Калаба посмотрела на Юлию.

— Его смерть была быстрой и легкой. Мне не хотелось, чтобы он страдал от боли. Я задумала веселый пир. И те, кто был у нас в гостях в тот вечер, когда Аурий умер, были убеждены в том, что у него был апоплексический удар. — Ее губы скривились. — С одним врачом я договорилась о том, чтобы он подтвердил это, если, конечно, у кого–то позднее возникнут вопросы. Но вопросов не возникло.

Калаба снова села возле Юлии.

— Конечно, у тебя совсем другая ситуация. Кай молод. И чтобы его смерть выглядела естественной, тебе надо действовать более тонко. Есть малоизвестные средства, которые вызывают сильнейшую лихорадку, похожую на ту, что возникает в Риме, когда наступает половодье. — Калаба взяла Юлию за руку. Рука была холодной и потной. — Тебе страшно. Я тебя понимаю. Но поверь мне, после всего того, что он с тобой сделал, и после всех этих угроз есть ли у тебя какой–нибудь другой выход? Я знаю одну пожилую женщину, которая служила жене кесаря Августа, Ливии. У нее большие познания в этой области, и она могла бы нам помочь.

— Но зачем же убивать его? — растерянно спросила Юлия, вырвавшись из объятий Калабы и вскочив на ноги. Ей хотелось убежать отсюда.

— Разве это убийство, если ты вынуждена защищаться? Разве ты не знаешь, что становится с женщиной, которая остается без семьи и связей? Она становится обездоленной, брошенной на милость этого жестокого мира. Аурий занес меч над моей головой, и мне пришлось нанести ответный удар.

Юлия чувствовала себя бесконечно уставшей.

— Неужели нет другого выхода? — сказала она, уронив голову на руки и качая головой, ощущая, как холодный пот течет с нее градом.

Калаба промолчала, и комната на какое–то время наполнилась гнетущей тишиной. Калаба знала все слабости Юлии, и теперь настало время воспользоваться ими.

— Можешь пойти к матери и отцу и рассказать им, что с тобой случилось.

— Нет, я не могу этого сделать, — тут же сказала в ответ Юлия.

— У твоего отца есть власть и связи. Расскажи ему, как Кай избивал тебя, и пусть Децим Валериан сотрет его в порошок.

— Как ты не понимаешь, Калаба? Ведь отец потребует рассказать, почему Кай избивал меня. Он и так считает меня виноватой в смерти Клавдия. Если он узнает об Аницете, то не станет меня защищать.

Удовлетворенная, Калаба заговорила об еще одном союзнике Юлии:

— А твоя мать?

— Нет, — ответила Юлия, качая головой. — Я не хочу, чтобы она вообще знала об этом. Я не хочу, чтобы она плохо обо мне думала.

Калаба довольно улыбнулась. Гордость у Юлии оказалась такой же, как и у Кая.

— А как насчет Марка? — спросила она, собираясь лишить Юлию последнего союзника.

— Марк дал бы Каю немного своего лекарства, а потом пригрозил бы как следует, — сказала Юлия, находя для себя некоторое утешение в таком решении.

— И все это подвергло бы тебя еще большей опасности, — сказала Калаба холодным рассудительным голосом. — Однако есть и еще один выход. Попроси Марка уничтожить Кая финансово. Поскольку твоих денег уже не осталось, Кай, несомненно, согласится на развод, — спокойно сказала Калаба, отметив, что Юлия реагирует на ее слова так, как она и ожидала.

— И с чем я после этого останусь? Нет, это не решение, Калаба. Я останусь без аурея за душой, снова в доме отца, который будет контролировать каждый мой шаг. А я уже поклялась, что больше этого никогда в моей жизни не будет. Калаба молчала, зная, что Юлия в конце концов согласится с ней относительно того, что должно случиться. С самого начала, наблюдая за тем, какими страстными становились отношения между Юлией и Каем, Калаба знала, что все неизбежно кончится именно этим.

Юлия ходила из стороны в сторону, стараясь успокоиться и найти разумные обоснования. И она находила их, чувствуя одновременно прилив жестокости и каких–то неизвестных ей прежде чувств.

— Как мерзко он пользовался мной. Постоянно мне изменял. Транжирил мои деньги на развлечения и на женщин. После этого он пользуется похотью Аницета в своих интересах. Я спасла его, и где его благодарность за то, что его долг прощен? Ее нет! Он избивает меня и клянется меня убить. — Вся дрожа, Юлия снова села и закрыла лицо руками. — Он заслуживает смерти!

Калаба обняла ее за плечи.

— Успокойся, Юлия. Пусть Кай терзается после всего содеянного, — сказала она, определенно давая понять, что лично Юлия в этом невиновна.

— Но как мне это исполнить? Мне придется снова жить с ним, а я даже подумать не могу о том, чтобы вернуться туда.

— Я еще могу повлиять на Кая. В ближайшие дни я поговорю с ним и заставлю его понять, что его оскорбления обернутся бедой и для него самого. Он ведь не законченный глупец, Юлия. Он будет стараться все проверить, чтобы защититься от твоего брата и твоего отца. Мы обе знаем Кая. Он будет думать о том, как причинить тебе боль, и время покажет, насколько он умеет держать себя в руках. Не пугайся ничего. Доверься мне. Всего несколько доз в течение недели, и его здоровье заметно ослабнет. В течение нескольких последующих недель он уже не будет представлять для тебя никакой угрозы.

Сердце Юлии забилось, как попавшаяся в ловушку птичка.

— А если он что–то заподозрит?

— Юлия, дорогая моя, прости, что я говорю тебе это, но Кай никогда и мысли не допустит, что ты способна на такое. Он никогда не был высокого мнения о твоем интеллекте. Он не ценит тебя столь высоко, как я. Его свела с ума лишь плотская похоть. Так что можешь не волноваться о том, что он что–то заподозрит. Ему и в голову не придет, что ты можешь начать спасаться от него. — В этот момент Калаба слегка сжала руку Юлии в своей. — Но ты должна действовать разумно.

— Что ты хочешь сказать? — осторожно спросила Юлия.

— Будь с ним заботливой. Плачь о нем. Приноси богам жертвы за него. Проконсультируйся с врачами. Могу тебе назвать нескольких из них, которым ты можешь доверять. Но самое главное, Юлия, — что бы ни случилось, какие бы проклятия в твой адрес он ни произносил, не отвечай ему той же монетой. Никогда не теряй головы, иначе все пропало. Поняла? Пусть все вокруг думают, что ты любящая и верная жена. И наконец, Юлия, когда придет время, похорони его со всеми почестями.

Юлия медленно кивала головой, и ее лицо стало серым, как пепел. Когда она подняла голову, ее щеки были изборождены следами слез.

— Не печалься так, моя дорогая и милая подруга. Нет в мире никакого добра и зла, ничего черного или белого. Жизнь полна серых красок. А самый сильный инстинкт — это инстинкт выживания. Очень сильный инстинкт. И для этого не обязательно иметь сильное тело — нужно иметь сильный ум. И ты пройдешь через это.

Пришла служанка, которая принесла бальзам.

— Я сама позабочусь о ней, — сказала Калаба рабыне, закрыв за ней дверь. — Сними наряд, Юлия, и ложись на мою кровать, лицом вниз. Я постараюсь действовать как можно осторожнее.

При первом прикосновении Юлия вздрогнула. Бальзам жег, как огонь. Затем ощущения стали приятнее, она расслабилась и дала Калабе возможность обработать раны.

— Что бы я без тебя делала, Калаба?

— Разве я не говорила об этом с самого начала? Я всегда рядом. Тебе нет нужды до всего доходить самой. — Глаза Калабы сверкнули при этом черным огнем. — Когда все неприятности пройдут, тебе надо будет выбросить их из головы, забыть, что они вообще когда–то с тобой происходили. Только тогда ты сможешь обрести истинное счастье. Я покажу тебе путь к нему. — Калаба медленно водила рукой по спине Юлии. — Тебе еще многому предстоит научиться. Жизнь похожа на спектакль, Юлия, и наша задача в том, чтобы самим его написать. Думай обо всем, как об очередном акте… небольшом акте, за которым последуют и многие другие…

23

Хадасса проснулась от того, что кто–то прикоснулся к ее лбу.

— Она вся в поту, — сказала Юлия.

— У нее жар, моя госпожа. Это не опасно. Мы за ней смотрим, — робко сказала Элишива.

Хадасса открыла глаза и увидела, что лежит лицом вниз на каком–то соломенном тюфяке. Пол был каменным, каким он был в небольших помещениях, прилегающих к извилистым коридорам в подвалах виллы, где хранились домашние продукты. Кто–то приподнял ее одеяло, затем вновь заботливо накрыл ее.

— Раны еще не зажили, — сказала Юлия.

— Мы обработали их солью, чтобы не было заражения, моя госпожа, — сказала Лавиния таким испуганным тоном, по которому Хадасса поняла, что что–то произошло. Она попыталась повернуться и тут же вздрогнула — все ее тело охватила тупая боль, от которой она едва снова не потеряла сознание.

— Постарайся не шевелиться, Хадасса, — прошептала Юлия, положив руку ей на трясущееся плечо. — А то тебе будет только больнее, и раны снова откроются. Я пришла проведать тебя и посмотреть, как здесь о тебе заботятся.

Хадасса услышала голос Юлии и поняла, что та больше говорит не с ней, а с Лавинией, той самой служанкой, которая пыталась остановить Хадассу, когда она собиралась войти в покои Юлии и стать на пути Урбана. Значит, теперь Лавиния заботилась о ней. Элишива стояла в стороне и плакала, и Юлия приказала ей замолчать.

Юлия встала, и Хадасса услышала мягкий шелест ее одежды. Юлия приказала принести еды и вина, и побыстрее. Превозмогая боль, Хадасса привстала и постаралась сесть. Она была очень слаба; ее онемевшая, покрытая ранами спина ныла и, казалось, протестовала против малейшего движения. Лицо Юлии находилось в тени, и его нельзя было разглядеть как следует. Неужели Урбан изуродовал ей лицо? Когда Юлия повернулась, Хадасса увидела, что на лице ее госпожи нет никаких ран, и облегченно вздохнула.

— С тобой все в порядке, — сказала она, обрадовавшись.