– Но почему ты ничего не сказал? Почему держал все в себе?

– Потому что видел, что ты не выдержишь. Ты и так едва справлялась. Как бы ты восприняла мои слова, услышав, что отец твоей дочери считает ее большой ошибкой?

– Я бы справилась гораздо лучше, если бы отец моего ребенка не исчез.

Заметив, что Элли уснула в коляске, они опустились на песчаную дюну. Даниель наклонился и подоткнул одеяльце под маленький подбородок.

– Видишь, я теперь знаю это. Я многому научился.

И в ту минуту она его простила. Та неприятная правда, которой он поделился, не вызвала в ней злости. А все потому, что теперь он любил Элли: это было видно в каждом его жесте…

– Мне нужно знать, можем ли мы начать сначала, – сказал он, беря ее за руку. – Мне нужно знать, впустишь ли ты меня обратно в свою жизнь. Можем ли мы забыть прошлое. Мне очень тебя не хватало, Дейз. И малышки тоже.

По пляжу бегал лохматый черный пес, носился восторженно кругами, подпрыгивал и переворачивался в воздухе, ловя деревяшки, выброшенные морем, которые подбрасывал в воздух его хозяин. На песке оставались длинные замысловатые следы. Дейзи наклонилась к Даниелю, и он обнял ее одной рукой.

– Совсем как раньше, – прошептал он ей на ухо.

Дейзи крепче прижалась, стараясь прояснить голову и осознать, что он снова рядом. Стараясь не прислушиваться к внутреннему голосу, твердившему, что не все так просто.

– Идем домой, Дейзи, – сказал он.

* * *

Джонс наблюдал, как двое с коляской неторопливо бредут по тропинке вдоль берега, рука мужчины обнимала за плечи девушку, а их ребенок, видимо, спал в коляске, раз его не было видно, и вечернее солнце поблескивало на колесах.

Он подождал несколько минут, пока они скроются из виду, потом развернул машину. Ему предстояла трехчасовая поездка обратно в Лондон. Некоторые могли бы сказать, что он с ума сошел, раз проделал весь этот путь, даже ни разу не остановившись, чтобы размяться. Но он пропустил встречу с Кэрол, как он сказал сам себе, проезжая мимо аллеи, ведущей в «Аркадию», держа путь к железнодорожному вокзалу и не сводя взгляда с дороги. Нет никакого смысла здесь болтаться. В конце концов, это была единственная причина, по которой он приехал.

* * *

– После рождения ребенка всегда наступает сложное время.

– Наверное, нам придется снова привыкать друг к другу.

– Да.

Они лежали рядом, оба не спали, глядя в темноту.

– Наверное, мы немного напряжены. Эти несколько дней были какие-то странные. – Даниель протянул к ней руку, и она положила голову ему на грудь.

– Знаешь что, Дан? Мне кажется, нам даже не стоит говорить об этом. А то получится, будто у нас проблема…

– Ладно.

– Но ты прав. Мне действительно кажется, что я напряжена.

Он взял ее за руку, и она лежала так, переплетя пальцы с его пальцами и стараясь не задумываться о предыдущих тридцати минутах. Ей хотелось выпить, но она понимала, что для него важно теперь ее присутствие рядом и любая попытка пошевелиться будет неверно истолкована.

– В самом деле, Дейз?

– Да.

– Мне нужно кое-что с тобой обсудить. Теперь, когда мы снова откровенны.

Почему-то перед ее мысленным взором промелькнул образ Джонса.

– Ладно, – сказала она, стараясь скрыть настороженность.

– Думаю, нам необходимо до конца высказаться, прежде чем мы сможем забыть о прошлом.

Она промолчала, услышав, что он старается говорить небрежно, но все его попытки провалились, и ее охватило дурное предчувствие, как бывает при звуке далекого свистка, когда приближается поезд.

– Насчет того, что произошло, когда мы жили врозь.

– Ничего не произошло, – сказала Дейзи. Чересчур поспешно.

Он громко сглотнул:

– Тебе хочется в это верить. Но что случилось, то случилось.

– Кто это говорит?

Разумеется, Лотти – кто же еще? Она знала, что Лотти против их примирения.

– Всего лишь поцелуй, – сказал он. – Ничего особенного. Произошло это, когда я оказался на дне пропасти и не знал, вернусь ли к тебе.

Дейзи отпустила его руку и рывком села, опершись на локоть:

– Что ты сказал?

– Всего лишь поцелуй, Дейз, но я подумал, что должен быть честным до конца.

– Ты кого-то поцеловал?

– Когда мы жили врозь.

– Погоди-ка, мы все считали, что у тебя нервный срыв из-за того, что ты не можешь привыкнуть к отцовству, а ты, оказывается, зажигал по всему городу.

– Все было не так, Дейз…

– А как было? Я тут выслушиваю от твоей мамочки, что ты чуть ли не кидаешься под автобусы, даже не способен поговорить со мной, а ты все это время целовался и миловался. Кто она, Дан?

– Послушай, тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? Речь идет об одном поцелуе.

– Нет, не кажется. – Она откинула одеяло и выбралась из постели, не желая признаться самой себе, что ее бурная реакция каким-то образом связана с тем, что у нее самой рыльце в пушку. – Я буду спать в другой комнате. Не ходи за мной и не шатайся по коридорам, – прошипела она. – А то разбудишь ребенка.

18

Бунгало, обитое крашеной белой доской и окруженное маленьким садом ржавеющих скульптур, стояло на гальке в ста или более футах от ближайших соседей.

– Мне здесь нравится, – сказал Стивен Микер, когда они оба рассматривали в окно уходящее за горизонт побережье. – У людей нет предлога заглядывать сюда. Терпеть не могу, когда кто-нибудь считает, будто имеет право так поступать. Можно подумать, в старости тебе следует радоваться любому визиту, прерывающему бесконечный скучный день.

Они сидели и пили чай в скудно обставленной гостиной, где на стенах висели превосходные картины, никак не подходившие к мебели и обивке. Снаружи не было ни души, море пусто поблескивало под августовским небом, семьи и отдыхающие предпочитали побережье в Мерхеме, где было песчаное дно. Уже второй раз на неделе Дейзи прервала его бесконечный скучный день, но он был рад ее приходу – отчасти из-за подборки журналов, которую она принесла ему в дар, отчасти из-за того, что время, о котором она хотела поговорить, было одним из нескольких периодов его жизни, когда он был по-настоящему счастлив.

– С Джулианом было весело, знаете ли, – сказал он. – Он был совершенно невыносим, если дело касалось финансов, но у него был талант собирать людей, почти такой же, как талант собирать предметы искусства. В этом отношении они были похожи с его женой. Пара соро́к.

По его собственному признанию, он полюбил Джулиана на всю жизнь. Он сообщил это с восторгом, который странно было видеть у чопорного старика. В шестидесятых годах, когда Джулиан и Аделина развелись, Стивен и Джулиан переехали вместе в маленькую квартирку на Бейсуотер.

– Мы по-прежнему говорили людям, что мы с ним братья. Мне было все равно, а Джулиан всегда переживал по этому поводу.

Несколько картин на стене были подарком Джулиана. По крайней мере одна из них принадлежала кисти Френсис, получившей запоздалую славу после того, как ее «причислила к своим» одна феминистка-искусствовед.

Дейзи, молча поразившаяся при виде некоторых подписей на холстах, с тревогой отметила потемневшие углы, покоробленную от соленого воздуха бумагу.

– Не следует ли их хранить… где-нибудь в сейфе? – тактично осведомилась она.

– Но там их никто не увидит, – возразил Стивен. – Нет, дорогая, они останутся в моей маленькой лачуге со мной, пока я не отброшу копыта. Милая дама, эта Френсис. Ужасно жаль, что все так случилось.

Он оживился, когда Дейзи продемонстрировала ему снимки поляроидом почти законченной фрески, с грустью восхищаясь собственной красотой в молодости, называя имена тех людей, которых вспомнил. Джулиан, сообщил он ей с грустью, на открытие не приедет.

– С ним бесполезно связываться, дорогая. Он живет в доме престарелых в пригороде Лондона. Совершенно впал в детство.

Нинетт, как он последний раз слышал, проживает в Уилтшире, в какой-то коммуне; Джордж стал «какой-то шишкой» в экономике, преподает в Оксфорде.

– Женился, кажется, на виконтессе. Настоящей аристократке. О, а вот и молодой человек Лотти. Или ее сестры… не помню. Джордж звал его принцем ананасов. Я постараюсь вспомнить его имя, если потерпите немного.

Дейзи ушам не поверила, когда экзотическая длинноволосая богиня на фреске оказалась Лотти.

– В те дни она отличалась красотой, но не шаблонной, разумеется. А еще строптивостью. Впрочем, некоторым мужчинам это нравилось. Между нами, никто особенно не удивился, когда она попала в беду. – Он поставил чашку и тихонько посмеялся. – Джулиан всегда говорил: «Elle pet plu haut que sa cul…» А знаете, как это переводится? – Он наклонился вперед и произнес тоном заговорщика: – «Она пукает выше, чем ее задница…»

* * *

Дейзи медленно шла вдоль пляжа, возвращаясь в «Аркадию», полуденное солнце припекало неприкрытую голову, ноги то и дело сходили с тропы. Утро явилось приятным отвлечением от того, что происходило в «Аркадии», где атмосфера накалялась с каждым часом. Работы в отеле шли в ускоренном темпе, приближаясь к завершению, комнаты приобретали задуманное великолепие, новую мебель расставляли и переставляли, подыскивая наилучшее эстетическое решение. Само здание теперь чуть ли не гудело, словно радуясь новой жизни, новой крови будущих обитателей.