Маргарет Пембертон

Вилла Д’Эсте

Глава 1

Подо мной в раскаленной дымке проплыла в иллюминаторе крошечная взлетно-посадочная полоса аэропорта Майорки. Я глубоко вздохнула и пристегнула ремень. Возвращаться бесполезно. Мне не к чему возвращаться. При мысли о Максе я сжала кулаки. Ну его к черту! К черту! К черту!

Шасси коснулись земли. В соседнем кресле мужчина плотного телосложения принял мои страдания за страх и сказал:

– Все в порядке, мы уже сели, бояться нечего.

Я машинально улыбнулась и встала, собираясь достать ручную кладь.

– Позвольте, я помогу, – добродушно предложил он и снял с полки мою сумку. – Не очень-то весело путешествовать одной, правда?

– Правда.

Я натянуто улыбнулась и вслед за ним протиснулась в проход. Мне бы не пришлось путешествовать одной, если бы не измены Макса.

Я спустилась по трапу на летное поле, впереди меня шла француженка, благоухающая дорогими духами. Начать с того, что мне вообще не следовало обручаться с Максом. Я должна была знать, что из этого ничего не получится. Максу нравятся быстрые машины и женщины не слишком строгих правил; мне же лучше, что я от него избавилась.

– Желаю приятно провести время, – сказал мой жизнерадостный сосед по самолету.

Он снял с транспортера свой чемодан, повернулся и скрылся в толпе.

– Конечно, – мрачно сказала я, чем насторожила стоявшую рядом женщину. – Непременно.

Я вышла наружу, на слепящий солнечный свет, и неуверенно остановилась. Представители турфирм, одетые в униформу, собирали своих туристов и рассаживали по микроавтобусам, элегантная француженка, пахнущая дорогими духами, села в ожидавший ее лимузин. Миссис Ван де Ноде сказала, что меня встретят в аэропорту. Толпа вокруг меня поредела, я отошла в сторонку, чтобы быть более заметной, но пока никто не встречал английскую девушку, путешествующую в одиночестве. Я села на свой чемодан и приготовилась ждать.

Был полдень, и солнце светило вовсю, в воздухе чувствовался терпкий привкус аромата лимонных и апельсиновых деревьев. Склоны холмов расплывчато зеленели, а небо над ними поражало невероятной голубизной, и высоко в этой синеве тонкие завитки облаков тянулись к горизонту, к очертаниям белых, как кость, гор. На краю летного поля четко вырисовывался в раскаленном воздухе силуэт неподвижной ветряной мельницы. Я закрыла глаза. Быть может, мое поспешное решение сбежать на Майорку окажется не таким уж катастрофическим. По крайней мере здесь ничто не будет постоянно напоминать мне о Максе. Не повторится случай, произошедший на прошлой неделе, когда я вошла в наш любимый ресторан «Лейсиз» и застала там Макса с молодой француженкой. Они держались за руки и были настолько поглощены друг другом, что даже не заметили моего появления. И это в то время, когда до нашей свадьбы оставались считанные недели! Хорошо, что я от него избавилась, и пришло время перестать о нем думать.

Беда в том, что я знаю Макса слишком давно. Он мой кузен, и все школьные каникулы я проводила в Крейлшем-Плейс с тетей Кэтрин, дядей Алистэром… и Максом. Он на шесть лет старше меня, и в первые каникулы, которые я там провела – ему тогда было одиннадцать лет, а мне пять, – он прозвал меня малышом. И сказал, чтобы я к нему не приставала и не путалась у него под ногами. Я с грустным видом ходила за ним по пятам, и в конце концов он снисходительно сказал, что я могу бегать за его крикетными мячиками, сматывать для него воздушного змея и даже смотреть, как он скачет верхом, при условии, что я не буду болтать. Постепенно между нами возникла прочная связь, и мы стали неразлучны. Следующие шесть лет Макс каждое лето повсюду брал меня с собой, он учил меня скакать на лошади, плавать, ловить рыбу и даже, к ужасу тети Кэтрин, стрелять. А когда Макс впервые в жизни увидел автогонки и после этого стал самостоятельно собирать себе машину, я часами стояла рядом, перепачканная маслом и смазкой, и подавала ему инструменты, все время держа наготове тряпку. Куда бы ни шел Макс, туда же шла и я. И была этим счастлива.

Позже, когда ему исполнилось семнадцать, он перестал приезжать на лето в Крейлшем-Плейс, и летние каникулы стали длинными и скучными, ничто уже не казалось таким интересным, как раньше. Макс стал профессионально заниматься гонками… и у него появились подружки. Мама говорила, что он повеса и что тетя Кэтрин слишком ему потакает, но я считала его громкий успех как гонщика и то, что он попадает на первые полосы газет, высшим шиком и тайком собирала все статьи о нем и фотографии, какие мне только попадались. Я показывала вырезки моим друзьям в школе, и они мне завидовали.

Когда мы с Максом снова встретились, я почему-то смутилась. Моя драгоценная коллекция вырезок не подготовила меня к разительной перемене в нем. Он был высокий, выше шести футов, крепко сложенный, с сильными плечами и непринужденной грацией спортсмена. Цветом лица и волос он пошел в бабушку-итальянку, которая, по словам моей матери, не отличалась добродетельностью. Он был еще темнее, чем мне запомнилось: черные вьющиеся волосы, смуглая кожа, только сияющие и смеющиеся карие глаза остались такими же.

– Привет, малыш, – сказал Макс, как будто мы снова были детьми и я приехала на летние каникулы. А я – старые привычки живучи – сразу сползла в роль восторженной воздыхательницы, я всегда оказывалась рядом, когда была ему нужна, и безропотно исчезала, когда была не нужна. А потом все вдруг изменилось.

Макс проводил неделю в Корнуолле, в гостях у каких-то друзей, занимался там серфингом. Дядя Алистэр сказал, что в уик-энд собирается к ним присоединиться, и предложил мне поехать с ним. Мы приехали к ужину, и в воздухе пахло дождем. У меня возникло неприятное ощущение, что Макс предпочел бы, чтобы мы не приезжали. Все его внимание было поглощено Клодеттой Клостре, красивой киноактрисой, с которой он в последнее время общался. Дядя Алистэр, казалось, не заметил холодности сына и был таким же вежливым и общительным, как всегда. У меня не было причин для недовольства, в конце концов, я всего лишь кузина Люси. Но когда после ужина кто-то предложил покататься на лодке, а Макс отказался, сказав, что должен отвезти Клодетту в Полперро, то поездка потеряла для меня всякую привлекательность. Нас было семеро. Джайлз Фулбрайт – старый друг дяди Алистэра, Гвен Фулбрайт, его жена, Джим Шернем – гонщик и друг Макса, его девушка – очаровательная брюнетка по имени Кей, и Дэнни Коллинз, на чьей лодке мы собирались кататься.

Еще до того как мы дошли до лодочного сарая, дядя Алистэр уже высказал сомнения, что нам стоит выходить в море. Были довольно высокие волны, небо стало темнеть. Дэнни упрямо твердил, что это всего лишь сильный ветер. Но когда нас окатили брызги пены, Кей взяла Джима за руку и сказала, что она не хочет ехать. Следующей, глядя на вздымающиеся волны, от прогулки отказалась Гвен Фулбрайт. Дядя Алистэр сказал:

– Ладно, Люси, лучше пойдем выпьем чего-нибудь горячительного. Что за радость выходить в море в такую погоду.

Но у меня не было никакого желания провести остаток вечера, сидя в коттедже и предаваясь мрачным мыслям про Макса и Клодетту. В результате в море вышли Джим Шернем, Джайлз Фулбрайт, Дэнни Коллинз и я. Не прошло и нескольких минут, как в отдалении послышались зловещие раскаты грома. Мы пытались плыть к мысу, маленькая лодка то зарывалась носом, то качалась с борта на борт, я стиснула зубы. Поначалу, когда мы только вышли в море, волны и хлопья пены в лицо нас возбуждали, но потом стало страшно: волны захватили лодку и затягивали ее все дальше между высокими белыми валами. Дэнни признал поражение и попытался развернуть лодку, чтобы плыть к берегу. Но до берега мы не доплыли. Ярдах в двадцати от пристани гигантская волна подняла лодку, швырнула ее и разбила, мы оказались в ледяной воде. Десять минут спустя, замерзшая и обессиленная, я выбралась из воды вслед за Джайлзом Фулбрайтом и рухнула на песок.

– Люси!

Я не видела, как Макс бежал по песку. Только что я дрожала, мне было плохо, а в следующее мгновение рядом со мной уже был Макс, и в темноте белело его лицо.

– Люси, посмотри на меня! Ради Бога, Люси!

Он обнял меня и стал целовать совсем не как кузину. Я прильнула к нему, не замечая ни дядю Алистэра, ни Джима Шернема и Дэнни Коллинза, с которых ручьями лила вода. Макс яростно схватил меня за волосы и, посмотрев мне в лицо, пробормотал таким голосом, что я его едва узнала:

– Никогда больше не пугай меня так, слышишь?

Я кивнула. Ответить я не смогла, потому что он снова накрыл мои губы своими. Прошла, кажется, целая вечность, а потом он хрипло сказал:

– Боже, каким же я был дураком! Малыш, я думал, что потерял тебя!

Он поднял меня на руки и бережно понес по мокрому берегу к дому. После этого Макса целый год не видели в компании моделей, актрис или светских девушек. Только со мной. Тетя Кэтрин говорила, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Так и оказалось. Несколько недель назад до меня стали доходить слухи, что Макс снова встречается с Клодеттой Клостре. Я отмахивалась от них, как от злобных сплетен, – вплоть до моего дня рождения. Мы собирались отправиться в Париж, но Макс мне позвонил и, рассыпаясь в извинениях, сказал, что у него неполадки с машиной, на которой он будет ездить в следующем сезоне, и он сможет вернуться с испытаний только после этих выходных. Я уехала в Крейлшем-Плейс, пообедала с тетей Кэтрин и дядей Алистэром и осталась ждать возвращения Макса.

На следующий день в газетах появилась фотография Макса с Клодеттой Клостре. Снимок был сделан накануне, на приеме в честь приезжего русского композитора Федора Качерского, написавшего музыку к фильму, в котором недавно снялась Клодетта, этим и объяснялось ее присутствие на приеме. А причиной появления там Макса была, по-видимому, Клодетта.

Когда Макс вернулся и я показала ему эту фотографию, он был сама любезность и объяснил все очень разумно.

– Дорогая, тебе не из-за чего расстраиваться, – сказал он, наливая себе выпить.