— Ее муж хочет, чтобы ей прислуживала какая–нибудь другая служанка, мой господин.

Марк скрестил руки на груди и прислонился плечом к мраморной колонне. Получив сегодня днем новости, от которых у него голова пошла кругом, а теперь неожиданно встретив Хадассу, он пытался сохранять спокойствие, но чувствовал, как его сердце бьется все сильнее и сильнее.

— И это все, что моей сестре нужно в последнее время? — Марк пытался разглядеть лицо Хадассы в лунном свете, но она держала голову опущенной. — Слухи ходят самые нелепые, — сказал он после долгого молчания. — А сейчас вот говорят, что моя сестра провела час в покоях Аницета и вернулась оттуда с подписанными документами о том, что долги ее мужа прощены.

Хадасса ничего не сказала.

— Я знаю несколько человек, которые должны Аницету. Все они боятся закончить жизнь в Тибре, если не заплатят ему в отведенное время. Ну а теперь расскажи мне все, Хадасса. Каким образом моя сестра уговорила Аницета простить долги Кая?

Хадасса и на этот раз ничего не сказала, но он видел, как она вся напряглась.

Марк выпрямился и подошел к ней.

— Я хочу знать правду, и хочу знать ее немедленно!

— Я не знаю ничего из того, о чем ты сейчас говоришь, мой господин.

— Ты не знаешь? — повторил Марк и схватил Хадассу за руку, когда она попыталась отступить назад. — А может быть, не хочешь говорить? — Марк притянул ее к себе, и тут она посмотрела на него взглядом, исполненным физической боли, и упала. Удивленный, Марк подхватил ее, не дав удариться о землю. — Хадасса! — произнес он, растерявшись от такого поворота. Она обмякла в его руках.

Встревоженный обмороком Хадассы, Марк поспешно принес ее на виллу. Он сердился на самого себя за то, что все свои эмоции выплеснул на нее. Енох смотрел на него с нескрываемым удивлением.

— Принеси мне немного вина, Енох. У нее обморок. — Енох поспешил выполнять приказание, а Марк положил Хадассу на диван. Когда он убрал руку из–под ее спины, она застонала. Марк нахмурился. На белой шерсти ее туники показались пятна крови. Повернув Хадассу на бок, он стал внимательно рассматривать ее одежду. Увидев красный рубец на ее плече, он выругался.

— Вернувшись сегодня днем, она плохо выглядела, — сказал Енох, войдя в комнату с подносом. — Я посмотрю за ней, мой господин.

— Оставь вино и уходи, — сказал Марк, — и закрой дверь.

— Хорошо, мой господин, — удивленно сказал Енох.

Марк разодрал тунику Хадассы на спине от шеи до талии. Увидев ее спину, он почувствовал, как у него затряслись руки. Как можно так избить такую маленькую и хрупкую девочку? И чем она заслужила это? Он неотрывно смотрел на следы кнута, которые разрезали ее плоть. Их насчиталось не менее десятка, и нанесены они были сильной, тяжелой рукой. Юлия даже в самом яростном гневе не была способна на подобную жестокость. Такое мог сделать только Урбан.

Хадасса приподнялась. Еще ничего не соображая, она села, и разорванная туника стала сползать с ее плеч. В ужасе раскрыв глаза, Хадасса прикрыла ею грудь и в страхе уставилась на Марка. Ее бледные щеки моментально покраснели.

— Это Кай так тебя располосовал? — Никогда в жизни Марк еще не испытывал такой ненависти и такого жгучего желания отомстить.

Хадасса снова побледнела и готова была опять потерять сознание.

— Это я была виновата.

— Ты?! — воскликнул Марк, сердясь на нее за то, что она его выгораживает. — Что такого ужасного ты сделала, чтобы он так избил тебя?

Хадасса крепче вцепилась в свою тунику и опустила голову.

— Я не послушалась его.

Марк знал, что многие бьют своих рабов за малейшую провинность, например за медлительность или неуклюжесть. Но непослушание — совсем другое дело. Если бы Хадасса действительно не послушалась Урбана, он бы имел полное право убить ее. И в то же время Марк знал, что Хадасса просто так ничего не делает.

— А какова в этой истории роль Юлии?

Хадасса посмотрела на него взглядом, полным смятения.

— Она остановила бы это избиение, если бы смогла, мой господин. Потом она проследила за тем, чтобы меня там выходили, после чего послала сюда, для моей же безопасности.

Юлия никогда не была такой доброй, если это не отвечало ее собственным интересам. Кроме того, Хадасса ответила на его вопрос столь быстро, что создавалось впечатление, будто она заранее знала, что с этим вопросом ей придется столкнуться, и поэтому к нему подготовилась. Было ясно, что она сказала Марку далеко не все и что в этой ситуации Юлия сыграла отнюдь не последнюю роль. Он не стал устраивать Хадассе допрос, зная, что, храня верность Юлии, она будет молчать.

Отправившись на следующий день к Юлии, Марк был готов к тому, что ему снова скажут, что она ушла к друзьям, но она оказалась дома и выглядела привлекательнее, чем когда–либо.

— Голубой цвет тебе очень идет.

— Да, мне все это говорят, — сказала Юлия, радуясь такому комплименту. — Я люблю цвета, вообще все разноцветное. Этот наряд я сама придумала, — сказала она, повернувшись вокруг, чтобы Марк мог оценить изысканную одежду голубого цвета, с ярко–красной и желтой оторочкой. Роза среди диких цветов. Широкий кожаный пояс, отделанный медью, напоминал о том, что носит Аррия. От этой мысли Марку стало не по себе.

— Каю нездоровится, — сказала Юлия. — Пойдем в сад, не будем ему мешать. — Она взяла брата за руку. — Я так скучала по тебе, Марк. Ну расскажи мне, как у тебя дела. Расскажи мне все. Я ведь не видела тебя несколько недель.

— А я сколько раз хотел навестить тебя, дорогая сестрица. Но каждый раз, когда захожу сюда, ты уходишь к своим друзьям.

Юлия засмеялась, но ее смех прозвучал нарочито весело, что выдавало перемену в ее настроении. Затем она начала рассказывать Марку о зрелищах, на которые она ходит с какой–то подругой, а также о пирах, на которых она побывала. Ни слова об Аницете и почти ничего о Кае. Тогда Марк решил говорить открыто.

— Ходят слухи о твоей связи с Аницетом, — сказал он и тут же увидел, как у сестры покраснели щеки.

— И что это за слухи? — напряженно спросила она, избегая его взгляда.

— О том, что ты позволила ему пользоваться тобой, чтобы долги Кая были прощены, — жестко сказал Марк.

Юлия сверкнула глазами.

— На самом деле все было наоборот. Не он пользовался мной, а я пользовалась им.

— За несколько сестерциев?

— За пятьдесят тысяч сестерциев, — ответила Юлия, вызывающе вздернув подбородок.

— Цена здесь не важна, дорогая сестрица. Аурей или золотой талант — ты торговала собой. Неужели Кай допустит, чтобы ты таким образом решала вопросы и с остальными его долгами?

— А кто ты такой, чтобы указывать мне? Что ты знаешь о моей жизни? Ты же не знаешь, что произошло на самом деле!

— Тогда расскажи мне, как ты докатилась до такого!

Юлия в гневе повернулась к нему спиной.

— Позволь мне самой решать, как обустраивать свою жизнь. Меня давно тошнит от людей, которые навязывают мне свою волю.

Марк схватил ее за плечи и повернул к себе.

— Я хочу знать, что произошло с Хадассой, — сказал он, не в силах больше сдерживать свои эмоции.

Юлия ехидно сощурила глаза.

— Так, значит, ты беспокоишься не обо мне, а о какой–то рабыне.

— То, что произошло с ней, касается и тебя, — сказал Марк, все больше раздражаясь.

— А что она сама тебе рассказала?

— Ничего.

— Тогда откуда тебе известно, что ее избили?

— Я видел ее спину.

Юлия снова улыбнулась своей ехидной усмешкой.

— Она что же, заменила тебе Витию?

Марк отпустил Юлию. Взглянув на нее снова, он вдруг почувствовал необъяснимое отвращение, видя, какой стала его сестра. Какое–то время они смотрели друг другу в глаза; взгляд Юлии был твердым и упрямым, но потом ее лицо расплылось в какой–то боязливой улыбке, и Марк снова увидел свою любимую маленькую сестренку.

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Я же знаю, что Хадасса не такая, как Вития, — сказала Юлия, приложив руки к вискам. Она посмотрела на него умоляющим взглядом. — Мне пришлось отправить ее обратно, Марк. Если бы она осталась здесь, Кай убил бы ее. А она мне так дорога, что я это и объяснить не могу. Не знаю, почему…

Марк, кажется, догадывался, почему. Вероятно, Хадасса оказывала на других людей такое же влияние, как и на него. Одно ее присутствие становилось для всех вокруг чем–то важным.

— Что произошло? — спросил он уже гораздо мягче.

Юлия вздохнула.

— Каю, как и тебе, не понравилось, каким образом я решила проблему с его долгами. Он потерял рассудок. Хадасса вмешалась и пострадала от того наказания, которое Кай приготовил для меня.

Марку показалось, что внутри у него все горит, — так у него все закипело от злости.

— А тебя он хоть раз ударил?

— Разве я похожа на побитую? — Когда он повернулся, чтобы уходить, Юлия положила ему руку на плечо. — Только не замышляй никакой мести, Марк. Поклянись мне, что не будешь делать ничего такого. Вообще, не вмешивайся в эту ситуацию. Поверь мне, ты сделаешь только хуже. — Опустив руку и подбоченясь, Юлия добавила: — К тому же, все неприятности уже позади. Когда Кай болен, он не представляет для меня никакой опасности.

— Не думай, что я буду о нем плакать.

Юлия посмотрела на брата взглядом, выражения которого ему было не постичь, — тут были удовлетворение, боль, неопределенность, смирение, — казалось, все это умещалось в глубине ее глаз. Она снова отвернулась.

— Как бы мне хотелось все тебе рассказать, — она пошла по дорожке. Остановились, она наклонилась и сорвала цветок.

— Ты по–прежнему любишь его?