– Мне казалось, ты ушел на вокзал.

Он сказал, что ему нужно забрать ящик с фруктами.

– Ложь. Ничего другого в голову не пришло.

В комнате продолжало темнеть, так что она с трудом различала его лицо. Только глаза сияли так ярко, что она подумала, не болен ли он тоже. Она на секунду опустила веки, желая убедиться, что он будет там, когда она их откроет.

– Все это очень тяжело, Лотти. Мне кажется… будто я схожу с ума.

Радость. Радость, что он здесь. Она опустила голову на подушку и протянула руку, совсем белую в полутьме.

– Лотти…

– Иди сюда.

Он одним прыжком пересек комнату, опустился на колени радом с кроватью и положил голову ей на грудь. Она ощутила ее тяжесть на влажной ночной рубашке, подняла руку и позволила себе дотронуться до его волос. Они оказались мягче, чем она ожидала, даже мягче, чем у Фредди.

– Ты заполняешь собою все. Я уже ничего вокруг не вижу.

Он поднял голову, и она посмотрела ему в глаза, янтарные даже в приглушенном свете. Мысли в голове путались, расплывались. Он придавил ее к кровати своим весом, а иначе, как ей казалось, она бы взмыла вверх и вылетела в окно, в темную, мокрую бесконечность.

– О боже! Рубашка на тебе промокла… Ты больна. Ты больна, Лотти, прости. Мне не следовало…

Он начал было отстраняться, но она притянула его обратно.

Ей даже в голову не пришло извиниться за свой вид, мокрые, немытые волосы, стойкий запах болезни – все ее чувства поглотило желание. Она зажала его лицо ладонями, их губы почти соприкасались, она ощущала, как он дышит. Они замерли на секунду, сознавая, что ожидание ценнее утоления. А потом, застонав, как от мучительной боли, он припал к ней, такой же сладостный, как запретный плод.

* * *

Ричард Ньюсом снова лопал леденцы: она видела, как он, наглый до предела, даже не стараясь потихоньку шуршать фантиками, закидывал в рот одну конфету за другой, словно сидел в заднем ряду кинотеатра. Никакого уважения. А мать его тоже хороша: сидит рядом и делает вид, что не имеет к нему никакого отношения. Хотя, конечно, как часто говорила Сара Чилтон, все Ньюсомы одинаковы: их не волнует ни порядок, ни приличия, лишь бы с ними все было хорошо.

Миссис Холден сердито взглянула на мальчишку во время исполнения 109-го псалма, но он даже бровью не повел. Спокойно развернул красную конфету, уставился на нее с безмятежностью коровы, жующей жвачку, и сунул в рот.

Какая досада, что этот противный мальчишка с его конфетами так ее отвлек: она заранее планировала подумать о Лотти и о том, что с ней делать после свадьбы Селии. Проблема не из легких: девочка должна понимать, что не может оставаться у Холденов вечно. В конце концов, ей все равно придется принять решение относительно своей будущей жизни. Она бы предложила записать ее на секретарские курсы, но Лотти была тверда в своем нежелании возвращаться в Лондон. Один раз она посоветовала ей стать учительницей – как-никак она хорошо справлялась с детьми, но Лотти отнеслась к ее идее с таким отвращением, словно она предлагала ей зарабатывать себе на жизнь на улице. В идеале было бы чудесно выдать ее замуж. Если верить Селии, Джо к Лотти неравнодушен. Но девчонка большая строптивица, поэтому неудивительно, что они рассорились.

А от Генри никакой помощи: несколько раз она заговаривала с ним об этом, но он сразу раздражался, говоря, что у бедняжки и так хватает забот, что она никому не мешает в доме и что в свое время сама найдет себе хорошую работу. Миссис Холден не совсем, правда, понимала, какими такими заботами обременена Лотти, ведь почти десять лет ей не приходилось заботиться ни о куске хлеба, ни об одежде, но спорить с мужем не хотелось (особенно в такой момент), поэтому она не настаивала.

«Разумеется, она останется с нами столько, сколько захочет, – уверяла она Дейрдре Колкухоун. – Мы любим Лотти как родную». Иногда она искренне сама в это верила, например, когда девочка лежала больная, беспомощная на своей узкой кроватке. Ее гораздо легче было любить, когда она была уязвима, в слезах и поту и не выпускала ежовых колючек. Но где-то в глубине души Сьюзен Холден сознавала, что лукавит сама с собой.

По рядам пустили сумку для пожертвований, и миссис Холден ткнула в бок мужа. Он со вздохом полез во внутренний карман, вынул какую-то банкноту и бросил в сумку. Сьюзен Холден, выставив свою новую сумочку перед собой, забрала у него пожертвования и передала дальше, довольная, что все видели, как они исполнили свой долг.

* * *

– Джо? Привет, Джо. – Селия схватила Джо за руку, когда он выходил из церковных дверей под яркое небо, расчищенное сильным ветром от грозовых облаков до самого горизонта. Мостовая была скользкой от дождя, и Селия неслышно выругалась, нечаянно ступив в лужу, которая обдала щиколотку грязной водой.

Джо обернулся, удивленный таким приветствием. На нем была бледно-голубая рубашка и вязаный жилет, а волосы, обычно со следами машинного масла, гладко причесаны по случаю.

– Привет, Селия.

– Видел Лотти?

– Сама знаешь, что нет.

– Она болеет. Серьезно болеет. Высокая температура и все такое прочее. Даже бредила. Вот такие дела. – Селия пошла рядом с юношей, чувствуя на себе взгляд матери, стоявшей у церковных ворот. Как было бы хорошо снова свести их вместе, однажды заметила миссис Холден. Бедняжке Лотти будет ужасно одиноко, когда Селия уедет.

Джо притормозил.

– Что случилось? – спросил он.

– Папа говорит, сильная простуда. Действительно сильная. Она чуть не умерла.

Джо побледнел, остановился и повернулся к Селии:

– Чуть не умерла?

– Сейчас-то она пошла на поправку, да, но поначалу все было очень плохо. Папа очень волновался за нее. Все это так печально… – Селия сделала эффектную паузу.

Джо ждал.

– Что именно? – наконец спросил он.

– Ваша ссора. И то, что она звала… – Селия умолкла на полуслове, как будто и без того сказала слишком много.

Джо нахмурился:

– Кого звала?

– Да никого, Джо. Забудь, что я сказала.

– Ну же, Селия. Что ты недоговариваешь?

– Не могу, Джо. Это было бы предательством.

– Почему предательством, если мы оба твои друзья?

Селия наклонила голову, размышляя.

– Ладно. Но ты меня не выдавай. Она звала тебя по имени, когда была в бреду. Сижу, бывало, рядом, вытираю ей лоб, а она бормочет: «Джо… Джо…» А я не могла ее утешить, как-то успокоить. И все из-за того, что ты с ней расстался.

Джо с подозрением посмотрел на Селию:

– Она звала меня по имени?

– Без конца. Во всяком случае, очень часто. Когда ей было по-настоящему скверно.

Последовало долгое молчание.

– Ты ведь не стала бы… выдумывать или еще что?

Селия сверкнула глазами и с оскорбленным видом сложила руки на груди:

– Насчет моей сестры? Или почти что сестры? Джо Бернард, такой низости я от тебя еще не слышала! Говорю же, бедняжка Лотти звала тебя в бреду, а ты заявляешь, что я выдумываю. Так вот, я теперь жалею, что вообще с тобой заговорила. – Она повернулась на своих тонких каблучках и быстро пошла прочь.

Теперь настала очередь Джо хватать ее за руку.

– Селия! Селия, прости. Постой, пожалуйста. – Он задохнулся. – Наверное, мне сложно поверить, что Лотти меня звала… Но если она действительно больна, это ужасно. Я жалею, что меня не было рядом. – Он потупился.

– А я ведь ей ничего не сказала. – Селия посмотрела прямо ему в глаза.

– О чем?

– О том, что ты встречаешься с Вирджинией.

Джо покраснел. Краска поползла от шеи наверх, словно он был розовой губкой, впитывающей воду.

– Ты ведь не думал, что это долго останется в секрете? Она же работает у нас в доме.

Джо уставился на тротуар и поддал ногой камень:

– Не то чтобы мы встречаемся. Так, ходили пару раз на танцы… Ничего серьезного. – (Селия промолчала.) – Все не так, как с Лотти. Если бы я только думал, что у меня есть шанс с Лотти… – Он умолк, прикусив губу, и отвел взгляд в сторону.

Селия по-дружески опустила руку ему на плечо:

– Послушай, Джо, я знаю ее лучше других, и единственное, что могу сказать: она странная, наша Лотти. Иногда она сама не знает, что ей надо. Зато, оказавшись на пороге смерти, она говорила искренне и звала не кого-нибудь, а тебя. Ну вот. Знай. Теперь тебе решать, что делать.

Джо крепко задумался. От усилия даже начал чаще дышать.

– Может, навестить ее? Как считаешь? – Он с надеждой посмотрел на Селию.

– Как я считаю? Я считаю, что она обрадуется.

– Так когда мне прийти?

Селия взглянула на мать, которая постукивала по циферблату часов.

– Сейчас самое лучшее время. Я сбегаю предупрежу маму, что немного опоздаю на обед в отель, а потом тебя провожу. Я отпустила бы тебя одного, – добавила она со смехом, убегая к матери, – но Лотти не скажет мне спасибо, если из-за меня ты застанешь ее в ночной рубашке.

* * *

Рука у Лотти затекла. Но она скорее позволила бы ей отвалиться, чем сдвинула в сторону, нарушив тем самым его тихий сон. Не отрывая взгляда от его сомкнутых век, от слегка влажного, уже подсыхающего лица, она подумала, что никогда прежде не чувствовала себя такой отдохнувшей. Все напряжение последних дней куда-то ушло, а она словно превратилась в масло, растаявшее, подслащенное.

Он зашевелился во сне, и тогда она потянулась к нему губами и нежно поцеловала в лоб. Он пробормотал что-то в ответ, и у Лотти от благодарности сжалось сердце. «Спасибо, – обратилась она к своему божеству. – Спасибо, что подарил мне это. Умри я в эту секунду, все равно была бы благодарна».