Хадасса, смущенная его прикосновением, слегка отстранилась. Если бы у нее был выбор, она, конечно, осталась бы здесь, с Фебой и Децимом. Она была бы рядом с Марком. Ему очень нелегко. Жизнь была для него войной, и каждый его успех был для него битвой, в которой нужно одержать победу. Но, может быть, то, что она уходит, — к лучшему. Она не имела права полюбить его, но чувство росло в ней с каждым днем. Кроме того, она дала Фебе слово, что будет заботиться о Юлии. И, конечно, о Юлии тоже нужно было подумать. Что–то тут было не так. В какой–то момент Хадасса поняла, что жизнь Юлии с Урбаном не столь удивительна и прекрасна, как это описывала Юлия.

— Я нужна госпоже Юлии, мой господин.

Марк почувствовал ее желание уйти к себе и отпустил ее. Отвернувшись, он ощутил разочарование.

— Моему отцу ты нужна не меньше, — «И мне тоже», — подумал он, понимая, как ее присутствие подействовало на него.

Хадасса опустила голову.

— Рядом с ним всегда твоя мать, мой господин.

Он снова взглянул на нее острым взглядом.

— А о Юлии может позаботиться Урбан и добрая дюжина рабов.

— Тогда почему она пришла за мной? — мягко спросила Хадасса.

Марк снова повернулся к ней.

— Ты не доверяешь Урбану точно так же, как и я.

— Я не могу судить, мой господин, — осторожно сказала она.

— Но у тебя ведь есть свое мнение обо всем, разве не так? Ты боишься его?

— Он не обратил на меня никакого внимания.

— Он обратил на тебя внимание, и ты об этом знаешь. Он не захотел, чтобы ты служила Юлии, — сказал Марк. И тут ему стало не по себе. — А что, если Юлия начнет посылать тебя к нему, как когда–то к Клавдию? Урбан явно не будет расположен к мудрым беседам.

Услышав его предположение, Хадасса покраснела.

— Она не любила Клавдия, мой господин. Но этого человека она любит.

Марк глубоко вздохнул. Конечно, Хадасса была права, и он с облегчением вспомнил о том, что его сестра действительно не испытывала к своему первому мужу никаких нежных чувств. Более того, Юлия его просто ненавидела. А вот по Каю она прямо с ума сходит. Поэтому было маловероятно, что она пошлет к нему рабыню вместо себя. И даже если в какие–то минуты ссор или непонимания в Урбане или Юлии могло пробудиться чувство гнева, все равно вряд ли Урбан мог принять вместо своей жены кого–то еще. Марк не думал, что Кай был таким же понимающим, уступчивым или гибким, как Клавдий.

Кроме того, Кай тоже с ума сходил по Юлии, когда она была рядом. Это сразу бросалось в глаза, когда Марк был несколько раз в тех же местах, куда приходили и они и где он мог наблюдать за ними. Более того, от их проявлений страсти Марку становилось даже неловко. Это не имело ничего общего с теми проявлениями любви, которые он видел в отношениях своих отца и матери. Между его сестрой и Урбаном было что–то нехорошее и в то же время сильное. И вот теперь Хадассе предстояло жить в том доме.

Хадасса посмотрела на Марка и увидела его беспокойство. Она знала, насколько Марк любит свою сестру. Он был верным и любящим братом. Она взяла его руку в свои ладони.

— Поверь мне, мой господин. Я тоже ее люблю. И буду заботиться о твоей сестре настолько, насколько у меня хватит сил.

— Но кто позаботится о тебе?

Она удивленно посмотрела на него, и ее щеки покраснели. Она отпустила его руку.

В бессильном гневе Марк отвернулся и пошел обратно в дом. Юлия пила вино и, когда он вошел, повернулась к нему.

— Где Хадасса? — спросила она требовательным и властным тоном, который подействовал на его и без того расшатанные нервы.

— Не смей говорить со мной таким тоном. Я тебе не прислуга. Глаза у Юлии расширились.

— Я вижу, что мне здесь никто не рад, — сказала она и опустила свой кубок на стол с таким стуком, что вино пролилось через край. Несколько капель оказалось на ее одежде, и она издала капризный звук, говорящий о ее глубоком разочаровании. — Ну вот, посмотри, что происходит. — Она попыталась оттереть пятна, но они уже впитались в тонкую шерсть. — Кай подарил мне этот наряд несколько дней назад! Марк не раз видел капризы Юлии и раньше, но этот ее эмоциональный взрыв не был похож на них. От гнева Марка не осталось и следа.

— Но это всего лишь несколько капель вина, Юлия.

— Но наряд пропал. Он пропал!

В этот момент в комнату вошла Хадасса, держа в руке небольшой узелок — одну смену белья. Увидев, в каком состоянии пребывает Юлия, она оставила свои вещи и подошла к ней. Наклонившись, она посмотрела на наряд Юлии.

— Не волнуйся, моя госпожа. Я знаю, как избавиться от этого пятна. Все будет как новое. — Юлия посмотрела на нее, и Хадасса увидела у нее на скуле синяк, который Юлия так тщательно скрывала. Взглянув в глаза своей хозяйке, Хадасса увидела и поняла очень многое. — Я рада, что ты пришла за мной, госпожа Юлия, — мягко сказала она. — Я с большой радостью буду снова служить тебе.

Юлия крепко взяла Хадассу за руки.

— Мне так не хватало тебя, — прошептала она, и ее глаза наполнились слезами. — Ты мне нужна. — Она заморгала, пытаясь стряхнуть слезы, чтобы их не видели ни родители, ни брат. Отпустив руки Хадассы, она решительно встала со своего места, снова всем улыбаясь.

Только после того как Хадасса и Юлия ушли, Марк обратил внимание на узелок, оставленный у двери.

— Хадасса забыла свои вещи. Занесу их завтра.

Децим посмотрел на него.

— Думаешь, это разумно?

— Может быть, и нет, — задумчиво сказал Марк, — но мне хочется узнать, что происходит у них в доме, почему Юлия в таком состоянии. А тебе?

— А ты думаешь, Хадасса за один вечер узнает?

— Нет, но я думаю, что Юлия, возможно, будет откровеннее, если сможет поговорить со мной наедине.

Децим кивнул.

— Пожалуй, ты прав.

— Лучше не торопись говорить с ней, Марк, — сказала Феба. Она опустилась на диван, широко улыбаясь. — Я думаю, вы просто зря беспокоитесь. И думаю, что у Юлии нет ничего такого серьезного, о чем мы бы не узнали в течение ближайших месяцев.

Децима удивила беспечность Фебы.

— Тогда почему она в таком состоянии? Рассорилась с Каем?

— Нет, — глаза у Фебы засияли, когда она взяла мужа за руку, — просто, как мне кажется, наша дочь ждет ребенка.

От неожиданности Децим даже издал короткий смех.

— Но она, наверное, дала бы нам об этом знать.

— Во многом она еще сама ребенок, Децим. Думаю, она сама еще не знает, но это только мои предположения. Я навещу ее завтра. У меня есть к ней вопросы, которые я хотела бы ей задать, чтобы во всем убедиться самой.

Децим снова удивленно посмотрел на свою жену. Она говорила совершенно серьезно.

— Ребенок, — задумчиво произнес он. Готовый поклясться всеми богами, он понял, что ради этого стоит жить.

Марк хотел надеяться на то, что мать ошибается. Глядя на счастливые лица своих родителей, он испытывал серьезные сомнения в том, что его сестра обрадуется такой новости.

Более того, он просто был уверен в том, что для Юлии это станет настоящей трагедией.

20

Юлия горько плакала.

— С тех пор как я сказала Каю о ребенке, он вообще перестал со мной разговаривать. Он не ходит со мной на зрелища или в гости к тем, кто нас приглашает. Как будто я одна виновата в своей беременности, а он вообще к этому не причастен!

Калаба шептала ей утешительные слова.

— Он вообще считает меня уродиной, — сказала Юлия сквозь слезы.

— Он сам тебе это сказал? — спросила Калаба, зная, что Кай способен и не на такое.

— Да ему и не надо ничего говорить, Калаба. Я это и так чувствую каждый раз, когда он на меня смотрит. — Юлия сжала руки. — Я знаю, что он проводит время с другими женщинами, — сказала она и встала. Она отвернулась, потому что не хотела, чтобы Калаба видела ее лицо, и прижала руки к груди, как будто это могло остановить боль. — Вчера ко мне приходила Октавия.

Калаба слегка откинулась назад, и на ее лице появилась сардоническая улыбка.

— Дорогая, миленькая Октавия. Ну, и что она тебе поведала?

— Она с превеликим удовольствием рассказала мне, что видела Кая флиртующим с дочерью сенатора Евсевия. Она сказала мне, что они куда–то удалились, и добавила, что уединились они явно не для политических бесед. — Тон Юлии был полон горечи и сарказма. — Ты можешь себе представить, что она заявляется ко мне и рассказывает подобное? Я ее ненавижу, Калаба. Слышишь, я ненавижу ее. Клянусь всеми богами, мне так хочется, чтобы они наслали на нее самые страшные проклятия! Ты бы только видела, с каким злорадством она все это говорила.

— И это еще не все, — продолжила Юлия гневным тоном. — Она мне похвасталась, что ходит в лудус и видится с Атретом. — Переменив тему, Юлия совсем забыла о Кае. — Но ведь я увидела его первой. Знаешь ты об этом? Я видела его на дороге возле Капуи еще до того, как он стал знаменитым, и вот теперь она видится с ним чуть ли не каждый день, тогда как я заперта на этой проклятой вилле, как пленница. Она сказала…

— «Она сказала, она сказала…» — воскликнула Калаба, стараясь встряхнуть Юлию. Ей был знаком тот гладиатор, о котором говорила Юлия. Горы мускулов, красоты и страсти. Самый настоящий варвар. И что Юлия в нем нашла? Калаба никак не могла этогопонять. Это было просто непостижимо. — Почему тебя так волнует, что тебе говорит Октавия, Юлия? Да кто она такая? Взбалмошная мелочная шлюха, которая до смерти завидует тебе. Неужели ты так этого и не поняла? Она была влюблена в Кая, а он даже в ее сторону не смотрел. Он на минуту показался в этой комнате, а она уже и растаяла.

— Я не могу больше говорить, — только и смогла ответить Юлия, испытывая гнев и жалость к самой себе.