— Хорошо, опиум действует.
— Зашей ему раны, — сказал Бато.
Врач сделал свою работу быстро, после чего перешел к другому гладиатору, которого принесли на собственном щите. Бато стоял возле стола. Его губы скривились в безрадостной улыбке.
— Лучше смерть, чем милость Рима. Не так ли, Атрет? Ты не хочешь, чтобы твоя жизнь зависела от милости римской толпы. Вот что тебя взбесило.
Схватив германца за волосы, Бато повернул его голову к себе и заговорил уже совсем другим тоном:
— Ты же сам себя лишаешь своего единственного шанса. А он в твоих руках, — шипел он в необъяснимой злости, и глаза его горели, как огонь. — Ты можешь отомстить Риму только на арене! Ты хочешь быть победителем. Так будь же им! Хватай их женщин. Бери их деньги. И пусть Рим падет к твоим ногам и поклоняется тебе. Пусть они сделают тебя одним из своих богов.
Он отпустил Атрета и выпрямился:
— Иначе и ты сам, и твои соплеменники погибнете ни за грош.
14
— Они все думают, что это я виновата, — говорила Юлия, лежа в своей постели, и по ее щекам текли слезы. — Я же вижу, как они смотрят на меня. Они винят меня в смерти Клавдия. Я знаю. Но я же не виновата, Хадасса. Я действительно не виновата, разве не так? Я не хотела, чтобы он ехал за мной, — ее плечи снова затряслись в рыданиях.
— Да, я знаю, что ты не хотела, — ласково сказала Хадасса, сама сдерживая слезы и пытаясь утешить свою обезумевшую хозяйку. Юлия никогда не причиняла никому зла умышленно. Просто она всегда думала только о себе и никогда не задумывалась о последствиях своих поступков.
Тот трагический день начался с недовольства Юлии, которая жаловалась на то, как ей скучно. Она хотела отправиться на показательные тренировки в гладиаторскую школу, и нужно было, чтобы Клавдий сопровождал ее. Привыкший к бесконечным жалобам своей супруги, Клавдий ее почти не слушал. Он был погружен в свои исследования. Юлия уговаривала его, но он отвечал отказом, вежливо объяснив, что заканчивает свои тезисы об иудаизме. В конце концов, Юлия ушла от него в молчаливом гневе. Переодевшись, она приказала подать ей колесницу.
Персис, беспокоившийся не столько о репутации хозяйки, сколько о чести хозяина, сообщил Клавдию, что Юлия уехала из дома совершенно одна. Клавдий рассердился, что Юлия опять причиняет ему массу хлопот. Кубок вина успокоил его нервы. Он решил, что в Риме, возможно, никто уже и не удивляется, видя, как молодая замужняя женщина едет на колеснице без всякого сопровождения, но в Кампании это не принято. Персис предложил сначала послать за Юлией кого–нибудь из прислуги, но Клавдий ответил отказом. В конце концов, ему самому давно пора поговорить с женой серьезно и откровенно. Он приказал подать ему коня и поехал верхом.
Спустя примерно час его конь вернулся домой один.
Встревоженный, Персис собрал еще несколько человек, и они все вместе отправились на поиски хозяина. Нашли его в трех километрах от лудуса, со сломанной от падения шеей.
Потрясенная смертью Клавдия, Хадасса не на шутку перепугалась за Юлию. В доме все были в возмущении, и никто не хотел за ней идти. Персис открыто сказал, что она достойна только проклятия.
Юлия вернулась лишь после захода солнца, вся в пыли и растрепанная. Когда никто не вышел ее встречать, она оставила колесницу, ворвалась в дом и начала кричать на Хадассу. Хадасса бросилась к ней, испытывая огромное облегчение от того, что с хозяйкой все в порядке, но не зная при этом, как сказать ей о смерти Клавдия.
— Наполни баню теплой водой и принеси что–нибудь поесть, — приказала Юлия, наступая на Хадассу решительным шагом. — Разве ты не видишь, что я вся в дорожной пыли и умираю от голода.
Хадасса быстро передала ее приказания, хотя была уверена в том, что вряд ли кто–то начнет их исполнять, и снова поторопилась к хозяйке.
Юлия металась по комнате, как рассерженная домашняя кошка. Ее лицо было красным и пыльным, а на щеках появились белые полоски от слез. Она совершенно не обратила внимания на то, что лицо Хадассы побледнело, и что ее служанка вела себя как–то неестественно.
— Я за тебя так боялась, моя госпожа. Где ты была?
Юлия повернулась к ней, и в этом повороте головы явно виделся повелительный жест.
— Ты, я вижу, осмелела здесь, если смеешь задавать мне вопросы! — воскликнула Юлия возмущенным тоном. — Я не обязана отчитываться за свое поведение перед рабами! — она в отчаянии опустилась на диван. — И вообще, я ни перед кем не в ответе. Даже перед своим супругом.
Хадасса налила в кубок немного вина и подала ей.
— Я вижу, у тебя руки дрожат, — сказала Юлия, уставившись на нее. — Ты что, действительно так за меня беспокоилась? — она отставила кубок в сторону и взяла Хадассу за руку. — Ну что ж, по крайней мере, хоть кто–то меня здесь любит.
Хадасса села рядом с ней и взяла ее за руки.
— Где ты была?
— Направилась поначалу к Риму, но потом поняла, что это бесполезно. Отец все равно отослал бы меня обратно. И вот, я здесь, снова в этом тоскливом месте.
— Так ты не поехала в лудус?
— Нет, не поехала, — устало сказала Юлия. Ее губы скривились в горькой улыбке. — Мне было бы неприлично появиться там без сопровождения, — иронично добавила она. После этого она тихо засмеялась над собой. — Марк наверняка сказал бы, что я думаю по–плебейски. — Она встала и отошла в сторону. Хадасса чувствовала, что напряжение нарастает снова, грядет буря. Как же сказать Юлии о Клавдии? Нервы у хозяйки и без того на пределе. Ее собственные не лучше.
Юлия вынула из волос несколько заколок и бросила их на пол. Они запрыгали по полу, и Хадасса наклонилась, чтобы подобрать их.
— Наверное, мне стоило бы поехать и посмотреть какой–нибудь поединок, — сказала Юлия. — Небольшой скандал пошел бы даже на пользу, Клавдий, наконец, проснулся бы, да вспомнил о своем супружеском долге. Мне что, больше делать нечего, как торчать здесь всю оставшуюся жизнь, а он так и будет сидеть, зарывшись в свои нудные исследования религий империи? Да кто их будет читать? Ну, скажи мне. Никому это не интересно. — Ее глаза наполнились слезами гнева и жалости к себе. — Я его просто презираю.
— О, моя госпожа, — произнесла Хадасса, закусив губу и не в силах сдержать слезы.
— Я знаю, ты без ума от него, а на меня он такую тоску наводит. При всем том, что он такой умный, он все же самый нудный из всех мужчин, которых я только встречала. И пусть он знает об этом, мне уже все равно, — устремившись к двери, Юлия распахнула ее и закричала на весь коридор: — Клавдий, слышишь меня? Ты зануда!
В ужасе от поведения хозяйки, Хадасса с трудом взяла себя в руки. Она устремилась к двери, оттолкнула Юлию в сторону и закрыла дверь.
— Ты что делаешь?! — пронзительно завизжала Юлия.
— Моя госпожа, прошу тебя, успокойся! Он умер! Ты хочешь, чтобы все тебя услышали?
— Что?! — едва слышно произнесла побледневшая Юлия, не веря своим ушам.
— Он отправился вслед за тобой. Его нашли на пути в лудус. Он упал с лошади и сломал себе шею.
Глядя на Хадассу округленными глазами, Юлия отпрянула назад, будто ее толкнули.
— Клянусь всеми богами, какой же он глупец!
Потрясенная, Хадасса в смятении уставилась на свою хозяйку.
Что Юлия имела в виду — он глупец, потому что упал с лошади, или потому что отправился за ней? В этот момент Хадасса ненавидела ее, но одновременно ей было стыдно и за себя. Она не справилась со своими обязанностями. Она должна была удержать Юлию и не дать ей уехать с виллы. Она должна была отправиться вслед за ней.
— Это неправда! Что мне теперь делать? — закричала Юлия и забилась в истерике.
Послали сообщить Дециму Валериану о смерти Клавдия. Хадасса знала, что необходимо готовиться к траурным мероприятиям, но Юлия, единственный человек, который мог теперь давать в этом доме распоряжения, в ее нынешнем состоянии не была способна принимать какие–либо решения. Тело Клавдия лежало в его покоях, омытое, в пеленах, разлагающееся.
Персис оплакивал смерть Клавдия, подобно сыну, оплакивающему смерть своего отца. Плакали даже служанки. Садовники пребывали в молчании и неутешном горе. Рабы собирались вместе и вели свои разговоры. Никаких работ в доме не велось.
Юлия была права. Все обвиняли только ее. Некоторые выступали даже против Хадассы — только за то, что она служила Юлии и оставалась ей верна. Ей отдавали должное за то, что она служила и Клавдию, помогая ему в его исследованиях, но теперь она была не с ними.
Горе Юлии было вызвано ее виной, и теперь ее истерия переросла в неосознанный страх, что рабы захотят ее смерти. Она ни за что не хотела покидать своих покоев. Она не могла есть, не могла спать.
— Я не должна была выходить за него, — сказала она однажды, бледная и обезумевшая. — Я не должна была соглашаться на этот брак, что бы мне ни говорил отец. Этот брак был обречен с самого начала. Клавдий был несчастен. Я оказалась не той женой, которая ему была нужна. Ему была нужна такая же жена, какой была его первая жена, которой были интересны эти его нудные исследования. — Юлия снова заплакала. — Я не виновата в том, что он умер. Я не хотела, чтобы он поехал вслед за мной… — Слезы полились ручьем. — Во всем виноват отец! Если бы он не настаивал на этом браке, ничего бы не случилось!
Хадасса делала все возможное, чтобы развеять опасения Юлии и вразумить ее, но Юлия ничего не хотела слушать. Она отказывалась есть, боясь, что рабы, работающие на кухне, отравят ее.
— Они ненавидят меня. Разве ты не видела, как она на меня посмотрела, когда вносила поднос? Персис теперь хозяйничает в доме и ненавидит меня так же, как любил Клавдия.
"Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]" отзывы
Отзывы читателей о книге "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]" друзьям в соцсетях.