– Но ведь он в самом деле мой пасынок. Все они будут моими пасынками и падчерицами, все десять.

– Ты должна отказаться встречаться с ними.

– Я этого никак не могу сделать.

– Почему нет? Почему нет? Фон Кониц немедленно поговорит с регентом. Мы поставим такое условие.

– Но я хочу не этого.

Герцогиня Элеонора с удивлением посмотрела на дочь. В жизни Аделаиды было несколько случаев, когда она занимала твердую позицию и, как это бывает со всяким податливым человеком, оставалась совершенно непреклонной.

– Не хочешь же ты сказать…

– Именно это я и хочу сказать, – ответила Аделаида. – У моего будущего мужа уже есть большая семья, которую он явно любит. Какой же шанс на счастье у меня будет, если я, как его жена, откажусь ее признать?

– Семья твоего мужа. Дети актрисы… которая, судя по всем отзывам, была распущенной женщиной, ведь эти десять детей – не единственные, которых она родила.

– И тем не менее они – дети герцога. Вы всегда знали, мама, что я хочу быть членом большой семьи. Мне жаль, что у меня не было больше братьев и сестер. Теперь, когда я выйду замуж за герцога, у меня будет такая семья. Это одна из привлекательных для меня сторон нашего брака.

Герцогиня Элеонора в недоумении смотрела на свою дочь.

– Утром я поговорю и с Коницем, и с Эффой.

– Мне жаль, матушка, но это мой брак. Думаю, мне решать, каким он будет.

Что случилось с Аделаидой? У нее диктаторские замашки. А впрочем, решила герцогиня, следует радоваться, что она не впала в уныние при виде своего стареющего жениха.

«Совершенно неприличный прием, и мне страшно оставлять дочь в такой компании».

Как ни странно, но Аделаида выглядела на редкость спокойной. Удивительно было думать, что ее состояние обусловлено семьей будущего мужа, состоящей из незаконнорожденных.

* * *

Герцог Кент привез свою герцогиню в Англию, чтобы можно было повторить церемонию бракосочетания в присутствии принца-регента и королевы. На самом деле они считали, что уже сочетались браком.

Королева любезно встретила герцогиню, которая ей понравилась. Но, как она сказала позже Августе и Софии, жена Камберленда вызывала у нее такое отвращение, что любая из супруг ее сыновей казалась прекрасной в сравнении с ней.

Правда, нельзя было сомневаться, что герцогиня Кентская – скромная и достойная женщина. Она оставила своих сына и дочь в Лейнингене, куда вместе с герцогом вернутся на время после трех недель медового месяца в Англии.

Герцогу предложили апартаменты в Кенсингтонском дворце, и он принял их с благодарностью. Они выезжали в Клэрмонт, чтобы повидаться с братом Виктории, Леопольдом, который расплакался от радости и сказал, что ничто не может принести ему большего удовлетворения, чем заключение этого брака, столь близкого его сердцу.

– Я не чувствовал себя таким счастливым со дня смерти моей дражайшей Шарлотты, – добавил он.

Будучи трезвой женщиной, Виктория спросила его, разумно ли ему оставаться в Клэрмонте, где он прожил последние месяцы с Шарлоттой.

– Разумно? – удивился брат. – Здесь я ближе к Шарлотте, чем где бы то ни было.

– Мой дорогой Леопольд, – настаивала Виктория, – ты продлеваешь свою печаль. Тебе надо уехать.

– Ты не понимаешь, – простонал он.

– Я тоже потеряла мужа.

Леопольд с недоумением посмотрел на нее. Как она может сравнивать этого своего старого мужа с его юной и полной жизни Шарлоттой. Но он лишь прикрыл глаза руками, и Виктория больше ничего не сказала.

Он показал им Клэрмонт.

– Вот в этой комнате она умерла. Я оставил все так, как было в тот ужасный день. Вот ее часы. Она повесила их здесь после своей последней прогулки по парку. Я не позволил их трогать.

Виктория посоветовала:

– Мой дорогой братец, тебе пора отдохнуть где-нибудь вдали от Англии.

– Именно это я и предполагаю сделать. А когда состоится ваша свадьба, можете использовать Клэрмонт для вашего медового месяца.

– Это прекрасно, не так ли, Эдуард?

Эдуард привыкал соглашаться со всем, что говорила и делала Виктория, и сразу же поддержал ее.

Так было решено, что после свадьбы они проведут медовый месяц здесь.

– И первое, что я сделаю, – сказала практичная Виктория своему мужу, – я сниму часы Шарлотты и сменю обстановку в спальне, где она умерла.

* * *

Герцогиню Элеонору приняла королева, чувствовавшая себя в тот день немного лучше. Она объяснила герцогине природу своего нездоровья и причины, вызывающие недомогание.

– И треволнения не уменьшают его, – сказала она. – А их у меня больше чем достаточно.

Герцогиня кивнула с пониманием.

– Я уверена, что Аделаида будет счастлива здесь, – заметила королева.

– Не сомневаюсь, что она обрела мать в вашем лице, Ваше Величество.

Королева милостиво кивнула головой.

– Уильям не самый рассудительный из принцев, поэтому мне особенно приятно, что Аделаида кажется разумной молодой женщиной.

– Ваше Величество увидит, что это так и есть. У нее доброе сердце. Я даже хотела бы просить вашего совета в одном деле.

– Пожалуйста, продолжайте.

– После нашего приезда герцог прислал молодого человека, Георга Фицкларенса, приветствовать мою дочь. Фактически именно он первый встретил нас.

– Но этого не могло быть!

– Увы, Ваше Величество, так все и было.

– Чудовищно! – вскричала королева, и герцогиня Элеонора с облегчением кивнула головой.

– С этим надо что-то делать, – продолжала Шарлотта. – И что-то будет сделано.

– Я так благодарна Вашему Величеству, хотя, конечно, знала, что вы примете те меры, которые должны быть приняты. Герцог планирует провести медовый месяц в Буши. Он предполагает взять Аделаиду туда… в свою семью.

– Это невозможно. Я немедленно встречусь с регентом. Мы никак не можем допустить, чтобы это произошло. Боюсь, Уильям слабо разбирается в том, что можно, а что нельзя делать, хотя я уверена, Аделаида найдет в нем заботливого мужа. Но, пожалуйста, оставьте это дело мне.

Когда герцогиня откланялась, королева пошла в спальню и ненадолго прилегла. Сейчас эти внутренние противоречия огорчали ее намного больше, чем раньше. Она боялась нового приступа, похожего на последний. «Однажды, – подумала она, – и очень скоро, это произойдет, и я уже не оправлюсь».

А сделать надо еще так много.

Она хотела дожить до рождения наследника, знать, что все эти браки не остались бесплодными, и дела Аделаиды и Уильяма имели наибольшее значение, так как они могли произвести на свет короля или королеву Англии.

Если бы только Уильям не был таким дураком!

Она вздохнула, поднялась и послала за ним.

– Уильям, – сказала королева жестко, – тебе следовало бы лучше соблюдать приличия.

Сын поднял глаза, в которых отразилась обида.

– Что я сделал на сей раз? – спросил он с упреком. – Я согласился на этот брак, который вы устроили для меня. Я не поднимал шум по этому поводу… хотя парламент и не принял моих требований. Я…

Королева подняла руку, требуя, чтобы он замолчал.

– Умоляю тебя, прекрати, Уильям. Я чувствую себя неважно и боюсь, что силы оставят меня. Поэтому давай, пожалуйста, перейдем прямо к делу. Семья этой актрисы с тобой в Буши.

– Там моя семья, матушка.

– Твои незаконнорожденные, Уильям. – Лицо Уильяма вспыхнуло. Он едва не разразился проклятиями как настоящий моряк. Отец подумал о своих дорогих дочерях, составлявших гордость его жизни. Уильям их обожал. Веселая и красивая София, которой только что исполнился двадцать один год. Ему нравилось, что она рядом, и ему приятно было похвастаться ею. Мэри, которой двадцать, и одиннадцатилетняя Амелия. Ничто на свете не заставит его расстаться с ними. И если его новая жена попросит это сделать, то он откажется жениться на ней, несмотря ни на что.

Королева увидела, как упрямо сжались его челюсти, и вздохнула.

– Ты намерен провести свой медовый месяц в Буши?

– А где же еще? Леопольд предложил Клэрмонт Эдуарду и его жене. Мне никто подобных предложений не делал. Да они мне и не нужны, я предпочитаю Буши.

– Медовый месяц не следует проводить в Буши, хотя со временем ты и захочешь взять туда Аделаиду. Должны быть только ты и Аделаида… и, конечно, твои слуги.

Уильям выглядел удивленным.

– Мои дочери живут там. Это их дом. И дом мальчиков, когда они со мной.

– Значит, ты намерен привезти свою жену в эту… в эту твою семью, все члены которой – незаконнорожденные дети актрисы.

– Я вновь должен напомнить вам, матушка, что они и мои дети, – сказал Уильям с достоинством.

– Ты сошел с ума, Уильям. Это – скандал. Ты должен убрать своих детей из Буши. Так или иначе, регент решил, что ты должен переехать в Ганновер через три недели после свадьбы. Дальнейшее – на ваше с Аделаидой усмотрение. Но ты не можешь привезти твою невесту в Буши, пока там находятся все эти дети, а поскольку решено, что вам следует провести три недели в Англии, прежде чем отправитесь в Ганновер, вы проведете их в Сент-Джеймсе. Семья Фицкларенсов должна покинуть Буши.

– Им это не понравится.

– А мне не понравится, если они останутся там. И твоему брату, регенту, тоже, как и нашему народу, как и всем приличным людям.

– Аделаида не возражала.

– Это сделала ее мать от ее имени.

– Я так и знал, что старуха будет всюду совать свой нос.

– Уильям!

– Простите, матушка, но здесь мое личное дело.

– Это государственное дело, если оскорбляют гостя нашей страны, даже если он скоро и станет членом нашей семьи. Я говорила об этом с регентом, и он со мной согласился. Хотя он и относится с пониманием к твоей привязанности к этой… этой… семье… он считает, что Фицкларенсы не должны превращать Буши в свой дом. Теперь можешь идти, Уильям, потому что я очень устала. Но я надеюсь, что ты учтешь мои пожелания.