошей командой. Мы снова ею станем.

Он полностью поднял голову, ямочки на его щеках появились из ниоткуда, и он поднял руки, обхватив голову.

— Я не очень хорош в подобных вещах. Я лучше дам тебе деньги, чем буду умолять, но я сделаю это, если это то, чего ты хочешь, — признался он, его голос был уязвимым, как никогда. — Ты единственный человек из всех, который, как я бы хотел, сделал это со мной.

Почему все не может быть просто белым и черным?

— Я не прошу тебя умолять меня. Да ладно. Все, что я когда-либо хотела от тебя... я даже не знаю. Может, я хотела думать, что ты заботишься обо мне, хотя бы немного после всего этого времени, и это бессмысленно. Ты хочешь, чтобы это была бизнес-сделка, и я понимаю. Из-за этого я просто чувствую себя дешевкой, потому что знаю, если бы попросил Зак, я, вероятно, сказала бы «да» с самого начала, потому что он мой друг. А ты даже в своей голове не мог сказать мне «доброе утро».

Он вздохнул, потянув вниз ухо большим и указательным пальцем. Опустив взгляд на кухонную стойку, он предложил:

— Я могу быть твоим другом.

Опоздал на два года.

— Лишь потому, что тебе что-то надо.

Отдаю ему должное — он не пытался спорить со мной.

— Я могу быть твоим другом. Могу попробовать, — произнес он низким, искренним голосом. — Друзья требуют большого количества времени и усилий, но... — Эйден со вздохом посмотрел на меня. — Я могу это сделать. Если это то, чего ты хочешь.

— Я очень злюсь, думая обо всем; не знаю, хочу ли я теперь вообще этого. Вероятно, это не то, чего я всегда хотела. Не знаю. Я просто хочу, чтобы ты видел во мне личность, а не просто человека, которому ты даже не должен говорить «спасибо». Так что слова, когда ты говоришь, что хочешь быть моим другом, кажутся вынужденными.

— Извини. Я знаю. Я одиночка. Всегда был одиночкой. Не помню, когда у меня в последний раз был друг, который не играл в футбол, и даже тогда, обычно, это длилось недолго. Ты знаешь, как много это значит для меня. Знаешь, как серьезно я это воспринимаю, может, даже лучше, чем большинство моих коллег по команде, — объяснил он так, будто ему пришлось приложить все свои усилия, чтобы сделать это признание.

Я искоса посмотрела на него.

Он продолжил:

— Я знаю, тебе это известно. И я также могу принять ответственность за то, что никогда не был вежлив с тобой, хорошо? Я говорил, что не очень хорош в дружбе, никогда не был, и легче вообще не утруждать себя попытками.

Если это был не самый нелепый комментарий, когда-либо вылетавший из его рта, тогда не знаю, что это было. Но я не сказала этого вслух.

— Если бы ты действовала мне на нервы, я бы уволил тебя в первый же раз, когда ты показала мне средний палец.

Я поняла, что чувствую себя не очень польщенной.

— Ты хороший работник. Я говорил тебе это. Мне нужен был ассистент, Ванесса; я не хотел иметь друга. Но ты хороший человек. Ты напряженно работаешь. Ты целеустремленная. Это больше, чем я могу сказать о ком-то, кого встречал в своей жизни за долгое время, — это большое адамово яблоко дернулось, и он посмотрел прямо на меня. — Мне нужен друг — мне нужна ты.

Он пытается подкупить меня своей потрясающей, такой редкой дружбой? Или я просто циничная сволочь?

Пока я смотрела на черты его лица, я поняла, что была идиоткой. Это Эйден. Может, он и сделал нечто ужасное, не защитив меня, но если серьезно над этим задуматься, вероятно, он и Зака не стал бы защищать. Он снова и снова говорил в интервью, что хочет лишь сфокусироваться на своей карьере, пока она у него есть. В каждом интервью, что когда-либо проводили с его тренерами, говорилось одно и то же: он самый целеустремленный, трудолюбивый игрок, с которыми они когда-либо работали.

Он начал играть в футбол в первый год старшей школы. В первый год. Самые лучшие игроки НФЛ на поле с тех пор, как научились ходить. «Тем не менее, у Эйдена есть призвание», — сказал его школьный тренер Лесли. Он в мгновение ока стал феноменом и поступил в университет по футбольной стипендии. Не просто в заурядную колледж, а в самый лучший. Тот, в котором он выиграл несколько чемпионатов и даже получил диплом.

Черт возьми.

Боже, черт возьми.

Он бы не просил меня об этом, если бы не думал, что должен.

И я отлично знала, люди не меняются, пока не захотят этого, а это мужчина, который делает то, что решил.