Если бы хотела ему рассказать, давно бы рассказала. И к этому неопровержимому факту Хэл возвращался час за часом, именно этот факт не позволил ему обратиться к ней прямо и потребовать ответа. Если бы она хотела, чтобы он знал, то сказала бы хоть что-то. Господи, какой он все-таки дурак!

Последние несколько дней она была сдержанна с ним, ее лицо выражало какую-то новую настороженность. Не имея возможности видеть, как чувства людей отражаются на их лицах, она свои чувства никогда не скрывала. А он следил за ней, едва справляясь с досадой и яростью.

– Ты в порядке? – часто интересовалась она, подразумевая, не очень ли он переживает, лишившись бизнеса. Не нужно ли его обнять? Поцеловать? Сделать то, что должно было бы его успокоить. Он смотрел на ее растерянность с примесью вины и удивлялся, как она вообще может с ним говорить.

– Со мной все прекрасно, – обычно отвечал он, тогда она начинала заниматься дочкой или возвращалась на кухню готовить ужин.

Самое плохое заключалось в том, что́ все это означало. Поскольку деньги и ее решение скрыть их от него могли означать только одно. Он понимал, год для них выдался не из легких, многое по-прежнему оставалось неестественным, ощущалась напряженность. Он понимал, что отстранялся от нее в тех случаях, когда в этом не было необходимости, что какая-то маленькая гаденькая частичка его существа все еще наказывала ее. Но он считал, что она могла хотя бы намекнуть…

Впрочем, какого намека он мог ожидать? Это была женщина, которая изменила ему в то время, когда он лишился опоры, когда его бизнес умирал, да и он сам был не лучше. Таким неожиданным было ее признание в то утро, когда она ему все рассказала, что он почувствовал невероятно острую боль в груди и на секунду решил, что умирает. Она тогда ничего не объяснила.

Но что бы там ни было, он по-прежнему ее любил. Последние недели ему дышалось легче, возникло ощущение, что к ним возвращается что-то ценное. Он если не простил ее, то, во всяком случае, начал видеть возможность простить. Говоря штампами того проклятого психолога, их брак мог бы стать прочнее.

При одном условии – честности.

Она слушала и кивала. Взяла его руку и сжала. Это был их последний сеанс.

Хэл подвинулся к краю кровати, смутно сознавая, что в кармане его пиджака лежит пластмассовый шаблон, рассвет медленно освещал их комнату, словно говоря, что прошла еще одна ночь, отданная на размышления, а впереди еще один день, предвещавший метания, ярость и страх.

Камилла спала, а ее рука соскользнула с его бока и упала, бессильная, рядом на кровать.

* * *

Поезд идет только до Ливерпуль-стрит, объявили по громкой связи и на всякий случай повторили еще раз. Дейзи придвинулась к окну, наблюдая, как плоские болота долины Ли постепенно сливаются с грязными и несимпатичными предместьями Восточного Лондона. Проведя два месяца в маленьком мирке «Аркадии» и Мерхема, она почему-то почувствовала себя провинциалкой, почти опасаясь большого города. Лондон, казалось, был неразрывно связан с Даниелем. А потому вызывал боль. В Мерхеме ей жилось спокойно: никакого прошлого, никаких ассоциаций. Но только когда поезд приблизился к городу, она осознала, что дом дарил ей больше душевного покоя, чем можно было себе представить.

Лотти сказала бы, что все это глупости.

– Тебя ждет чудесный день, – прокомментировала она, отправляя в раскрытый ротик Элли ложку подслащенной овсянки. – Тебе полезно прошвырнуться. Быть может, ты даже найдешь время встретиться с подружками и узнать все новости.

Дейзи, как ни старалась, не вспомнила ни одной. Она всегда дружила больше с мальчиками, чем с девочками: наверное, так бывает, когда парни других девушек находят тебя чересчур привлекательной. Видимо, она плохо старалась, потому что сейчас из настоящих подруг у нее остались только сестра («Ты наконец подала на алименты?») и Камилла («Я не чувствую никаких растяжек. Ты в прекрасной форме»). И вот теперь появилась Лотти, которая, приоткрыв немного свое прошлое, стала держаться более расслабленно, высказываться не так строго, с большой долей юмора.

– Надеюсь, ты выберешь что-нибудь нарядное, – сказала она, когда Дейзи направилась наверх переодеваться, – чтобы не выглядеть, как мешок с картошкой. Вдруг он поведет тебя в какое-нибудь шикарное место.

– Это не романтическое свидание, – ответила Дейзи.

– Ну, какое уж есть, – парировала Лотти. – Я бы на твоем месте воспользовалась случаем. Что с ним не так, если на то пошло? Симпатичный, неженатый. Явно при деньгах. Давай действуй, надень свой топик, сквозь который просвечивает белье.

– У меня только что произошел разрыв серьезных отношений. Самое меньшее, что мне сейчас нужно, – другой мужчина. – Дейзи остановилась на лестнице, стараясь скрыть румянец.

– Почему?

– Да так. Все это знают. Нельзя от одного сразу кидаться к другому.

– Почему же нет?

– Потому… Я могу оказаться неготовой.

– Да откуда ты знаешь?

– Не знаю… Такие метания приводят к депрессии. Нужно подождать немного. Годик или больше. Чтобы не тащить за собой весь эмоциональный багаж.

– Эмоциональный багаж?

– Просто нужно войти в то состояние, когда ты готова встретить кого-то еще. Когда ты окончательно подвела черту под прошлым.

– Подвела черту? – повторила Лотти, словно пробуя слова на язык. – Кто это говорит?

– Не знаю. Все. Журналы. Телевидение. Психологи.

– А тебе нечего их слушать. Своего ума разве нет?

– Есть, но я тоже думаю, что мне не мешало бы притормозить немного. Я пока не готова впустить кого-то нового в свою жизнь.

Лотти взмахнула руками:

– Какие вы, девушки, все-таки разборчивые. То вам время не подходит. То одно нужно, то другое. Ничего удивительного, что столько много из вас остаются одни.

– Но ко мне это не относится.

– Разве?

Дейзи посмотрела ей прямо в глаза:

– Из-за Элли. И Даниеля… Я хочу сказать, что было бы справедливо дать ему немного времени одуматься. Так у нее будет шанс вырасти в полноценной семье.

– Вот как? Сколько же времени ты собираешься ему дать? – (Дейзи пожала плечами.) – И сколько хороших мужчин ты собираешься за это время отвергнуть?

– Ой, бросьте, миссис Бер… Лотти. Прошло всего несколько месяцев. И особой очереди из кавалеров я не замечала.

– Тебе нужно двигаться дальше, – с жаром произнесла Лотти. – Бессмысленно цепляться за прошлое, и не важно, есть у тебя ребенок или нет. Ты должна построить собственную жизнь.

– Он отец Элли.

– Его здесь нет, – фыркнула Лотти. – А если его здесь нет, значит он теряет право называться отцом.

Только сейчас Дейзи поняла, что Лотти так и не сказала ей, кто отец Камиллы.

– Вы сильнее меня.

– Не сильнее, – возразила Лотти, поворачиваясь, чтобы уйти в кухню, и снова замыкаясь в себе. – Просто практичнее.

Дейзи отвернулась от окна, наклонилась вперед и потерла сандалию о голень другой ноги. Не нужен ей новый мужчина. Она еще не отошла от прежнего, нервы слишком напряжены. Одна мысль, что кто-нибудь увидит ее обнаженное тело, изменившееся после родов, приводила ее в ужас. А перспектива снова оказаться покинутой была невыносимой, даже думать о ней не хотелось. К тому же оставался еще Даниель. Она просто обязана приоткрыть для него дверь. Ради Элли.

Если, конечно, он когда-нибудь решится в нее войти, черт бы его побрал.

* * *

– Камилла?

– Ой, привет, мама.

– Я хочу сгонять в супермаркет. Возьму с собой малышку Элли. Тебе что-нибудь купить?

– Нет. У нас все есть… А Хэл там?

– Да, он снаружи. Выпил лишь чашку чая. Хочешь, я его позову?

– Нет. Нет… Мам, как тебе кажется, с ним все в порядке?

– Почему ты спрашиваешь? Что-нибудь случилось?

– Ничего. По-моему, ничего. Просто он… в последнее время какой-то странный.

– Что значит «странный»?

Камилла помолчала, потом ответила:

– Он меня сторонится. Кажется… будто он ушел в себя. Не хочет со мной разговаривать.

– Он только что свернул свой бизнес. Он имеет право погрустить.

– Знаю… Знаю… Просто…

– Что?

– Он и раньше знал, что дела идут плохо. Мы оба понимали, что ему придется закрыть мастерскую. И все равно отношения между нами наладились. Так хорошо уже не было сто лет.

Мать Камиллы задумалась:

– Нет, со мной он держится как всегда… Я надеюсь, тут не… Ты ничего от меня не скрываешь?

– О чем это ты?

– О том, что случилось раньше. С вами обоими. У вас не было… повторения прошлого?

– Нет, мам, конечно нет. Я бы никогда не… С прошлым покончено. Мы давно так решили. Я просто беспокоюсь, потому что Хэл… как-то изменился. Ладно, забудь. Забудь, что я сказала.

– А с ним ты об этом говорила?

– Забудь, мама. Ты права, он, скорее всего, расстроен из-за бизнеса. Я дам ему возможность подышать. Послушай, мне пора, нужно снять обертывание водорослями с Линды Поттер.

Лотти посмотрела на свою сумку, внезапно убедившись, что поступила правильно. Она пока не станет сообщать Камилле о деньгах: подождет, пока они дочке действительно понадобятся. И похоже, это время не за горами, хотя Лотти надеялась на обратное.

– Знаешь, что ему нужно?

– Что?

– Подвести черту. Ему самому станет легче.

* * *

Под ногами водителя и пассажира в машине Джонса валялось восемнадцать пустых упаковок от мятных лепешек. Сосчитать их незаметно, не совершая слишком явных телодвижений, было задачей не из легких: многие были частично скрыты другим машинным хламом, таким как дорожные карты, листки с наспех нацарапанными адресами и старыми чеками заправочных станций. Но у Дейзи было предостаточно времени сосчитать все до единой, если учесть, что первые семнадцать минут пути, пока они ползли в пробках, Джонс почти не переставая орал в свой мобильный телефон, причем очень раздраженно: