После этой первой встречи Мэттью не составляло большого труда обводить вокруг пальца и Ханну, и Гриффита Талларна. В первую ночь, когда в окошко спальни Ноны стукнул камешек, она испугалась. Затем встала с постели и выглянула во двор, залитый лунным светом. Там в тени стены она заметила неясный силуэт. Мэттью. Все обитатели фермы спали, и Нона вышла к нему в ответ на его тихие мольбы.

Ханне стало известно о ночном свидании в саду, и она пригрозила все рассказать отцу. Нона бушевала, рыдала, когда Ханна в неприкрашенных деревенских выражениях сказала ей, чем она напугана. Об этом Нона предпочла забыть. Даже сейчас она краснела, вспоминая слова Ханны. Как смеет Ханна отравлять ее чувства к Мэттью? Ханна понятия не имеет, что такое любить.


В горной долине сенокос подходил к концу. До Ноны доносились запах сена и грохот телег. Мэттью не имел возможности встречаться с ней днем.

— Убегать рано нелегко, — объяснял он. — Пока светло, на ферме полно работы. Встречаться можно только после захода солнца!

Ее задевало, что он ставит работу выше свиданий с ней и называет их чувства «встречами». Но Нона все прощала Мэттью. Вот и сейчас при мысли о нем на губах у нее появилась нежная улыбка, и она побежала к рощице у реки, где они договорились встретиться.

Она пришла первой, села на бревно и стала спокойно ждать. Неподалеку от нее зашевелились засохшие листья: там явно пробирался какой-то маленький зверек. С ветки орешника на Нону поглядывала малиновка, выдавая свою вечернюю трель. Тени становились длиннее. Вдруг она услышала шаги Мэттью и вскочила ему навстречу. Мгновение спустя она, обвила руками его за шею, а он Крепко прижимал ее и целовал.

Ноне понадобилось некоторое время, чтобы понять: это совсем не те поцелуи! Мэттью не шептал никаких ласковых слов, а просто душил ее в своих объятиях. Нона пыталась отстраниться от него, но он держал ее железной хваткой. Внезапно ей вспомнились неоднократные предостережения Ханны, и ее охватил ужас.

Мэттью ослабил объятия и стал дергать за пуговицы ее блузку. Мгновение спустя его рука лежала у нее на груди. Нона запрокинула голову, но он, прижав плечом ей рот, заглушил крик.

Едва переводя дыхание в бешеном животном страхе, она вцепилась ногтями ему в лицо и принялась отчаянно пинаться. Не ожидавший такого яростного сопротивления, Мэттью оступился, упал и потянул ее за собой. Когда он прижал ее руки к земле, покрывая ей шею поцелуями, и навалился на нее всем телом, Нона поняла — ей с ним не справиться!

Мэттью спугнули чьи-то шаги в лесу. Он поднялся на локоть, а Нона за доли секунды быстрым, порывистым движением вырвалась и откатилась от него. Пока Мэттью поднимался, она вскочила и, собрав все свои силы, бросилась наутек между деревьями, на бегу обратив внимание на лошадь, пасущуюся в зарослях. До нее еще долго доносился голос Мэттью, зовущий ее, но только выбравшись из рощи, она замедлила шаг.

Впереди возвышалась гора, серая масса с блестящей макушкой. Сверху доносилось блеяние овец, но, даже несмотря на душившее ее горе, она не в состоянии была плакать. На душе у нее было пусто. Она больше никогда не будет счастливой. Это не ее Мэттью… Мэттью, о котором она мечтала во время прогулок, не тот Мэттью, который целовал, а затем отпускал ее, который был нежен… любил. Ханна оказалась права. Мужчины ужасные… скоты. Мэттью напоминает животное. Он совсем не похож на героев, о которых Нона читала в книжках из библиотеки отца. Те были благородными… добрыми. Настоящие рыцари. Нона думала, что все мужчины такие.

Проходя по саду, она заметила, что Ханна уже зажгла лампу. В доме никогда не задергивали шторы, и она увидела, что отец сидит за столом и ужинает. Нона в ужасе коснулась рукой блузки и обнаружила, что нескольких пуговиц не хватает, а блузка разорвана от плеча до талии. В таком виде Нона не посмела войти.

Девушка остановилась, наполовину скрывшись за стволом яблони. В детстве и до недавнего времени в особенно подавленном состоянии она всегда убегала в горы, знала там каждую тропинку, каждый камень. Ночевала в пастушьих хижинах и возвращалась на рассвете. Сегодня выбора у нее не оставалось. Она не в силах была предстать перед отцом.

К тому времени, как Нона добралась до коттеджа на Крейгласе, стемнело и начался дождь. Неистовый ветер, завывающий, как дикий зверь, бил в лицо и раздувал одежду. Начав задыхаться, она остановилась и прислонилась к стене коттеджа, чувствуя, как уходят силы, и желая только одного — забыться. Потрогала дверь. Так и есть, закрыто! Но она и раньше укрывалась в этом коттедже, всегда забираясь туда через небольшое окошко с задней стороны. Вот и сейчас она открыла его и залезла в дом. Ощупью нашла путь. Где-то в комнате был старый диван, покрытый пледом. Иногда миссис Прайс, владелица фермы Гуэрн, приходила сюда наводить порядок. Комната всегда была обставлена кое-как. Найдя, наконец, диван, Нона опустилась на него, спрятала лицо в пыльной подушке и впервые за этот вечер заплакала. Ее плач становился все более отчаянным и в конце концов перешел в рыдания. Вскоре, выбившись из сил, она заснула, положив голову на руки.

Джулиан Херриард с большим трудом поднимался в гору. В одной руке он нес покачивающийся фонарь, а в другой — громоздкий чемодан, затрудняющий и без того нелегкое восхождение. Коттедж в горах, говорил пациент его отца, как раз то, что нужно студенту для полного спокойствия. На что Джулиан не рассчитывал, так это на то, что поезд опоздает, а болезнь коровы помешает мистеру Прайсу проводить его в коттедж и помочь ему донести чемодан.

— Но вы все равно его найдете, — сказала миссис Прайс, довольно охотно дававшая указания всем и каждому. — Все время берите правее. Жаль, что я не могу пойти с вами. — Дети уже легли, но я буду беспокоиться. Дождь им нипочем, могут и улизнуть.

Джулиан вежливо поблагодарил ее, взял чемодан и принял фонарь.

Он поднимался по скользкой, извилистой тропе и думал: не лучше было бы заниматься у себя на чердаке на Харли-стрит? Все легче, чем забираться на эту ужасную гору!

Когда лучи фонаря высветили белые стены коттеджа, он облегченно вздохнул. Промокший, замерзший и совершенно разбитый, он открыл дверь большим ключом и вошел в дом. Подняв фонарь высоко над головой, он увидел небольшой камин с дровами, шкаф, несколько стульев и покрытый пледом диван. Обстановка показалась ему вполне уютной. Он закрыл дверь и поставил чемодан на пол.

При мерцающем свете фонаря он заметил на столе масляную лампу и спички. Замерзшими пальцами зажег лампу и огляделся.

Сначала он не заметил темной косы, слившейся с коричневым пледом, покрывающим диван. Он собирался повернуться и разжечь камин, когда плед зашевелился и перед его взором предстало заплаканное лицо Ноны. Оба удивленно смотрели друг на друга. Затем на лице Ноны мелькнул неподдельный ужас. Она соскочила с дивана и побежала к двери. Но Джулиан ее опередил. Он заметил ее разорванную блузку, но крепко схватил Нону за запястья. Она начала изворачиваться, отпрянула от него и тихо заплакала.

— Ну, ну, не надо, — сказал Джулиан. — Я не знаю, кто вы такая и что делаете в этом коттедже. Но выходить наружу, где бушует буря, вам незачем. Послушайте, я отпущу вашу руку, если пообещаете, что не убежите, а я дам вам слово, что не причиню ни малейшего вреда.

Она мельком глянула на него и безмолвно кивнула.

— Если вас не затруднит, загляните в кармашек моего чемодана, где найдете то, что моя мама называет несессером, и, пока я разжигаю камин, сможете заштопать вашу блузку с помощью иголки и ниток, — заметил Джулиан. — Хорошо?

Нона немного успокоилась и склонилась над чемоданом. Разводя огонь, Джулиан поглядывал на нее краем глаза и видел, что руки у нее дрожат, а выражение лица напряженное. Сначала он принял ее за цыганку, но теперь не был в этом уверен. За ее внешней необузданностью угадывалась утонченная натура. Нона аккуратно зашила блузку там, где должны были быть пуговицы. Наконец, она встала, заплела косы и пригладила волосы руками. Трогательным жестом достала платок и вытерла лицо.

Джулиан улыбнулся ей.

— Я голоден, — сказал он. — Вы, судя по всему, тоже. Миссис Прайс сказала, что оставила где-то здесь корзину с продуктами. Давайте поедим, а?

Нона снова кивнула. В корзине под столом они нашли плоский круглый хлеб, масло и кусок твердого сыра. Джулиан положил все это на стол, а Нона вынула из шкафа тарелки. Джулиан посмотрел на камин, в котором теперь ярко горел огонь.

— Я бы хотел выпить чаю. Чайник здесь есть, а вот крана я нигде не вижу.

— Наберите воду из колодца, — сказала Нона. — Хотя, вероятно, миссис Прайс оставила вам пару ведер воды.

По-прежнему не глядя на него, девушка взяла чайник и вышла.

Наконец-то она заговорила! А он уже начал думать, что она глухая или говорит только на валлийском наречии. Но ее голос очаровал его своими модуляциями. Он наблюдал, как она вышла, вернулась с полным чайником и повесила его на крюк над огнем.

— А вы здесь завсегдатай, да? — осторожно спросил Джулиан. — Кстати, меня зовут Джулиан Херриард. Я студент-медик, приехал из…

— Я знаю, — сказала она, разрезая хлеб и намазывая куски золотистым: фермерским маслом.

Но о себе Нона ничего не рассказала.

За едой Джулиан пытался ее разговорить — заставить нарушить почти необъяснимое молчание. Она, казалось, не замечала его присутствия, и время от времени губы у нее подрагивали от каких-то воспоминаний.

Он вел с ней ни к чему не обязывающую беседу, рассказал немного о себе:

— Мой отец врач… консультант. Это его идея — поселить меня здесь. Мама склонна думать, что длительные каникулы — всего лишь повод для вечеринок и танцев. Отец не очень светский человек, поэтому матушка любит, чтобы я ее всюду сопровождал.

Нона с любопытством, уставилась на него.