Узнав об этом, княгиня ни слова не сказала сыну, так как взяла себе за правило никогда не противоречить ему в мелочах. Она тотчас же велела приготовить для брата другое помещение, но результатом явилось то, что она очень немилостивыми глазами смотрела на невольную причину всего — Фабиана. Конечно, она не высказывала этого, потому что весь замок очень быстро узнал, что Вольдемар был очень требователен ко всему, что касалось Фабиана. Это была единственная сфера, в которой он проявлял свои хозяйские права, благодаря чему все, начиная с княгини и кончая прислугой, очень внимательно относились к доктору. Да это было и нетрудно по отношению к скромному, тихому, всегда вежливому человеку. Фабиана видели очень мало; он редко выходил к столу, целыми днями сидел за книгами, а вечера проводил у своего бывшего воспитанника, с которым был, по-видимому, в очень хороших отношениях.

У Фабиана были гости, что являлось чрезвычайно редкостным событием. Рядом с ним на диване сидел не кто иной, как асессор Губерт из Л., явившийся на этот раз, по-видимому, с совершенно миролюбивыми намерениями и без всяких мыслей об аресте. То печальное недоразумение и положило начало знакомству. Фабиан являлся единственным утешителем несчастного асессора, когда это дело получило огласку. История о предполагавшемся аресте владельца Вилицы облетела весь город и стала известна в замке (Вольдемар сам рассказал ее княгине) и во всей окрестности. Бедный Губерт никуда не мог показаться, чтобы не подвергнуться насмешкам и не выслушать различных намеков. Он на следующий же день явился к Вольдемару с извинением, но не застал его, и тут-то Фабиан и проявил свое великодушие. Он принял совсем уничтоженного Губерта, утешил его по мере сил и взялся передать его извинение Вольдемару.

Губерт вбил себе в голову во что бы то ни стало исправить все это недоразумение и доказать всем свой необычайный ум. Он решил непременно изловить каких-нибудь настоящих заговорщиков, и главное внимание было обращено на Вилицу, неблагонадежность которой была хорошо известна в Л.

Обо всем этом асессор, само собой разумеется, и не заикнулся Фабиану. Последний, конечно, не должен был заметить, что визит Губерта был главным образом вызван его горячим желанием проникнуть в замок, и надо было также найти подходящий предлог для этого визита, так как асессор встречался с Фабианом у управляющего и мог говорить с ним там.

— У меня к вам большая просьба, доктор, — начал Губерт после различных приветствий и предисловий. — Не согласитесь ли вы сделать небольшое одолжение, собственно, не для меня, а для семьи Франка? В качестве бывшего наставника господина Нордека вы, вероятно, владеете французским языком?

— Да, я говорю по-французски, но в последние годы не имел практики. Господин Нордек не любит этого языка, а здесь из вежливости к нему говорят только по-немецки.

— Да, да, вот именно практики-то и не хватает дочери господина Франка; она очень мило говорила по-французски, когда несколько лет тому назад вернулась из пансиона, но здесь, в деревне, все больше забывает этот язык. Поэтому я хотел бы просить вас иногда почитать или поговорить с этой молодой особой, чем вы меня крайне обяжете.

— Вас, господин асессор? — с изумлением спросил Фабиан. — Должен сознаться, меня несколько удивляет, что подобное предложение исходит от вас, а не от господина Франка или самой барышни.

— Это имеет свои причины, — с достоинством проговорил Губерт. — Может быть, вы уже заметили, да я и не делаю из этого никакой тайны, что имею известные намерения и желания, которым в ближайшем будущем, по всей вероятности, суждено будет осуществиться. Одним словом… я считаю фрейлейн Франк своей будущей невестой.

Доктор быстро наклонился, чтобы поднять лист бумаги, лежавший на полу, долго рассматривал его, хотя на нем ничего не было написано, и, наконец, сухо произнес:

— Поздравляю вас…

— О, пока я еще не могу принять поздравление, — самодовольно улыбнулся асессор, — мы еще не объяснились, хотя я смело могу рассчитывать на ее согласие. Откровенно говоря, я хочу подождать повышения, которое надеюсь скоро получить. Надо вам сказать, госпожа Франк — очень хорошая партия.

— Неужели?

— Прекрасная партия. Управляющий, без сомнения, очень богатый человек; Маргарита и ее брат, который учится теперь в сельскохозяйственном институте, единственные дети; я могу рассчитывать на хорошее приданое, а в будущем — на значительное наследство. Да, кстати, эта молодая особа прелестна, и я ее обожаю.

— Кстати! — проговорил доктор очень тихо, но с совершенно несвойственной ему злобой.

Асессор не слышал этого и с важностью продолжал:

— Франк ничего не жалел для образования своих детей. Его дочь воспитывалась в одном из лучших пансионов П-а и, к моему большому удовольствию, обучалась там всевозможным наукам. Вы, конечно, понимаете, что мне в моем будущем положении необходима образованная жена, а потому я уже теперь хочу позаботиться о том, чтобы музыка и французский язык не были забыты. Поэтому, если вы будете так добры…

— С удовольствием, если господин Франк и его дочь желают этого, — сдавленным голосом проговорил Фабиан.

— Конечно, желают, но, собственно говоря, это я рассчитывал на вашу любезность, — объяснил Губерт, очевидно, очень гордившийся этой идеей. — Когда фрейлейн Франк на днях жаловалась, что совершенно забудет французский язык, управляющему пришла мысль пригласить учителя из города! Подумайте только, молодого француза, который с первого же урока начнет ухаживать за своей ученицей. У Франка голова забита только хозяйством, и он больше ни о чем не думает; но я был осторожнее и ни за что не хотел, чтобы этот галантный француз постоянно вертелся возле молодой девушки. Более пожилой господин, как вы…

— Мне тридцать семь лет, — прервал его доктор.

— О, дело не в этом, — улыбнулся Губерт, — за вас я нисколько не беспокоюсь, но, право, я думал, что вы старше! Скажите, пожалуйста, зачем вы, собственно, привезли с собой столько книг? Можно посмотреть, что вы изучаете?

Губерт встал и хотел подойти к письменному столу, но Фабиан был проворнее и поспешно накрыл газетой лежавшие там книги.

— Это так, любительские работы по истории, — проговорил он, сильно покраснев.

— А, исторические! — повторил асессора — Тогда вы, вероятно, знаете известного ученого в этой области профессора Шварца? Это мой дядя. Он читает лекции в И-ском университете, где учился господин Нордек.

— Да, имею удовольствие, — смущенно произнес Фабиан, бросая быстрый взгляд на газету.

— Ну, конечно! — воскликнул асессор, — ведь мой дядя — знаменитость; мы все имеем основание гордиться этим родством.

Доктор все еще охранял свой письменный стол, как будто желая оградить его от покушений асессора. Хотя тот был слишком поглощен своим знаменитым дядюшкой, чтобы интересоваться столом какого-то домашнего учителя, однако счел своей обязанностью сказать ему любезность.

— Очень похвально, что вы увлекаетесь подобными занятиями, — снисходительно заметил он. — Боюсь только, что здесь, в замке, вам мало приходится заниматься, потому что слишком шумно; постоянно ходят взад и вперед различные личности. Не правда ли?

— Может быть, — ответил Фабиан, не подозревая маневра Губерта, — но я ничего не замечаю. Вольдемар выбрал для меня самые тихие комнаты, потому что знает мои наклонности.

— Конечно, конечно! — Губерт подошел к окну. — Но я думал, что такое старинное здание, которому несколько сот лет, с исторической точки зрения представляет для вас интерес. Все эти залы, лестницы и коридоры! А какие погреба! Вы уже были в погребах?

— В погребах? — с крайним изумлением спросил доктор. — Нет! Что же я буду там делать?

— Я непременно пошел бы туда; я с большой любовью отношусь к таким старинным сводчатым помещениям и вообще ко всякой редкости. Кстати… громадная коллекция оружия покойного господина Нордека еще цела?

— Спросите его сына, — Фабиан пожал плечами. — Должен сознаться, я ни разу не был в оружейных залах.

— Они, вероятно, расположены в другой половине замка? По описанию Франка они мрачны и неприветливы, как вообще вся Вилица. Разве вы не слышали, как здесь бродят привидения? Вы и ночью не замечали ничего необычайного?

— Ночью я сплю, — спокойно ответил доктор.

Асессор поднял глаза к небу; этот человек, которого судьба привела в замок, ничего не слышал и не видел, что делается вокруг него! Губерт убедился, что он ничего не добьется, а потому, сказав еще несколько любезностей, простился и вышел.

Асессор медленно пошел по коридору; теперь он был один в этом «гнезде заговорщиков», которое среди бела дня, конечно, имело совершенно мирный и благонадежный вид. Но Губерта нельзя было провести этим видом. Вот какая-то дверь; она показалась ему подозрительной, не попробовать ли нажать на ручку? Может быть, здесь скрыт потайной ход и находится разгадка всей тайны? В крайнем случае, можно сослаться на ошибку.

Вдруг дверь отворилась, и из нее вышел Вольдемар Нордек. Праведный Боже! Губерт чуть второй раз не наскочил на самого хозяина. Один взгляд сквозь щелку убедил его, что это его спальня.

Вольдемар, холодно поклонившись, прошел мимо в комнату Фабиана. Эта встреча и появившийся в коридоре слуга отняли у Губерта охоту к дальнейшим открытиям, и ему ничего больше не оставалось, как отправиться восвояси.

Вольдемар тем временем вошел к своему наставнику, который сидел за письменным столом, приводя в порядок книги и стараясь спрятать их от любопытных глаз асессора. Молодой хозяин подошел к столу.

— Какие новости? — спросил он. — Вы получили письма и газеты из У… Я видел это, когда посылал вам почту.

— Ах, Вольдемар, — с тоской произнес Фабиан, — зачем вы заставили меня опубликовать мои работы? Я все время противился этому, но вы не давали мне покоя, пока книга не вышла.