— Я отправлюсь к Юлии, как только ты скажешь, моя госпожа.
Феба кивнула. Однако, вместо того чтобы чувствовать удовлетворение, она испытывала некую тревогу.
— Мне кажется, что Юлию просто преследуют трагедии, не дают ей покоя. Сначала Клавдий, потом она теряет ребенка, а теперь и своего второго мужа.
Хадасса опустила голову, вспомнив о ребенке Юлии, похороненном в саду.
— Наверное, я была недостаточно чуткой по отношению к Юлии, — сказала Феба и встала. Она пошла по дорожке в сад. Хадасса пошла за ней. Феба остановилась возле клумбы и провела пальцами по лепесткам цветов. Обернувшись к Хадассе, она улыбнулась. — Нам было хорошо вместе, Хадасса. Мы обе любим цветы, так ведь?
Когда Феба выпрямилась, улыбка исчезла с ее лица. Она подошла к ближайшей мраморной скамье и села.
— Болезнь твоего хозяина прогрессирует. Он изо всех сил пытается скрыть это от меня, но я это знаю. Иногда в его глазах видна такая боль… — Феба отвернулась, стараясь скрыть слезы. — Он столько лет был одержим своей работой. Я все время ревновала его, поскольку работа отнимала у него большую часть времени и мыслей. Казалось, работа значила для него гораздо больше, чем я и дети.
Феба взглянула на Хадассу и жестом пригласила ее сесть.
— Болезнь сильно изменила его. Он стал таким беспокойным. Как–то он сказал мне, что на самом деле все то, что он делал, не так важно, как ему казалось, и недолговечно. Все его дела, по сути, оказались напрасными. Единственные минуты, когда он обретает покой, — это минуты, когда ты поешь ему.
— Наверное, это не столько от музыки, сколько от истины, моя госпожа.
Феба посмотрела на нее.
— Истины?
— Истины о том, что Бог любит его и хочет, чтобы он обратился к Нему за утешением.
— Зачем иудейскому Богу заботиться о римлянине?
— Бог заботится обо всех. Все люди сотворены Им, но только те, кто верит в Него, становятся Его детьми и сонаследниками Его Сына.
Феба наклонилась вперед и повернулась на голос, раздавшийся в саду. Марк был дома.
— Мама! — Он подошел к Фебе. — Я только что узнал о Кае, — сказал он, мельком взглянув на Хадассу.
Феба положила свою руку на руку Хадассы.
— Можешь идти, — сказала ей Феба. Потом она снова повернулась к Марку и обратила внимание, как он смотрит вслед поспешно удаляющейся девушке. Было видно, как заиграли мышцы его лица. Феба слегка нахмурилась. — Когда мы получили это известие, отец сразу отправился к Юлии.
Марк сел рядом с ней на скамью.
— Не отсылай Хадассу к ней обратно.
Удивившись, Феба внимательно посмотрела сыну в глаза.
— Я и сама не хочу отсылать ее, Марк, но, боюсь, я ничего не могу здесь поделать. — Феба посмотрела на него пристальнее. — Хадасса принадлежит твоей сестре.
Марк заметил, как внимательно мать изучает его, и отвернулся, думая о том, не стоит ли рассказать ей, как Хадасса приняла на себя побои, предназначавшиеся Юлии, и едва не умерла. Если он расскажет, мать наверняка передумает, но Юлия ему этого никогда не простит. Марку совсем не хотелось обижать сестру, но, с другой стороны, он хотел, чтобы Хадасса была здесь, рядом с ним. Он знал круг друзей, который образовался у Юлии, с тех пор как она вышла замуж за Кая. Он знал также, что они думают о христианах.
— У Юлии и без того достаточно личных служанок, мама. Если она просит Хадассу, пошли ей вместо нее Витию.
— Я уже тоже об этом подумала, — призналась Феба. — Но не мне здесь принимать решение, Марк. — Она дотронулась до его плеча. — Попробуй поговорить с отцом.
Децим вернулся на виллу ближе к вечеру. Сделаны были все приготовления к тому, чтобы похоронить Кая в катакомбах, за пределами городских стен. Римский закон запрещал хоронить людей в черте города, даже если для захоронений хватало места на территории частной виллы. Феба отправилась к Юлии, чтобы провести с ней вечер; Марк уже был у нее днем. Дециму показалось, что его дочь на удивление спокойна в такой трагической ситуации. Кай был молодым и полным сил человеком. Лихорадка убила его в считанные недели.
Теперь Децим отдыхал, и Енох принес ему вина. В помещении было прохладно, и Децим приказал ему наполнить жаровню дровами. Вошел Марк.
— Она слишком хорошо держится для молодой вдовы, тебе не кажется? — сказал Марк, откинувшись на диване и без особого интереса глядя на рабов, занятых приготовлением ужина.
— Наверное, она просто в шоке, — сказал Децим, выбирая себе кусок говядины, но чувствуя при этом, что у него совершенно нет аппетита.
Марк сжал губы. Он подумал о том, что его сестра либо в шоке, либо в большой радости, но оставил свои мысли при себе. Мать и отец ничего не знали о взрывах ревности и ярости Кая. Юлия так искусно научилась хранить тайны, что Марк и сам никогда не узнал бы об этом, если бы не увидел раны на спине Хадассы и не заговорил на эту тему с сестрой. Пожалуй, не стоило зря разжигать лишние страсти; по крайней мере, боги оказались милостивы.
Марк был готов поговорить о Хадассе и о том, чтобы она осталась с ними, но отец был настолько погружен в свои мысли, что пока начинать разговор не стоило. Децим позвал Хадассу, и, когда она тихо вошла, неся в руках свою маленькую арфу, Марк почувствовал сильное волнение. Ему хотелось, чтобы Хадасса посмотрела на него, но она не подняла глаз, с тех пор как села с инструментом и приготовилась играть. Ему так хотелось поговорить с ней наедине.
— Спой нам, Хадасса, — сказал Децим.
Марк старался не смотреть на нее, но от этого ему еще мучительнее было осознавать ее присутствие здесь. Как бы случайно роняя на нее взгляд, он украдкой наблюдал за грациозным передвижением ее пальцев по струнам и вслушивался в ее нежный голос. Затем он вспомнил ее мягкие губы и отвернулся. Отвернувшись, он встретился с пристальным взглядом отца.
— Достаточно, — сказал Децим и слегка поднял руку. Когда Хадасса встала, Децим снова заговорил. — Хадасса, тебе известно о том, что госпожа Юлия в трауре?
— Да, мой господин.
— Когда я виделся с ней сегодня, она просила меня прислать тебя к ней. Собери свои вещи и будь готова к заходу солнца. Енох отведет тебя. — Тут Децим почувствовал, как на это реагирует его сын.
— Да, мой господин, — сказала Хадасса, и в ее голосе не было ни малейшего намека на то, какие чувства она при этом испытывает.
— Все эти недели ты хорошо служила нам, — сказал Децим. — Мне будет не хватать твоей музыки и твоих историй. Можешь идти.
Склонив голову, Хадасса прошептала с дрожью в голосе слова благодарности и вышла.
Марк в ужасе уставился на отца.
— Юлия не имеет на нее никаких прав!
— А ты имеешь?
Марк вскочил со своего места.
— Ты ничего не знаешь о том, что там произошло!
— Я знаю достаточно много о том, что происходит здесь! Даже если бы не произошло этой трагедии, я бы в любом случае отправил Хадассу к Юлии завтра утром. Твои чувства к ней уже перешли всякие границы.
— Почему? Потому что она рабыня, или потому что она христианка?
Децима поразило то, что Марк не стал отрицать сам факт его влюбленности.
— Как бы там ни было, речь сейчас не об этом. Важно то, что Хадасса принадлежит твоей сестре. Я не думаю, что Юлия будет в восторге от того обстоятельства, что ты влюблен в ее рабыню. А что будет, если ты соблазнишь Хадассу и она забеременеет? — Глядя на реакцию сына, Децим нахмурился. — Когда мы приобрели Хадассу, твоя мать подарила ее твоей сестре. Юлия — моя дочь, и я люблю ее. И пока я хоть немного могу на нее воздействовать, она будет с той рабыней, которая ей нужна. Скажи, кому еще в жизни Юлия доверяет, кроме тебя? Эта маленькая иудейка служит твоей сестре с такой преданностью, какой не увидишь больше ни у кого. Хадасса любит твою сестру, что бы та ни вытворяла. Такая рабыня просто на вес золота.
— Ее любовь и верность несколько недель назад едва не стоили ей жизни.
— Да, я знаю, что Кай избил ее, — сказал Децим.
— А ты знаешь, что эти побои предназначались Юлии?
— Знаю. Кай своим обаянием ослепил твою сестру и твою мать. Но не меня.
— Тогда почему ты не помешал этому браку?
— Потому что не хотел совсем потерять свою дочь! Я заставил ее вступить в брак против ее воли, и все кончилось катастрофой. И я уже не имел права вмешиваться и запрещать брак с человеком, которого она сама выбрала. — С исказившимся от боли лицом Децим встал с дивана. Прошло еще какое–то время, прежде чем боль прошла и он снова мог говорить. — Иногда, как бы тебе ни хотелось защитить своих детей, приходится позволять им совершать собственные глупости и ошибки. И тебе только остается ждать и надеяться на то, что они обратятся к тебе, когда ты им будешь нужен. — Дециму вспомнилась история о блудном сыне, рассказанная Хадассой.
— Юлия сама виновата во многих своих бедах.
— Я знаю! Так было всегда, Марк. А тебе никогда не приходила в голову простая мысль? Если бы не Хадасса, твоя сестра наверняка была бы мертва.
У Марка все похолодело внутри. Разрываемый между любовью к Хадассе и обеспокоенностью за сестру, он побледнел, как и его отец.
Децим выглядел старым и изможденным, но он заставил сына многое переосмыслить. Некоторые вещи из прошлого лучше было не ворошить. Децим никогда не говорил об этом, но многое из того, что происходило на вилле Урбана, было ему известно. Закрыв глаза, он снова увидел Юлию ребенком — прекрасную, невинную, обаятельную, бегающую по саду и звонко смеющуюся. Потом его взору предстала сегодняшняя Юлия, замкнутая, бледная, страдающая настолько, что смотреть на нее было невыносимо больно.
Она взяла отца за руку и посмотрела на него снизу вверх потускневшим взглядом.
— Перед смертью он посмотрел на меня и попросил меня простить его… — сказала она с дрожью в голосе. — Я любила его, отец. Клянусь тебе, я действительно его любила.
"Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]" отзывы
Отзывы читателей о книге "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]" друзьям в соцсетях.