— Уж лучше сильный и молодой гладиатор, чем слабый старик.

Гости удивились этим резким словам Октавии, но Калаба мягко засмеялась.

— Дорогая Октавия, ты еще слишком восприимчива. Мужчины могут этим воспользоваться как оружием против тебя. Будь осторожна, милая сестра. Если ты и дальше будешь жить своими эмоциями, то в твоей жизни, в конце концов, не останется ничего, кроме воспоминаний об удовольствиях, испытанных тобой в объятиях давно убитого мужчины.

Октавия попивала вино и больше не говорила ни слова, но чувство негодования продолжало жечь ее изнутри. Калабе легко было говорить о необходимости выйти замуж. Для Октавии тут все было не так–то просто. У ее отца не было денег даже на приданое, и вряд ли кто решится посвататься к девушке, когда все, что есть у нее за душой, — это отец, настолько погрязший в долгах, что для спасения собственной чести ему остается только самоубийство.

Октавия взглянула на Юлию, которая смотрела на Калабу с детской восторженностью. Юлия схватывала любую идею, исходившую из уст Калабы, а ее глаза горели не столько от того, что было на самом деле, сколько от того, что, по ее мнению, можно было сделать. Ей казалось, что слова Калабы были обращены непосредственно к ней. Октавия сжала губы.

Жизнь так несправедлива.

— Наши боги и богини пришли на землю, чтобы показать нам, что мы можем достичь их высот исключительно силой ума, — продолжала тем временем Калаба. — Действительно, физически мужчины сильнее женщин, но ими движет страсть. Вовсе не Юпитер властвует над небесами посредством своего ума, а Гера посредством своего.

Юлия слушала, попивая вино. Вино было слишком приторным, и скоро у нее закружилась голова. Кто–то из гостей стал задавать вопросы, и разговор вскоре перешел на политику. Потеряв интерес к беседе, Юлия оглядела комнату и обратила внимание, что стены разрисованы эротическими сюжетами. Юлии сразу бросилось в глаза изображение совокупляющейся парочки. Рядом было изображено крылатое чудовище с какими–то пугающими гротескными чертами и телом, которое можно было назвать мужским и женским одновременно. Юлия не могла отвести глаз от этого изображения, пока в ее адрес не раздался смех. Все наблюдали за ней.

— Бог плодородия? — спросила она, пытаясь преодолеть свою растерянность.

— Так мой муж изобразил Эроса, — сказала Калаба с сардонической улыбкой.

Две женщины встали, собираясь уходить. Одна из них поцеловала Калабу в губы и что–то ей прошептала. Калаба в ответ отрицательно покачала головой и проводила обеих во двор, откуда рабы проводили их до дверей.

— Нам тоже пора идти, — вставая, сказала Октавия. День у нее не заладился с самого начала. В висках стучало. Больше всего ей сейчас хотелось избавиться от Юлии и отправиться домой.

Калаба повернулась к ним, явно разочарованная.

— Уж теперь–то, когда мы остались одни, вам не следовало бы уходить. Я ведь и не познакомилась как следует с твоей подругой, Октавия.

— Уже поздно, а ей вообще не положено выходить из дома, — сказала Октавия.

— Я в трауре, — сказала Юлия и неловко засмеялась. — Или, точнее сказать, мне положено находиться в трауре.

Калаба тоже засмеялась.

— Она мне нравится, Октавия. Как хорошо, что ты привела ее ко мне, — она взяла Юлию за руку и усадила обратно на диван. — Сядь, посиди еще немного и расскажи мне о себе.

— Юлия, — раздраженно произнесла Октавия, — нам надо идти.

Калаба устало вздохнула.

— Иди, Октавия. Я уже устала от твоей раздражительности.

В глазах Октавии отразились обида и горечь.

— У меня голова болит.

— Тогда тем более отправляйся домой и отдохни. За Юлию можешь не беспокоиться. Я позабочусь о том, чтобы она благополучно вернулась домой. Нам с Юлией есть о чем поговорить. А когда надумаешь прийти в следующий раз, то, пожалуйста, Октавия, приходи в хорошем настроении.

Когда Октавия выбежала из комнаты, Калаба извинилась перед Юлией.

— Хочешь еще вина?

— Да, спасибо. Очень хорошее вино.

— Я рада, что тебе нравится. Я добавляю в него некоторые особые травы, которые помогают сохранять ясность ума.

Калаба задавала вопросы, и Юлия на них отвечала, чувствуя по мере беседы, что становится все более раскованной. С Калабой было легко говорить, и Юлия обнаружила, что доверяет этой женщине все то, что в настоящее время не дает ей покоя.

— Ссорясь с отцом, ты не получишь того, чего ты хочешь. Чтобы завоевать его расположение, тебе надо пользоваться логикой и здравым смыслом. Будь с ним добра. Дари ему небольшие подарки, сиди с ним, слушай его жалобы. Проводи с ним какое–то время. Льсти ему. И только после этого проси у него то, что ты хочешь, и он тебе не откажет.

В комнату вошел раб и остался стоять неподвижно, пока Калаба не обратила внимание на его присутствие.

— Марк Люциан Валериан пришел за своей сестрой.

— О боги, — испугавшись, воскликнула Юлия и быстро встала. — О! — сказала она и, не удержавшись, села снова. — Я, кажется, выпила слишком много вина.

Калаба засмеялась и похлопала Юлию по руке.

— Не беспокойся ни о чем, Юлия, — Калаба кивнула рабу. — Пусть ее брат войдет. — Затем она слегка сжала руку Юлии в своей. — Мы с тобой подружимся, Юлия. — Тут она отпустила ее и встала, когда раб проводил Марка в комнату. — Как приятно, что ты пришел навестить меня, Марк, — сказала Калаба тоном, полным насмешки.

— Юлия, немедленно домой.

— Увы, Юлия. Я твоему брату, кажется, не нравлюсь, — сказала Калаба. — Наверное, он просто боится, что я испорчу тебя своими новыми идеями о женской эмансипации и роли женщин в обществе.

Юлия посмотрела сначала на нее, а потом на брата.

— Вы что, знакомы? — произнесла она слегка заплетающимся голосом.

— Только по слухам, — сказала Калаба. Ее улыбка была полна ядовитой злобы. — Я знаю Аррию. Я знаю Фаннию. Я знаю огромное количество женщин, которые хорошо известны твоему брату.

Марк оставил ее колкости без внимания и подошел к сестре. Пытаясь встать, она закачалась.

— Что с тобой? — поинтересовался Марк.

— Просто она выпила лишнего, — небрежно сказала Калаба. Марк взял Юлию за руку.

— Сама сможешь идти, или мне вынести тебя отсюда?

Юлия с гневом отпрянула от него.

— Почему все мной командуют? Мне впервые за несколько месяцев было так хорошо, и вот теперь ты врываешься сюда и все портишь.

Калаба покачала головой, глядя на них обоих, потом подошла к Юлии. Положив руку ей на плечо, она нежно сказала:

— Всегда наступает новый день, дорогая моя сестра. Иди с миром, иначе Марк поддастся тем эмоциям, о которых мы здесь говорили, и унесет тебя на плече, как мешок с зерном. — Она поцеловала Юлию в щеку, после чего взглянула на Марка смеющимися глазами. — Рада видеть тебя у себя в любое время.

Негодуя, Марк взял Юлию за руку и решительно вывел ее из комнаты. К тому времени, когда они дошли до входной двери, Юлия уже почти бежала. Марк усадил ее в крытый паланкин, ожидавший их на улице, и сам сел рядом с ней. Тут же подошел раб Калабы, который передал Юлии ее вещи. Четыре других раба подняли паланкин и направились к дому.

— Ты хуже отца, — обиженно произнесла Юлия, взглянув на Марка и тут же отвернувшись. — Никогда в жизни не оказывалась в такой глупой ситуации!

— Ничего, переживешь, — сухо сказал он. Он хорошо знал Юлию, поэтому понял, что нет смысла запрещать ей снова видеться с Калабой. Запрет будет твердой гарантией того, что Юлия обязательно с ней встретится. — Надеюсь, до нашего возвращения ты успеешь придумать какую–нибудь историю, чтобы рассказать ее матери и отцу, если не хочешь весь остаток траура провести запертой в своей комнате с охраной в дверях.

Юлия снова посмотрела на него уничтожающим взглядом.

— А я‑то думала, что ты мне друг.

— Это действительно так, но все дело, которое мы делали с отцом, ты испортила сегодня своей дурацкой выходкой. Замолчи и подумай лучше о том, что ты им скажешь, когда мы придем домой.

— А как ты узнал, где меня искать? — спросила Юлия, потом блеснула глазами. — Хадасса!

— Она тебя не выдавала, — сурово сказал Марк, явно не желая, чтобы Юлия всю вину за случившееся свалила на эту маленькую иудейку. — Она ничего не сказала мне, пока я не заставил ее это сделать, и то только потому, что она хочет тебя защитить. Хадасса так же, как и я, прекрасно знает, что произойдет, если в доме узнают про тебя всю правду.

Юлия подняла голову.

— Я велела ей сказать отцу и матери, что пошла поклониться в храм Геры.

— Именно это она мне и сказала. Храм Геры! — Марк саркастически засмеялся. — Но только я не вчера родился, а уж отец с матерью тем более. Енох сказал мне, что к тебе приходила Октавия, а весь Рим знает, что твою подругу никто и никогда не увидит поклоняющейся богине домашнего очага, семьи и деторождения!

— Она мне больше не подруга.

— Что еще случилось?

— Ничего, — отрезала Юлия, и ее щеки запылали. — Устала я от ее покровительственного тона и важничанья. Калаба куда интереснее.

На скулах Марка заиграли желваки.

— Тебе, значит, нравится ее идея превосходства женщин над мужчинами. Тебе нравится идея о возможности со временем стать богиней.

— Мне нравится идея быть хозяйкой собственной жизни.

— Это вряд ли произойдет в обозримом будущем, дорогая сестричка. Если только нам не удастся пройти в дом незамеченными.

Сделать им это не удалось. Феба ждала их.

— Я уже была в твоей комнате, Юлия, но тебя там не было. Где ты была, Юлия?

Юлия рассказала ей историю о том, что ходила в храм Геры, затем добавила, что была на рынке, чтобы посмотреть целительный амулет для отца. К удивлению Марка, она достала из своей сумочки подвеску из сердолика.