Вздохнув, Моника подошла к столику и открыла его. В ящике лежала, обитая бархатом коробка. Женщина беспомощно посмотрела на Марчелло и сказала:

– Слушай, я даже боюсь открыть это.

– И все же открой.

Дрожащими пальцами она легко открыла маленькую черную коробочку и, восторженно присвистнув, восхищенно стала рассматривать ювелирное украшение, лежащее внутри. Это было сверкающее алмазное колечко, изящное и удивительно красивое. На глазах молодой женщины заблестели слезы. Она закрыла коробку и положила ее назад в ящик.

Когда Моника медленно повернулась к Марчелло, на ее лице отражались самые противоречивые чувства, но главным среди них, несомненно, была печаль.

– Марчи, кольцо просто восхитительное, но сейчас я не могу принять его. И еще мне кажется – нам надо поговорить.

– Да, надо…

Моника молча прошла к шкафу, а Марчелло, наблюдая за тем, как она одевается в темно-голубой шелковый халат, чувствовал, как сжимается у него сердце от предчувствия того тяжелого разговора, который им обоим сейчас предстоял. Затем, не задерживаясь в спальне, они прошли во внутренний дворик и сели в шезлонгах, далеко друг от друга, словно чужие. Перед ними переливался огнями сказочно прекрасный Лос-Анджелес, ночь была наполнена какими-то романтическими ароматами и волшебной симфонией звуков огромного, уставшего за день, города. Именно такие ночи больше всего подходят для жарких объятий, признаний в любви и тихих семейных праздников. Но у Марчелло и Моники на лицах застыло какое-то отсутствующее, холодное выражение, точно они не замечали ничего вокруг.

– Я ничего не хотела тебе говорить, пока мы не отсняли последнюю сцену, – нерешительно начала она, – боялась, что моя новость помешает тебе собраться и настроиться на съемки.

– Знаешь, Моника, хочешь верь, хочешь нет, – холодно перебил он ее, – но в жизни есть куда более важные вещи, чем эта чертова картина. Ты что, нашла себе еще кого-нибудь?

– Нет, нет! Конечно, нет! – воскликнула она испуганно.

– Тогда, может быть, ты меня просто больше не любишь? – его голос дрогнул.

Смятенный взгляд Моники встретился с его взглядом.

– Нет, это не так… Я люблю тебя, и мне кажется, сейчас – даже больше, чем когда-либо раньше.

– Тогда, в чем же дело? Год назад ты обещала мне, что, если я подожду, ты станешь моей женой…

– Да, я помню, но это было до того, как…

– До того, как – что?

Моника судорожно вздохнула, понимая, что сейчас уже некуда будет отступать, и, наконец, решившись, ответила:

– До разговора с Уолли.

– Ну, ну… продолжай.

– Уолли еще надо решить несколько мелких вопросов, остаются кое-какие детали, но…

– Я слушаю очень внимательно…

Наконец Моника не выдержала и радостно улыбнулась.

– Марчи, мне дают роль!

– Ты имеешь в виду роль Стефании в «Крыльях Судьбы»?

– Да! – и уже не скрывая своей радости, она прошептала, – господи, это же такой шанс!

– Поздравляю, – мрачно кивнул он.

– Как-то ты это не очень искренне делаешь, – упрекнула Моника.

И тогда Марчелло, отчаянно рубанув ладонью воздух, воскликнул:

– А чего, собственно, ты от меня ожидала? Ты же знаешь, что мой следующий фильм будет сниматься в Вайоминге, а тебе полгода придется провести в Монте-Карло! А как же наши планы… наша семья?!

– Твои планы, ты хочешь сказать, – раздражаясь в свою очередь, поправила она его.

– А! Так теперь это уже мои планы? – бросил он в ответ.

– Ну, во всяком случае более твои, чем мои.

– Объясни-ка, что ты имеешь в виду.

Несколько мгновений Моника молчала, а ее лицо отражало борьбу, которая происходила в ее душе. Затем она сказала:

– Ты никогда не прислушивался к тому, чего я хотела, и никогда не принимал в расчет то, что мы с тобой разные люди…

– А что же тогда означает все время, прожитое нами вместе? Только секс?

Он перехватил ее взгляд, полный боли.

– Ты же знаешь, что для нас это означало нечто большее…

Глаза Марчелло заблестели.

– Моника, почти год назад ты давала слово, что выйдешь за меня замуж и возьмешь отпуск, достаточный для того, чтобы родить нашего первого ребенка!

– Да, я это говорила. Но с тех пор многое изменилось, – продолжала твердить свое женщина. – У тебя с карьерой все в порядке, но я-то еще ничего не добилась! А такие возможности, как эта, выпадают не часто, ты же понимаешь.

– Чепуха. Ты достаточно талантлива, чтобы в любое время заняться своей карьерой. Просто, тебе не хочется заниматься устройством нашей семьи.

Моника протестующе фыркнула и резко встала. Скрестив руки, она заговорила решительно и непреклонно.

– Говоря так, ты просто имеешь в виду то, что я не хочу заниматься тем, чем тебе в первую очередь хочется. Что-то я не слышала, чтобы ты решил отказаться от своего нового проекта. Почему твои желания, твоя карьера всегда значат больше, чем мои?

Марчелло тоже встал и, пройдя к молодой женщине вплотную, взял ее за руку.

– Но ведь взаимоотношения двух людей всегда строятся на компромиссе. Кому-то приходится уступать. Услышав этот аргумент, Моника сердито повернулась к собеседнику и бросила ему новый упрек:

– Марчи, а в чем и когда ты сам уступал?

– Ну, хотя бы в том, что три с лишним года ждал, пока ты все-таки решишься выйти за меня замуж, – тут же парировал он.

Моника кивнула и с иронией в голосе сказала:

– О, Боже! Какой же ты старомодный – настоящий ретроград.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что тебе для пущего авторитета требуется добродетельная маленькая женушка и семейный тихий очаг.

– Ну вот, теперь я должен буду слушать всякую ахинею о женском равноправии и прочей муре.

– Ахинею?! – возмущенно воскликнула она. На Марчелло, похоже, ее восклицание не произвело никакого эффекта, и он продолжал:

– Семья для меня, действительно, очень много значит, Моника, и я не виноват, что чувствую и думаю именно так, а не иначе. Если это старомодность – то я, в таком случае, горжусь этим качеством.

Она в отчаянии взмахнула руками.

– Неужели же ты не понимаешь, что, если даже я рожу тебе ребенка, он все равно не заменит тебе родителей и сестру. И твое чувство вины все равно будет преследовать тебя всю жизнь.

Это был удар ниже пояса. Замечание Моники касалось самых потаенных кровоточащих ран его души, оно выбивало почву у него из-под ног. Марчелло, взбешенный и потрясенный ее репликой, пробормотал какое-то проклятье и, резко развернувшись, направился к бассейну.

Моника горько пожалела о том, что не сдержалась и причинила боль любимому человеку. Она бросилась за ним, догнала и положила ладонь на его плечо.

– Извини, мне очень жаль…

После минутного замешательства, Марчелло повернулся к ней. По его глазам было видно, что в душе мужчины идет мучительная борьба между гневом и желанием быть понятым. Наконец, он со страстью в голосе, заговорил.

– То, что ты сказала, неправда! Я совсем не хочу найти замену своим родным или уменьшить чувство вины за то, что остался жить, создавая новую семью. Конечно, когда мои родители и сестра погибли в авиакатастрофе, я испытал страшное потрясение, мне до сих пор больно думать об их смерти. Но заменить их никто, никогда не сможет! Однако, мне сейчас тридцать два года, и я готов создать свою собственную семью. Я знаю, что именно этого хотели бы для меня и мои родители.

– Но почему же ты не хочешь понять, что я-то еще не готова обзаводиться семьей? – воскликнула женщина. – Почему ты не можешь подождать еще немного?

Лицо его исказилось, словно от боли, он потянулся к ней и коснулся пальцами ее щеки.

– Моника, я уже и так ждал слишком долго… Ты помнишь, когда мы познакомились?

– О, да!.. – прошептала она, и он, горько улыбнувшись, продолжал: – В ту самую минуту, когда я тебя увидел на премьере, в этом твоем чертовом черном, чертовски сексуальном платье, я уже знал, что ты именно та, кто мне нужен. Единственная, кого я рано или поздно попрошу стать моей женой.

Тихо, еле слышно, она взмолилась:

– Но, Марчи, это ведь только шесть месяцев! Всего шесть…

– А что потом? Разве потом не появится другая возможность, еще какая-нибудь причина, из-за которой мы по-прежнему не сможем быть вместе? Ты можешь сказать с уверенностью, что это последняя отсрочка?

Моника печально покачала головой.

– Нет, не могу. Но разве честно, что жертвовать приходится мне одной. Ведь это же мне придется отойти от всех дел, чтобы родить ребенка! Ведь это же моя карьера прервется, а может, и совсем прекратится…

– Так ты не хочешь, чтобы у тебя были от меня дети? – казалось, что он поражен до глубины души.

– Нет, то есть, да… ну, конечно, хочу, – в замешательстве торопливо согласилась она, но тут же добавила, – но не сейчас. В настоящий момент это будет слишком большой жертвой.

Марчелло провел ладонью по щеке подруги и печально произнес.

– К несчастью, дорогая, я не могу тебе родить ребенка. И если наше будущее представляется тебе таким мрачным, значит, ты, очевидно, не так уж сильно его и желаешь.

Моника ничего не ответила, и только на глаза у нее навернулись слезы.

А он, помолчав немного, спокойно спросил:

– Ну и сколько времени это будет продолжаться?

– Я не знаю…

– Но то, что мы имеем, так прекрасно! – взволнованно прошептал он, чувствуя, как уходит из его жизни что-то непередаваемо дорогое.

– Я знаю, – голос молодой женщины задрожал, – до того, как мы встретились, у меня было много парней, но ни одного такого, как ты… Я, правда, люблю тебя, Марчи…

– Но, очевидно, не достаточно сильно, – горько улыбнувшись, прервал он ее.

– Может и так, – кивнула она. – Хотя я бы очень хотела в будущем быть только с тобой. Но сейчас я не могу дать тебе никаких обещаний.