Наконец Юлия уснула, но вскоре проснулась от того, что ее мучили кошмары. Хадасса уже не на шутку стала бояться, что ее хозяйка стала одержима этими необузданными фантазиями и страхами.

— Никто не хочет причинить тебе зла, моя госпожа. Они беспокоятся за тебя.

Это было действительно так, рабы беспокоились; они уже прослышали о диких и необоснованных подозрениях Юлии, что они якобы хотят ее убить. Если Валериан узнает и поверит этому, им несдобровать.

Децим Валериан не приехал. Он отплыл по своим делам в Ефес еще до того, как произошло несчастье. И о смерти Клавдия он узнал только после возвращения. Феба приехала с Марком на третий день после смерти Клавдия. Катия прибежала к покоям Юлии, постучалась в дверь, и сообщила об их приезде. — Не открывай! — зашептала Юлия, глядя на Хадассу дикими от бессонницы глазами. — Я знаю, это ловушка.

— Юлия, — раздался за дверью спустя несколько минут голос Фебы. — Юлия, родная моя, впусти меня. — Только услышав голос матери, Юлия вскочила с постели, устремилась к двери и отворила ее. — Мама! — закричала она и со слезами упала в объятия Фебы. — Мама, они все хотят меня убить. Они ненавидят меня. Они все хотят моей смерти, а не смерти Клавдия! Феба ввела Юлию обратно в комнату.

— Успокойся, Юлия. Сядь, пожалуйста, и успокойся, — повернувшись к Хадассе, Феба велела: — Прикажи кому–нибудь сейчас же принести сюда мои вещи. У меня там есть кое–что успокоительное.

Хадасса увидела стоявшего в дверях Марка, лицо его было мрачным и в то же время обеспокоенным. В том, что сказала Юлия, не было и доли истины, но если бы Марк поверил сказанным в гневе обвинениям, их было бы достаточно, чтобы погубить жизнь всех рабов в этом доме. Юлия неудержимо плакала, не отпуская от себя мать.

Как только Хадасса вернулась, вслед за ней вошел раб, который нес две поклажи. Феба велела Хадассе достать из ее косметического набора небольшую амфору:

— Капни несколько капель в кубок с вином.

— Я не буду пить вино в этом доме! — воскликнула Юлия. — Они же отравили его!

— Вовсе нет, моя госпожа, — сказала в бессилии Хадасса. Дрожащими руками она налила в кубок вина и сделала глоток. Потом она показала кубок Юлии и посмотрела на Фебу, готовая тоже расплакаться. — Клянусь тебе, никто здесь не хочет причинить ей зла.

Марк взял у нее кубок.

— Где, ты говоришь, мама, твоя амфора? — Достав амфору из багажа, он добавил в кубок капли и передал матери, после чего проследил, как сестра выпила содержимое. — Мама, если я тебе не нужен, то я займусь подготовкой к похоронам, — мрачно сказал он. Она понимающе кивнула.

Марк крепко схватил Хадассу за руку и почти что вытолкнул ее в коридор, плотно закрыв за собой дверь.

— Неважно ты выглядишь, — сказал он, вглядываясь в ее бледное лицо и тени под глазами. — Сколько времени Юлия в таком состоянии?

— Три дня, мой господин. С тех пор как она узнала о смерти Клавдия.

Марка поразило то, каким тоном Хадасса произнесла «Клавдия». Может, она влюбилась в него?

— Судя по тому, что нам сказали, это был несчастный случай, — сказал Марк. Глаза Хадассы наполнились слезами, которые она пыталась скрыть. Слезы потекли по ее щекам. — Ладно иди, отдохни, — сказал ей Марк. — Я с тобой потом поговорю.

Пока мать утешала Юлию, Марк ходил по дому и отдавал необходимые распоряжения. Он пришел в ужас от того состояния, в которое пришла вилла. Было видно, что уже несколько дней в доме не велись никакие работы. Клавдия так и не похоронили. Марк приказал, чтобы это было сделано немедленно.

— Его жена похоронена здесь? — спросил он Персиса, который ответил утвердительно. — Значит, и вашего хозяина похороните здесь. И быстрее! — Всю мебель из пропахших зловонием комнат Клавдия сожгли, а комнаты вычистили и проветрили.

Закрывшись в библиотеке, Марк стал внимательно изучать все подробные записи и документы, касающиеся виллы и прилегающей к ней территории. Попивая вино и делая подсчеты, он цинично улыбался. Юлия будет довольна, когда поймет, что смерть Клавдия открыла перед ней хорошие перспективы, хотя вряд ли ей достанется что–то существенное от всего этого имущества.

В отсутствие отца Марк обладал полной властью принимать те решения, которые считал нужным принимать. Юлия не скрывала, что ненавидит Капую, и Марк знал, что она ни за что не захочет здесь оставаться. Он пригласил юриста, чтобы тот осмотрел имение. Та цена, которую назвал Марк, повергла юриста в шок. Марк его успокоил:

— Я назову тебе имена двух сенаторов, которые готовы с удовольствием приобрести имение в Капуе, — и после этих слов юрист сдался.

Зная, что мать рядом, Юлия немного успокоилась. Она снова обрела аппетит и сон. Марк сообщил ей о своем решении продать виллу, и страх Юлии окончательно сменился радостью от осознания того, что она вернется в Рим.

— А как быть с рабами? Что ты сделаешь с ними?

— А что ты хочешь, чтобы я с ними сделал?

— Делай что хочешь. Со всеми… кроме Персиса. Он никогда не уважал меня. Его надо отправить на галеры. Я настаиваю на этом, — сказала она.

— Здесь ты ни на чем не можешь настаивать, — раздраженно сказал Марк. — Ты снова будешь под опекой отца, я же являюсь в его отсутствие исполнителем воли опекуна.

У Юлии загорелись глаза.

— Я что, не имею слова? Я была женой Клавдия.

— Судя по твоим рассказам, я бы этого не сказал…

— Еще и ты меня обвиняешь! — закричала Юлия, и из ее глаз снова потекли слезы.

— Чтобы приехать сюда и разобраться с твоими делами, мне пришлось бросить свои. Ты уже не маленькая, Юлия! Не усложняй и без того непростую ситуацию, — сказал Марк, чувствуя, что теряет терпение при виде ее слез.

Каждый вечор он в одиночество выходил в сад, бесцельно слоняясь и не находя покоя. Ему было интересно, выходит ли Хадасса по–прежнему ночью в сад молиться, как это она всегда делала. И какому богу нужно молиться ему, чтобы разобраться в этой путанице? Что ему делать с рабами? Марк знал, что ему надо принять какое–то решение, но как это было нелегко!

Он взошел на холм и сел под фанумом, небольшим храмом. Прислонившись спиной к мраморному столбу, Марк стал бесцельно смотреть в лунную ночь. Он с самого начала знал, что этот брак был большой ошибкой, но, конечно же, вовсе не хотел Клавдию таких мучений. Юлия за последние дни рассказала ему многое, и он понял, как здесь было ужасно. Он знал, что во многом виновата и она сама. Теперь нужно было заботиться еще и о сестре.

В этом доме о ней не заботился никто. Эти несколько дней Марк наблюдал за обстановкой в доме, ему стало интересно, справедливыми ли были упреки и обвинения Юлии. Возможно, рабам и в самом деле в голову не приходило убивать ее, но они ее и не оберегали.

— Мой господин?

Удивленный, он привстал. Когда он увидел стоящую в тени Хадассу, его сердце забилось чаще.

— Так, значит, ты по–прежнему молишься по ночам своему невидимому Богу, — сказал он, снова прислоняясь к столбу.

— Нет, мой господин, — сказала Хадасса, и он почувствовал улыбку в ее голосе. Она подошла ближе. — Могу я говорить с тобой откровенно? — Он кивнул в знак согласия. — Я не думаю, что господин Клавдий согласился бы с тем, чтобы Персиса и других рабов убрали из этого дома.

Губы Марка сжались. Он уединился здесь, чтобы хоть на какое–то время уйти от проблем, и теперь ему меньше всего хотелось к ним возвращаться.

— Персис обвинял Юлию в смерти Клавдия? — спросил он.

Молчание затянулось.

— Мой господин, нельзя обвинять кого–либо в действиях другого человека.

Он приподнялся и в гневе сказал:

— Ты не ответила на мой вопрос, а он не такой уж сложный. Теперь я вижу, что обвинения Юлии не так уж несправедливы.

— Никто не хотел ей причинить никакого вреда, мой господин. Пусть то и то сделает мне Господь и еще больше сделает, если я говорю неправду. Персис оплакивает своего хозяина, как родного отца. Все его мысли были всегда только о нем. Господин Клавдий привел его сюда, когда тот был еще ребенком. Персис служил ему преданно, с любовью, и господин Клавдий доверял ему во всем, относился к нему как к сыну. Персис никогда не хотел причинить никакого вреда твоей сестре.

— Твои слова пока некому подтвердить, — резко оборвал ее Марк.

— Говорю перед Богом, что я никогда тебе не лгала.

Марк поверил ей, но легче ему не стало. Он по–прежнему не находил покоя.

— Сядь со мной и расскажи, что произошло в тот день, — он указал ей место на мраморе, рядом с ним. Она медленно села, обхватив руками колени. Марку хотелось взять ее за руки и дать ей понять, что она может доверить ему все, но он понимал, что такой поступок может привести к совершенно противоположному эффекту. — Рассказывай. И ничего не бойся.

Хадасса изложила ему голые факты. Юлия захотела отправиться в лудус, Клавдий был против. Юлия уехала одна, а Клавдий отправился за ней, чтобы вернуть ее. Марк знал все это от самой Юлии.

— А когда Клавдия нашли и привезли сюда, кто отправился за Юлией? — спросил он, многозначительно посмотрев на Хадассу, заранее зная, что никто этого не сделал. Не дождавшись ответа, он добавил: — Юлия сказала мне, что направилась в Рим. — Он рассердился, когда узнал об этом от сестры. Выйдя из себя, она совершенно утратила чувство здравого смысла. — Ты знаешь, что может произойти с одинокой женщиной на Аппиевой дороге? Она может оказаться беззащитной добычей грабителей… в лучшем случае. Так кто за ней отправился, Хадасса?

— Это моя вина, — сказала она. — Да простит меня Бог, но я, как и все в доме, не стала тогда искать госпожу Юлию. Я не знала, куда она отправилась и что мне делать. Я только ждала. В этом виновата в первую очередь я сама — ведь я отвечаю за нее.