Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель

   — Будь с ними суров, милорд! — воскликнул Фиц-Осберн. — Господи, неужели люди, осмелившиеся нанести такое оскорбление, имеют право жить?

   — Они будут жить, — проговорил Вильгельм, — но по-своему.

Рауль, вытиравший окровавленный меч, взглянул на герцога и нахмурился.

   — Как деревья, чьи ветви отрезаны садовником, — продолжил Вильгельм. — Они останутся без рук и ног и будут живыми свидетелями моей мести, вселяя ужас в остальных!

По строю пронёсся одобрительный гул. Один из пленников завизжал от ужаса и упал в грязь к ногам герцога.

Рауль дотронулся до руки Вильгельма.

   — Милорд, вы не можете сделать этого! — тихо проговорил он. — Любой другой на вашем месте, но не вы! Не отрубайте им одновременно и руки и ноги! Вы не можете их искалечить так жестоко!

   — Я сделаю это! — возразил Вильгельм.

   — Люди узнают вас по-настоящему и будут страшиться вашего гнева! — восторженно вскричал Фиц-Осберн.

Рауль крепче сжал рукоять тяжёлого меча. Он обвёл взглядом пленников: одни дерзко смотрели герцогу в лицо, другие стояли на коленях, третьи молили о пощаде.

   — Ваша справедливость, ваше милосердие... Что стало с ними? — снова спросил Рауль.

   — Молчи, дурак! — прошептал ему на ухо Гилберт.

   — Позволь нам умереть! Мы просим лишь смерти! — стонал один из пленников, протягивая руки к Вильгельму.

Рауль сбросил руку Гилберта со своего плеча.

   — Отнеситесь к ним со справедливостью! Такой, как вы, милорд, не может быть настолько жестоким!

   — У нашего «хранителя» сердце в пятки ушло при мысли о том, что кому-то пустят кровь! — презрительно воскликнули в толпе.

Рауль резко обернулся:

   — Я с радостью пущу твою, Ральф де Тени!

   — Держи себя в руках, Рауль! — гневно осадил юношу герцог. — Я сделаю то, что поклялся сделать! Ни ты, никто другой не переубедят меня.

Вильгельм сделал знак людям, охранявшим пленников. Снова раздался крик отчаяния и мольба о пощаде. Сопротивлявшегося пленника привязали к бревну, лежавшему на земле. Топор взлетел и опустился с глухим ударом. Воздух пронзил мучительный крик. Позади Рауля Гилберт удовлетворённо хмыкнул.

Не в силах выносить эту сцену, Рауль стал пробираться сквозь толпу зевак, вытягивавших головы, чтобы лучше увидеть мерзкую работу палача. Войдя в палатку герцога, он обратил внимание, что его рука всё ещё сжимает меч Вильгельма. Посмотрев на него какое-то мгновение, он вдруг отбросил оружие от себя, да с такой силой, что меч со звоном отлетел в угол палатки.

С улицы донёсся ещё один крик. Отвращение переполняло Рауля, его чуть не стошнило. Медленно опустившись на стул, юноша закрыл лицо руками.

В ушах его всё раздавались то крики, то стоны. Перед закрытыми глазами корчились искалеченные тела, а память вновь возвращалась к горящим взглядам толпы.

Прошло много времени, прежде чем смолкли леденящие душу звуки. Теперь были слышны лишь обычные голоса и шаги.

В палатку тихо прокрался Галет и сел у ног Рауля.

   — Братец, братец! — прошептал он и дотронулся до рукава Рауля.

Юноша поднял глаза:

   — Ты видел это?

   — Да, это кровавая месть, — ответил шут. — Но неужели твоё сердце разбито из-за горстки анжуйских свиней?

   — Ты думаешь, я горюю о них? — горько спросил Рауль. — Если моё сердце и разбито, то лишь потому, что не смогло вынести позора Вильгельма.

Рауль погладил рукоять своего меча и вынул его из ножен.

   — «Грядут иные времена», — прочитал он. — Господи, помоги!

   — Что ты имеешь в виду, говоря о позоре Вильгельма? — обеспокоенно спросил Галет.

   — Я спрашиваю себя: когда забудется то, что произошло сегодня? Пройдут многие годы, а люди будут помнить эту месть и называть герцога тираном. На его щите пятно позора, которое не смоет ни справедливый поступок, ни боевой подвиг.

   — Он суров в гневе, братец, но ты видел его милосердие, — всё ещё не понимал Галет.

   — Я видел, как дьявола выпустили на свободу, — усмехнулся Рауль.

   — В нём сидит дьявол, как и во всех его предках, но шесть дней из семи он взаперти.

   —  Но седьмой день будет жить в памяти людей.

Вложив меч в ножны, Рауль вышел из палатки, оставив шута наедине с раздумьями.

Прошло несколько часов. В ужасе от увиденного, гарнизон замка выдвинул условия сдачи. Людям обещали свободу и неприкосновенность. Кровь пролилась в последний раз. Замок был взят без единого выстрела. Не было ни мародёрства, ни насилий. Страсть герцога была снова обуздана, и люди ещё раз увидели его справедливость.

Под вечер к Раулю прискакал посыльный от герцога с требованием явиться. Юноша медленно вошёл в огромную палатку. Герцог был один. Тускло горела свеча. Вильгельм указал на меч, всё ещё валявшийся в углу.

   — Подними мой меч! — велел он, глядя на Рауля исподлобья.

Не говоря ни слова, юноша протянул меч Вильгельму.

   — Завтра я возвращаюсь в Домфрон, — проговорил герцог. — Ты знаешь Роджера де Бигода — юнца с каменным лицом? — вдруг спросил он.

Рауль моргнул от неожиданности и ответил:

   — Если не ошибаюсь, он вассал графа Мортена, милорд.

   — По глупости он сболтнул о готовящемся заговоре. Воинственный граф намеревается разбить меня, а мой доблестный дядя из Аркеса снял осаду Домфрона через час после моего отъезда.

   — Боже мой! Аркес? — опешил Рауль. — Что вы намерены предпринять, сеньор?

   — Я отправил в Аркес отряд, который проконтролирует действия дяди. Мой гонец скачет в Мортен к графу с требованием приехать ко мне. Я вышлю его из страны, ибо, пока я живу, мир в Нормандии не должен быть нарушен восстанием, подобным тому, что мы усмирили при Вал-ес-Дюне.

Вильгельм замолчал и посмотрел на Рауля слишком серьёзно:

   — Послать тебя в Мортен или ты поедешь со мной в Домфрон?

   — Почему вы спрашиваете меня об этом, милорд?

   — Если я слишком суров для тебя, уходи! — проговорил герцог. — Подумай, прежде чем ответить. Я не изменю своих решений, даже если ты будешь умолять меня.

   — Я ваш слуга, — ответил Рауль. — Сейчас и всегда. Так я поклялся, когда мы бежали из Валоньеза. Я вернусь в Домфрон с вами, сеньор.

Этим всё было сказано. На следующий день, оставив в Алансоне гарнизон, герцог повёл войско к Домфрону. В страхе перед возвращением Вильгельма замок сдался. Условия сдачи были крайне невыгодны, но гарнизон Домфрона решил, что счастливо отделался. Расставив в некоторых укреплениях графа Майена свои гарнизоны, герцог поехал дальше в Амбре, укрепил там замок и снова вернулся в Нормандию, по пути передвинув границу в глубь Майена. Так анжуец расплатился за свою опрометчивость.

В далёкой Франции король Генрих узнал обо всём и побледнел. Он слушал, пощипывая бородку, и стоящие рядом с ним видели, как король, не заметив, выдернул из бороды три волоска.

Корабль то поднимался на гребне волны, то нырял между волнами. Один из пленных застонал и свернулся калачиком. Рауль стоял у фальшборта и смотрел на море. Бледный свет луны серебрил воду. То здесь, то там волна пенилась, и казалось, что с неба упала звезда. На мачтах висели фонари, которые, словно маяки, предупреждали суда о приближении корабля герцога. На корме была наспех сооружена каюта. Вместо двери висела кожаная занавесь. Иногда она приоткрывалась от ветра, и сквозь щель пробивался жёлтый свет. Прямо на палубе под навесом лежали заложники. Пламя факела освещало три фигуры, скорчившиеся на шкурах. Наверху ветер трепал паруса. Время от времени был слышен хлопок паруса и скрип канатов.