Камилла, поившая Хэла чаем, когда появилась Лотти, замерла, держа кружку в руках, ничего не понимая.

– Мам?

– Эй, что случилось, ма? Что вас так расстроило? – Хэл, протянув руку, положил ее на плечо Лотти.

Она с яростью ее сбросила:

– Ничего меня не расстроило. Впрочем, нет, расстроило. Меня расстроило то, что ты тратишь зря время, сковыривая со стены известку, чтобы показать всем какую-то ерунду. Тебе бы следовало думать о своем бизнесе, а не возиться с ничего не стоящим граффити. Почему бы тебе не сделать что-то полезное, например попытаться спасти собственный бизнес?

– Но фреска прекрасна, Лотти, – сказала Дейзи. – Наверняка вы видели ее раньше.

– Ерунда, – отрезала Лотти. – И вашему глупому боссу я тоже скажу, что это ерунда. Я здесь консультант по истории, или как вы там это называете, поэтому он со мной согласится. – И она ушла, всем своим видом выражая неудовольствие, а они так и остались стоять с открытыми ртами.

* * *

Но Джонс не согласился.

Дейзи тайком привела его к фреске, когда Лотти отлучилась.

– Закройте глаза, – велела она, когда он вышел на террасу.

Он закатил глаза к небу, словно имел дело с дурочкой и был вынужден ей потакать. Она взяла его за руку и направила вокруг банок с краской к тому месту, которое Хэл недавно расчистил.

– Теперь открывайте.

Джонс открыл глаза. Дейзи не сводила взгляда с его лица и увидела, как он удивленно заморгал под темными сведенными бровями.

– Это фреска, – сказала Дейзи. – Ее реставрирует Хэл. Фреску обнаружили строители под слоем извести.

Джонс посмотрел на Дейзи, сразу позабыв о своем раздражении, и подошел ближе, чтобы как следует разглядеть изображение. На нем были самые ужасные вельветовые брюки, какие только можно представить.

– Что это? – спросил он немного погодя. – Что-то вроде «Тайной вечери»?

– Не знаю, – сказала Дейзи, виновато озираясь, не едет ли коляска. – Лотти… то есть миссис Бернард… отказывается о ней говорить.

Джонс продолжал рассматривать фреску, затем отошел:

– Что вы только что сказали?

– Она не рада, что мы ее расчищаем, – ответила Дейзи. – Она не говорит почему, но явно расстроена.

– Но ведь это так красиво, – сказал Джонс. – Здорово смотрится. Фреска придает террасе законченность. – Он отошел в дальний конец террасы, чтобы посмотреть оттуда. – Мы же расставим здесь стулья, да? – (Дейзи кивнула.) – Она старая?

– Определенно этого века, – сказала Дейзи. – Хэл считает, что она сороковых или пятидесятых годов. Но никак не раньше тридцатых. Видимо, Лотти закрасила ее во время войны.

– Я понятия не имел… – пробормотал Джонс самому себе, поднеся руку к затылку. – Итак… Можно поинтересоваться, сколько я за это заплачу? Я имею в виду реставрацию.

– Намного меньше, чем это стоит.

Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

– Надо полагать, вы не обнаружили заодно еще какой-нибудь бесценный антиквариат?

– Не-а, – ответил за Дейзи Дейв, появляясь за их спинами и закуривая сигарету. – Она ушла купить молока для ребенка.

* * *

Все кончено. Хэл сидел в своем автомобиле перед «Аркадией», рассматривая последнюю пачку счетов, намного превышающих будущий гонорар за фреску, и почему-то испытывал облегчение, что теперь он не в силах ничего изменить и то, о чем он догадывался уже несколько недель или даже месяцев, неизбежно превратилось в реальность. Последний счет, знакомство с которым он отложил до обеда, оказался таким непомерным, что у него не осталось выбора. Теперь он свернет бизнес, а затем, как только закончит реставрацию фрески, начнет искать работу.

Хэл на секунду закрыл глаза, позволив надежде и напряжению последних недель наконец утихнуть, а на их место пустить что-то вроде беспросветного серого тумана. Это просто бизнес. Он давно твердил эти слова про себя, словно мантру. И если, распродав имущество, он сумеет предотвратить банкротство, то хотя бы у них у всех появится будущее. Впрочем, оно и так у них есть. Его отношения с Камиллой за последние несколько недель это убедительно подтверждали.

Думайте о хорошем – так, кажется, говорил психолог на последнем сеансе? Будьте благодарны за то, что у вас есть. А у него есть жена и дочь. Здоровье. И будущее.

Тишину нарушил звонок мобильного, и Хэл порылся в бардачке, стараясь проморгать то, что подозрительно напоминало слезы.

– Это я.

– Привет, я. – Он откинулся на спинку кресла, радуясь звуку ее голоса.

Ничего срочного. Ей просто захотелось узнать, когда он придет домой, захочет ли он цыпленка на ужин, а заодно сообщить, что у Кейти сегодня плавание; приятные мелочи домашней жизни.

– У тебя все в порядке? Ты какой-то тихий.

– Все отлично, – ответил он. – Если хочешь, я принесу домой вина.

Она несколько насторожилась, поэтому он постарался прикинуться оживленным. Он не стал говорить то, что ей нужно было узнать, – это подождет, а вместо этого принялся рассказывать то, что она хотела бы услышать: что случилось «на работе» в тот день. Какую часть фрески он очистил. Последние шуточки строителей. Он упомянул, что ее мать теперь едва с ним разговаривает, если он работает над фреской, но, как только они покидают «Аркадию», болтает запросто, словно ничего не случилось.

– Быть может, тебе стоило спросить у нее. Выяснить, что ее так беспокоит.

– Бесполезно, Хэл. Ты же знаешь, нет никакого смысла о чем-нибудь ее расспрашивать. Она никогда мне не расскажет, – ответила Камилла с печалью и досадой. – Иногда я не понимаю, что не так с моей матерью. На следующий день у них с отцом юбилей, но она заявила, что нужна в «Аркадии». Ты слышал что-нибудь подобное? Папа очень разочарован. Он уже заказал ресторан, хотел устроить праздник.

– Они могут пойти в другой вечер, – сказал Хэл.

– Но ведь это будет не то же самое, правда?

– Да, – ответил он, вспоминая прошлое. – Правда.

– Мне надо бежать, – сказала она, оживляясь. – А то миссис Халлиган жалуется на пупырчатость.

– Что-что?

Она поднесла трубку ближе ко рту:

– Это то, что случается с кожей после восковой эпиляции. У нее появилось воспаление на чувствительном участке, и теперь она не может свести ноги.

Хэл расхохотался. Кажется, впервые за несколько месяцев.

– Я очень тебя люблю, – сказал он.

– Знаю, – ответила она. – Я тоже тебя люблю.

* * *

Дейзи привела Джонса в комнаты, которым в будущем предстояло обрести название «люкс Моррелла», а пока строители называли их между собой «синее болото» – по цвету ванной комнаты. Это была самая традиционная спальня во всем доме, к тому же законченная. Кровать, как и вся прочая обстановка, была получена благодаря знакомому в Индии, который специализировался на старой колониальной мебели. Рядом с ней располагался военный сундук, с четкими углами, обитыми медью, из старинного красного дерева, мерцавшего на фоне светло-серой стены. В дальнем конце комнаты, которая на самом деле состояла из двух комнат, соединенных вместе, стояли удобные стулья и низкий резной столик. Именно на нем Дейзи разместила поверх скатерти тарелки с крабовыми бутербродами, вазу с фруктами и бутылку воды.

– Я знаю, вы не обедаете, – сказала она, когда он уставился на натюрморт, – но подумала, что если вы действительно не будете голодным, то оставшуюся половину я съем на ужин.

На нем были разные носки. Ее почему-то это подбодрило.

Он медленно обошел комнату, разглядывая декор, мебель. Потом остановился прямо перед Дейзи.

– Вообще-то, я… Я хотела извиниться, – сказала она, сложив ладони перед собой. – Насчет того утра. Я тогда спятила. Даже больше чем спятила. Не могу объяснить. Скажу только, что к вам это не имело отношения.

Джонс взглянул на свои ноги и смущенно зашаркал.

– Ой, да ладно вам. Пожалуйста, присядьте, – беспомощно сказала она, – или я буду чувствовать себя совсем глупо. Хуже того, начну трещать как сорока. А вам это не нужно. Как и мой рев.

Джонс наклонился к бутербродам.

– Знаете, я о том случае почти не вспоминал, – сказал он, косясь на нее, и опустился на стул.

– При обычных обстоятельствах я бы не стала угощать вас в спальне, но это единственная комната, где тихо, – объяснила она после того, как они приступили к еде. – Было бы славно накрыть стол на террасе, возле фрески, но я подумала, что тогда придется довольствоваться бутербродами, закапанными красками или скипидаром. – Нет, она все-таки трещала. Можно подумать, она никак не контролирует того, что срывается у нее с языка. – К тому же Элли спит в соседней комнате.

Он кивнул с непроницаемым лицом. Но ей показалось, что он расслабился.

– Я удивлен, что вы продолжили работу без меня, – в конце концов сказал он. – Я имею в виду фреску.

– Я знала, она вам понравится, если вы ее увидите. А если бы я начала интересоваться по телефону, что с ней делать, у вас появилась бы лишняя причина для волнения.

Он замер с бутербродом у рта, затем опустил руку и внимательно посмотрел на Дейзи. Очень внимательно, настолько, что она невольно раскраснелась.

– А вы странная, Дейзи Парсонс, – сказал он вполне дружелюбно.

Тогда она тоже расслабилась, принялась рассказывать историю каждого предмета обстановки, объяснять решения, стоявшие за каждым оттенком краски, за каждым обивочным лоскутком. Он кивал, не переставая жевать, все слушал и мало что говорил. Дейзи с трудом сдерживалась, чтобы не поинтересоваться, доволен ли он. Если бы не был доволен, то сказал бы, уговаривала она себя.