Вдруг он почувствовал, что кто-то положил руку на его плечо. За спиной Рауля стоял герцог, неслышно вышедший из каюты.

   — Вы тоже не спите, милорд? — проговорил Рауль.

Герцог кивнул. Дул холодный бриз, и Вильгельм запахнул накидку.

   — Я еду во Фландрию.

Рауль улыбнулся. Два года назад, после падения Домфрона, они путешествовали по Фландрии. При дворе графа Болдуина Мудрого в Брюсселе герцог обратил внимание на леди Матильду, дочь графа. Затем произошла странная вещь. Леди сидела рядом с отцом. Её обрамленное белокурыми локонами заострённое личико было бледным, как лепестки лилии, а руки бессильно лежали на коленях. Посмотрев на герцога, она не сводила с него сосредоточенного взгляда довольно долго. Зелёные, с коричневыми крапинками глаза леди Матильды напоминали два больших озера. Взгляды леди и герцога встретились. Рауль, видевший это, заметил, как Вильгельм весь напрягся, а рука его сжалась в кулак. Короткий обмен взглядами перевернул всю его жизнь. Герцог принял решение. Позже, в своих покоях, он сказал:

   — Я сделаю эту леди герцогиней Нормандии.

   — Но, милорд, она замужем за неким Хербордом, фламандцем, — удивлённо выпалил Фиц-Осберн.

Герцог бросил на него недовольный взгляд.

   — Эта женщина создана для меня, — грубо оборвал он.

Фиц-Осберн, обеспокоенный тем, что лев решил полакомиться добычей другого зверя, попытался заинтересовать Вильгельма сестрой Матильды, которая считалась более красивой. Он восторгался глубиной её голубых глаз и пышным телом, пока не заметил, что герцог не слушает его. Матильда, бледная, худощавая женщина, сдержанная и полная загадок, покорила сердце, прежде недоступное для женских чар. День и ночь перед глазами Вильгельма стоял её образ: глаза-озера и загадочная улыбка.

Позже выяснилось, что леди была вдовой и не собиралась выходить замуж во второй раз.

Люди герцога поработали на славу. Сделав множество намёков, они получили массу уклончивых ответов. Вильгельм примчался в Нормандию и сообщил своему совету о намерении жениться. Казалось, все были довольны таким решением герцога, кроме одного человека, архиепископа Може, которому было выгодно, если бы герцог умер холостяком. Вильгельм назвал имя будущей невесты. Совет сразу понял, что выбор герцога действительно был мудрым: отец леди — независимый граф, к тому же очень могущественный. Союз с Фландрией укрепит положение Нормандии в Европе.

Люди герцога начали действовать, но очень осторожно, вопреки обычной напористости. Секретные гонцы привозили из Брюсселя неутешительные новости. Ответы графа Болдуина повергали соседа в нетерпение. Леди слишком недавно овдовела, чтобы снова думать о брачных узах. Кроме того, она состояла с герцогом в родстве, поэтому их брак мог вызвать недовольство церкви.

Архиепископ Може с радостью ухватился за эту идею. Именно он решил проверить, противоречит ли церковным канонам такой брак. Решение его было не в пользу герцога. Може прекрасно знал племянника и нажимал на нужные струны. Вильгельм испытывал глубокое уважение к церкви, и вера его была настолько тверда, что он скорее согласился бы остаться холостяком, чем взять в жёны женщину, которая стала его первой любовью, без одобрения этого союза церковью. Однако проницательный Може недооценил твёрдости воли племянника.

Лев начал показывать зубы. Священнослужители, не подозревая о том, что над их головами сгущаются грозовые тучи, собрались, чтобы обсудить возможный брак герцога. Энергичным противником Може был Одо, епископ Байо, сводный брат Вильгельма. В пылу споров никто и не заметил нарастающего гнева герцога. Гром грянул, когда мудрейший человек в Европе Ланфранк, настоятель аббатства Хелуина в Беке, объявил о том, что брак невозможен из-за того, что жених и невеста состоят в родстве.

Если сначала всем казалось, что любовь смягчит герцога, то послание, которое он отправил Ланфранку, развеяло эту иллюзию. Гонец Вильгельма спешил так, что чуть не загнал лошадей. От имени герцога Ланфранку было приказано покинуть Нормандию в три дня.

Будь на месте Ланфранка другой человек, дело кончилось бы бедой. Но Ланфранк знал своего герцога. Выслушав приказ в глубоком молчании, он ненадолго задумался. Ланфранк переводил взгляд с одного человека на другого, приехавших вместе с гонцом. Наконец лицо его просветлело: он увидел того, кого надеялся увидеть. Настоятель ушёл, а человек, которого он узнал, тайком пробрался в его келью. Он опустился на колени и поцеловал руку Ланфранка.

   — Вы знаете нашего господина, отец, — проговорил он, глядя в глаза настоятелю.

   — Да, мне ли не знать его. В гневе он не раздумывает, и это приведёт его к беде.

   — Но его гнев быстро проходит.

Ланфранк поправил сутану. На губах его появилась улыбка.

   — Ты привёз мне утешение, Рауль де Харкорт?

   — Нет, кто дерзнёт утешать Ланфранка? Скажу лишь, что завтра вечером мы поедем на восток.

   — Иди с Богом, сын мой, — мягко сказал Ланфранк.

На следующий день, оседлав клячу, настоятель отправился в изгнание. Он взял с собой очень мало людей. Направление, которое он выбрал, показалось странным для сопровождавших его монахов, но, когда они сказали ему об этом, Ланфранк ответил загадкой и продолжал свой путь.

Час спустя впереди показалась группа всадников, поднимавшая облако пыли. Один из монахов прошептал на ухо настоятелю, что, к несчастью, по этой же дороге скачет герцог. Он предложил свернуть в лес, на что Ланфранк тихо, но твёрдо ответил:

   — Мы будем продолжать свой путь. Всё в руках Божьих.

Кавалькада была уже близко. Когда герцог поравнялся с Ланфранком, тот натянул поводья. Скакун Вильгельма тоже остановился. Монахи и рыцари стояли в полном молчании.

   — Святой отец! — воскликнул Вильгельм. — Вы ещё не уехали, гордый священник?

   — Милорд, — проговорил Ланфранк, — я поеду быстрее, если вы найдёте мне хорошего коня.

Лоб герцога был всё ещё нахмурен, но в глазах появились весёлые искорки.

   — Ланфранк, — проговорил Вильгельм. — Видит Бог, вы далеко зашли!

   — Мне бы вашего скакуна, милорд, и к заходу солнца я был бы очень далеко.

   — Ради Бога, не заговаривайте мне зубы! — Вильгельм наклонился в седле и взял уздечку Ланфранка. — Поворачивайте, святой отец, вы поедете со мной.

   — Нам с вами не по пути, милорд, — твёрдо ответил Ланфранк.

   — Будет по пути, обещаю. Или вы против меня, настоятель?

   — Ни в коем случае. Но вы слишком торопитесь, сын мой.

   — Тогда научите меня, святой отец. Покажите, как мне сдерживать свои желания.

   — Это очень легко, — ответил Ланфранк и вместе с герцогом поскакал к аббатству.

Результатом всего этого стала поездка Ланфранка в Рим по поручению герцога. Вильгельм был готов понести наказание за свой нрав и попросил Ланфранка благословить его. Официальной причиной поездки Ланфранка в Рим был спор с Беренжером. Ввязавшись в евангелический спор с величайшим учёным своего времени, Беренжер был достоин лишь сожаления. Однако он продолжал пылко отстаивать свою точку зрения, и казалось, это будет продолжаться вечно. Пять лет понадобилось Ланфранку, чтобы доказать свою правоту, и он сделает это на совете, в Туре. Но не будем забегать вперёд. Когда спор только начал разгораться, Ланфранка ждали более важные и неотложные дела, и Беренжер со своим лживым учением служил лишь прикрытием тайных действий настоятеля.

Несмотря на все ухищрения Вильгельма, дело его не продвигалось. Ни из Рима, ни из Фландрии новостей не было. Герцог отправился в Англию под предлогом навестить своего духовника. Он долго скрывал свои чувства, и все решили, что он отказался от намерения жениться. Но, когда английские берега скрылись в темноте, он вдруг сказал Раулю:

   — Я еду во Фландрию.

Рауль улыбнулся:

   — Мы думали, вы отказались от этой затеи, милорд.

   — Ха, неужели ты тоже так думал, Рауль?

   — Ну нет, только не я. Но в последнее время у вас появились более серьёзные проблемы, — многозначительно заметил Рауль.

Вильгельм бросил взгляд на заложников.

   — Ты слышал, как король Эдуард подтвердил своё обещание. Англия будет моей.

   — Я слышал, — медленно проговорил Рауль. — Но так считает лишь он.

   — И я! — вскричал Вильгельм.

   — Милорд, но есть и другие претенденты на трон. Свои притязания на трон может выдвинуть Эдуард Ателинг или его сын. Существует Гарольд Годвин-младший, которого любят саксонцы.

   — Англия будет принадлежать сильнейшему, — заявил Вильгельм. — Верь мне. Я смотрю далеко вперёд.

   — Я тоже, — мрачно проговорил Рауль. — Прольётся много крови. Что станет с нашей Нормандией?

Мгновение Вильгельм молчал. Взгляд его был сосредоточен на далёком горизонте. Всё ещё смотря вперёд, он сказал:

   — Пока я жив, я могу держать в узде Францию и Анжу, которым не терпится захватить мои земли. Но после моей смерти, рано или поздно, Франция проглотит всё. Моя нация погибнет, растворившись в наплыве французов. Я отвоюю для Нормандии новый кусок: королевство вместо герцогства моего предка Ролло. Эта земля будет защищена океаном, а не ненадёжными крепостями. На этой земле будет жить моя нация и будут помнить моё имя.

   — Тогда Нормандию поглотит Англия, — возразил Рауль.

   — Возможно. Но видит Бог, нормандцы будут жить!

Оба замолчали. Наконец Рауль заговорил:

   — Но не забывайте о Гарольде, сыне Годвина. Его любит народ, и у него большие амбиции. Неужели вы надеетесь удержать его на таком тонком поводке? — Рауль кивнул в сторону заложников.

   — Конечно, нет! — рассмеялся Вильгельм. — Кузен Эдуард заставил меня взять их с собой. Но от этого не будет никакого вреда.