– Вы понимаете, что я имею в виду, – настаивал Уильям. – Подумайте об этом, Ида. И если вы согласны, скажите Аделаиде.

* * *

Так и получилось, что когда Ида уехала в Гент, она оставила новорожденного и калеку Луизу. Когда мать спросила ее, девочка призналась, что предпочла бы скорее остаться в Англии с тетей Аделаидой, чем возвращаться в Гент.

Иде этого оказалось достаточно, и она сказала сестре, что Луиза может остаться.

Аделаида не смогла скрыть своей радости.

Но сможет ли Ида выдержать разлуку?

Ида сказала, что сможет. К тому же с момента рождения Аделаида делала для мальчика намного больше, чем его мать.

– Ему будет плохо без тебя, – утверждала Ида. – Пусть останутся здесь, пока я не устроюсь, а потом вернусь и увезу их домой.

Ида уехала, и прощание получилось не таким грустным, как могло бы быть: ведь у Аделаиды остались дети, о которых она могла заботиться. И хотя не ее собственные дети, все же лучше, чем ничего.

Уильям пребывал в прекрасном расположении духа, так как выбрал место для своего нового дома, который должен быть построен в Сент-Джеймссе.

– Я назову его Кларенс-хаус, – сказал он, и Аделаида согласилась, что это очень хорошее название.

* * *

С приближением Рождества пришло приглашение короля из Брайтона.

Аделаида чувствовала себя неловко, так как смерть королевы и герцогини Йоркской поставила ее в положение первой леди. Это означало, что в Брайтоне, где находился двор, ей постоянно придется исполнять свой долг в этой роли. Ведь там, где король, неизбежны определенные церемонии, и ей часто придется быть рядом с монархом.

Она знала, что ей не хватает красивой внешности многих женщин, окружающих короля. Хотя леди Конингхэм, которая всегда играла видную роль на всех церемониях, и намного старше Аделаиды, однако умеет выглядеть красивой, по крайней мере при свете свечей, и редко появляется при ярком утреннем свете. Так же поступал и король, которого все больше и больше беспокоила его внешность стареющего человека. И все блестящие ордена и украшения, которые он может добавить к своим прекрасно скроенным нарядам, не в состоянии скрыть, что его тело превращается в гротескную пародию того, каким оно было в молодости. Распухшая шея требовала широкого галстука, который почти душил его. Бывали моменты, когда подагра вызывала такую боль, что король не мог наступить на ногу. Но на Рождество он должен очаровать своих гостей, поэтому ему пустили кровь – на сей раз не так обильно, – и несколько недель он жил спокойно, готовясь к праздникам.

«Павильон» потряс Аделаиду, как, впрочем, и всех, кто входил в него. Он все время менялся, так как король не мог преодолеть своей страсти ни к красивым произведениям искусства, ни к строительству. В результате здесь все время появлялось что-то новое, чем можно было восхищаться, и король почти по-детски восторгался своими богатствами.

Самым последним прибавлением была великолепная ванная комната, связанная трубами с морем. Это позволяло королю наслаждаться ваннами из морской воды, которые доставляли ему такое удовольствие в молодые годы. Когда он впервые обнаружил замечательное место и превратил маленькую рыбацкую деревушку Брайтелмстоун в королевский и фешенебельный Брайтон, то совершал погружения в море под наблюдением старого Смоукера – ныряльщика, который никого не уважал, даже принца Уэльского, и которого сам принц окрестил Королем Брайтона.

Те времена прошли. Принц Уэльский стал регентом, а потом королем и, переходя от одной славной роли к другой, терял свою молодость и красивую внешность. Он слишком сильно увлекался удовлетворением своих желаний – слишком много жирной пищи, слишком много хорошего вина. А женщины? Нет, не чрезмерно. У него было много любовниц, но он всегда обманывался, убеждая себя в том, что влюблен в них. И единственное, чего так и не утратил за всю свою жизнь, это способность к самообману.

Аделаида обнаружила, что ее испытание не такое тяжелое, как казалось, потому что король пустил в ход все свое обаяние, чтобы она почувствовала себя непринужденно, а поскольку она так часто находилась рядом с ним, то он имел возможность очаровать ее.

Леди Конингхэм, уверенная в прочности своего положения, демонстрировала новый сапфир, подаренный ей королем и входивший, как говорили, в состав драгоценностей короны. Она держалась немного высокомерно, потому что, хотя и наслаждалась такими событиями и, несомненно, любила подарки и почести, получаемые ею в качестве любовницы короля, его стремление жить в уединении было очень обременительным, и бывали моменты, когда она задумывалась о том, не перевешивают ли недостатки такого положения его преимуществ.

Тот факт, что король нуждался в ней больше, чем она в нем, наделял ее таким самомнением, что, будучи глупой женщиной, леди Конингхэм не могла не демонстрировать его.

Она пользовалась особой нелюбовью как среди противников короля, смотревших на нее как на королевскую блажь, так и среди его друзей, считавших ее алчной хищницей.

Аделаиде подруга короля не нравилась, хотя леди Конингхэм считала герцогиню слишком незначительной, чтобы замечать ее.

Шли дни, и Аделаида с тоской вспоминала простую атмосферу Буши, в окружении детей, живших там с ней. Луиза, должно быть, соскучилась по ней, хотя младенец для этого еще слишком мал. Шумные Фицкларенсы, обсуждающие свои всегда интересные дела, тоже, наверное, соскучились по ней.

В «Павильоне» стояла почти нестерпимая жара. Его топили слишком сильно, потому что королю было холодно. Вечерами обычно устраивался концерт в музыкальной комнате, и король любил лежать там на оттоманке и слушать музыку. Поэтому ожидалось, что гости будут делать то же самое.

Музыкальная комната во время концерта с ее восточной отделкой, ее почти удушающей жарой, с ее обитателями, лежащими на диванах, походила, по мнению Аделаиды, на комнату во дворце султана. И там, милостивый, громадный, полностью гармонирующий с созданной им обстановкой, лежал сам султан – король Георг IV.

Да, было бы громадным облегчением вернуться к семейной жизни в Буши.

НА ШАГ БЛИЖЕ

Вряд ли следовало ожидать, что честолюбивые герцог и герцогиня Камберлендские отстранятся от дел в Англии. Хотя они не были там с тех самых пор, как королева Шарлотта приказала им покинуть страну, но с живейшим интересом следили за всем, что в ней происходит.

– Скоро, – сказал Эрнест Фредерике, – мне нужно будет вернуться туда.

– Мы потеряли трон для нашего Георга, – грустно сказала Фредерика. – Тот толстый ребенок в Кенсингтонском дворце, кажется, отличается отменным здоровьем.

– Так может быть не всегда.

– Все возможно. И Аделаида не родит – по крайней мере это очевидно.

– Я слышал, Георг очень болен. В общем-то, никто бы не удивился, если бы он внезапно умер. Да и у Фредерика здоровье не намного лучше. Их обоих раздуло от водянки.

– Но есть еще Кларенс.

– Будь он проклят! Он – главное препятствие.

– Нет, все дело в этом толстом ребенке, которого теперь называют Викторией. И я думаю, ее дорогая мамаша сейчас напускает на себя такую важность, что семья немного сердита на нее.

– Могу сказать одно, – вмешался Эрнест, – я стану королем, прежде чем умру. Королем Ганновера. Маленькая Виктория не может получить Ганновер. В силу Салической правды они не примут женщину-правительницу – даже драгоценную маленькую Викторию.

– Могу поклясться, что это бесит мамашу Кент, – герцогиня плотно сжала губы. – Подумать только, наш красавец Георг был бы королем Англии, если бы не девчонка. Это сводит меня с ума.

– Меня тоже, – согласился Эрнест.

– И ничего поделать нельзя?

Они с опаской взглянули друг на друга. Существуют методы, с помощью которых можно не допустить восшествия на престол рано развившихся детей. Но о подобных методах нельзя говорить вслух, даже таким людям, как они. И не по моральным причинам, а потому, что никогда нельзя быть уверенным в том, что никто не подслушивает. Кроме того, такие затеи в данный момент бесполезны. Вот в чем все дело. В данный момент.

Йорк, Кларенс, а затем Виктория, и если все они не дойдут до трона, тогда за ними последуют Эрнест, герцог Камберлендский, со своим сыном Георгом.

Блестящая перспектива – если бы не жизни, стоящие на пути к ней.

– Наступит момент, – сказала герцогиня, – когда нам нужно будет поехать в Англию.

– В свое время, – ответил ее муж.

И он увидел себя – так, как она видела его, – с короной на голове. Король Англии. А почему бы и нет? Только два стареющих брата стоят между ним – и, конечно, пухлая испорченная маленькая девчонка.

* * *

Аделаида и Уильям вернулись к спокойной домашней жизни. Супруги еще раз съездили на континент. Она оставила детей Иды у себя, и та не жаловалась. С ними и с семейством Фицкларенсов Аделаида чувствовала себя матерью. Луиза зависела от нее и бывала несчастна, когда ее не было рядом. Девочка даже не жаловалась на свою болезнь, так как считала, что она сблизила ее с тетей Аделаидой.

Постоянным источником волнений служили любовные романы девочек Фицкларенсов. Свои секреты они всегда доверяли Аделаиде. Теперь Мэри была замужем за капитаном Фоксом из голландской семьи, а София, самая старшая дочь, объявила об обручении с сэром Филиппом Сиднеем. Только две самые младшие девочки, Августа и Амелия, еще не обручились, но им исполнилось только двадцать один и восемнадцать лет соответственно.

– Я уверен, что если бы Дороти увидела сейчас свою семью, она была бы счастлива. И больше всего ее обрадовало бы то, как они любят свою мачеху.

Милый Уильям. Возможно, он и бестактен, но у него доброе сердце, и она должна быть благодарна за это.

Герцог очень любит карты и вечерами садится играть в «папессу Иоанну» с Аделаидой, Луизой и с любым членом семьи Фицкларенсов, который свободен. Он смеется, когда выигрывает, хотя ставки никогда не превышают шиллинга за вечер. Как бы смеялись его братья Георг и Фредерик над его простым развлечением. Но Аделаиде нравилось.