Атрет вспомнил свою молодую жену, Анию. В нем тогда впервые пробудилась нежность. Он пытался защитить ее от каких бы то ни было обид, но лесные духи забрали от него и ее, и его сына.

Он посмотрел на молодую римлянку, которая тренировалась с мужчинами. Ни одна из женщин его племени не оделась бы в мужскую одежду и не стала бы размахивать мечом, как будто одно упоминание о том, что она женщина, могло вызвать гнев и обличение со стороны окружающих. Губы Атрета презрительно изогнулись. Эти римлянки приходили в лудус, презирая мужчин, после чего старались на них же походить.

Он обратил внимание на то, что эти женщины не старались овладеть навыками боя. Они выбирали самых неопытных воспитанников, на которых можно было бы испытать клинки, а нанеся кровавые раны, начинали важно прохаживаться по двору. Они считали себя равными мужчинам по силе. Как глупо! Все те, с кем они тренировались в парах, были ограничены негласным законом — только свободные римлянки могли тренироваться с гладиаторами, и одна–единственная царапина на нежной белой коже римлянки могла стоить гладиатору жизни, если только эта женщина не проявляла великодушие и не приказывала помиловать его.

Были и такие женщины, которые приходили не «сражаться», а наблюдать за тренировками с безопасных балконов. Бато не возражал против этого, потому что под женскими взглядами гладиаторы начинали работать более старательно, особенно если это были взгляды привлекательных женщин. Мужчины начинали напрягать мускулы, распрямлять плечи, тогда как женщины с улыбками и смехом смотрели на них с балконов. Другие же, как Атрет, совершенно не обращали на них внимания, полностью сосредоточившись на тех навыках, которыми еще предстояло овладеть.

Римляне также приходили тренироваться в лудус, но Атрет старался держаться от них подальше. Он уже тренировался в Риме три месяца, когда какой–то молодой аристократ, посчитавший себя умелым бойцом, указал на Атрета и сказал Бато, что хочет сразиться с ним. Бато пытался отговорить его, но молодой римлянин, уверенный в своих силах, настаивал на своем.

Бато вызвал Атрета и подозвал к себе.

— Сразись с ним, но не наноси кровавых ран, — сказал он германцу. Атрет посмотрел, как аристократ упражняется во владения мечом, и улыбнулся Бато.

— Зачем мне римская кровь?

Атрет держался на почтительном расстоянии от молодого человека, дав ему возможность показать свой характер и умение. Будучи поначалу внимательным и осторожным, германец проверил соперника, пока не выяснил все его слабости. В течение нескольких минут даже этому глупому юнцу стало ясно, кто в этом поединке сильнее. Атрет играл с ним, пока лицо и все тело римлянина не покрылись потом, а в глазах не показался страх.

— Осторожно, Атрет, — раздался голос Бато.

— Это что, все, что Рим может выставить? — улыбаясь, Атрет сделал резкий выпад вперед и нанес римлянину едва заметный удар по лицу. Соперник испугался и дернулся назад, уронив свой меч, и Атрет оставил на его груди тонкую полоску крови. При виде крови в голову варвару ударил жар, он издал воинственный клич и уже со всей силы замахнулся мечом. Но тут же меч уткнулся во что–то стальное — Бато заблокировал удар.

— В другой раз, — спокойно сказал Бато, сжав в своих могучих руках меч Атрета. Тяжело дыша, Атрет посмотрел в темные глаза ланисты и увидел в них полное понимание.

— В другой раз, — согласился он, стиснув зубы и выпустив меч из рук.

Римлянин, напрочь забыв о своей гордости, подобрал меч и из последних сил стараясь сохранять достоинство, произнес, глядя на Атрета:

— Ты еще пожалеешь о том, что нанес мне раны.

— Какие смелые слова, — смеясь сказал Атрет. Римлянин направился к двери. — Приходи еще, если смелости хватит! — крикнул Атрет ему по–гречески, на общепринятом языке Римской империи. — Вы, римляне, я вижу, жаждете крови. Дам я тебе крови! Твоей собственной, мальчишка. Нальешь себе в кубок! — Он снова рассмеялся. — Для возлияния своим богам!

Дверь захлопнулась. Атрет почувствовал, какая тишина нависла над двором. Бато был мрачен. Когда Атрет уходил в свою камеру, два стражника ничего ему не сказали. Он ожидал за свои действия суровых наказаний. Но вместо этого Бато прислал ему женщину. Это была не какая–то изможденная рабыня с кухни, а молодая проститутка с фантазией и чувством юмора.

Открылась дверь, и на пороге стояла она, с интересом глядя на него, а за ее спиной стоял стражник. Она была молодой и красивой, одетой так, как одеваются римлянки по праздникам.

— Так–так, — сказала она, смеясь и оглядывая его с головы до ног. — Бато сказал, что ты бы мне понравился. — Смеясь, она вошла в камеру, а он стоял, пораженный, и смотрел на нее.

Стражник не приходил до утра.

— Спасибо… — сказал Атрет Бато на следующий день.

Бато улыбнулся.

— Я просто подумал, что надо же тебе доставить перед смертью хоть что–нибудь приятное.

— Смерть — это еще не самое страшное.

Бато перестал улыбаться и хмуро кивнул головой.

— Умирают и мудрецы, и глупцы, Атрет. Разница лишь в том, что у мудрецов смерть достойнее.

— Я знаю, как умереть достойно.

— На кресте нет достойной смерти. Это медленная, мучительная и глупая смерть, и в ней нет никакой чести, если ты висишь обнаженным, на виду у всего мира. — Бато посмотрел ему в глаза. — Не послушался ты меня вчера. Одна глупая ошибка — и тебя нет. Победить римлянина в честном бою — это одно, Атрет. А преднамеренно смеяться над ним и унижать его — это совсем другое. Тот молодой человек, над которым ты вчера так издевался, — сын уважаемого сенатора. Он также близкий друг Домициана, младшего сына императора, — ланиста многозначительно замолчал.

У Атрета внутри все похолодело.

— И когда меня казнят? — тихо произнес он, начав лихорадочно думать о том, как ему покончить с собой.

— Это уж как решит император.

Спустя несколько дней Бато отозвал Атрета в сторону.

— Похоже, что боги улыбнулись тебе. Император сказал, что ему жалко тратить время и деньги на то, чтобы распять тебя. Он приказал выпустить тебя на арену на ближайших зрелищах. — Бато положил руку на плечо Атрету. — Еще бы пару месяцев, и ты был бы полностью готов, но зато ты хоть умрешь с мечом в руке.

* * *

Атрет подбирал себе вооружение для арены. Он с презрением посмотрел на красную накидку и позолоченный шлем со страусовыми перьями и отшвырнул их. Раб молча подобрал их и снова протянул Атрету, после чего германец недвусмысленно сказал, куда их засунуть. Бато смотрел на все это с каменным лицом.

— Все это ты носить не будешь. Это только для церемонии открытия, сказал он с досадой. Накидку ты снимешь перед зрителями. Это всего лишь часть представления.

— Пусть кто–нибудь другой облачается в перья. А я не буду.

Бато недовольно тряхнул головой, и раб со всеми нарядами ушел.

— Тогда наденешь медвежью шкуру. Она как раз подходит варварам. Если только ты не предпочтешь выйти вообще без одежды. Это ведь ваша, германская традиция, сражаться обнаженными, да? Толпе, думаю, это понравится.

Следующие несколько дней Бато дополнительно работал с Атретом, обучая его всем хитростям и уловкам, которые могли бы спасти ему жизнь. Оба работали до изнеможения, после чего ланиста отправлял его в бани и на массаж. Женщины к Атрету больше не приходили, но он в них сейчас и не нуждался. Он настолько уставал, что сил на плотские утехи уже не оставалось. Сейчас у него была одна задача — копить силы для борьбы на арене, для выживания, и растрачивать их попусту он не имел права.

За два дня до зрелищ Бато продолжал работать с Атретом, но уже давал ему больше времени для отдыха. В последний вечер он пришел к нему в камеру.

— Завтра тебя повезут в другие кварталы, на арену. Перед зрелищами там всегда проводят пиры. Все это будет непохоже на то, что ты видел до этого, Атрет. Запомни мой совет. На еду и питье не набрасывайся. Женщин сторонись. Сосредоточься и храни все силы для арены.

Атрет поднял голову.

— Что же, никаких удовольствий перед смертью? — насмешливо спросил он.

— Запомни, что я тебе сказал. Если боги будут милостивы, ты выживешь. Если нет, то хоть сражаться будешь достойно. И не посрамишь свой народ.

Слова Бато запали Атрету в сердце. Он кивнул. Бато протянул ему руку, и Атрет крепко сжал ее. Ланиста был мрачен. Атрет криво усмехнулся.

— Когда вернусь, буду с нетерпением ждать своей награды.

Бато засмеялся.

— Если вернешься, получишь.

На Луди Плебеи, зрелищах, проводимых для плебеев, которые составляли основную массу римских граждан, предстояло сражаться шестерым гладиаторам Великой школы. Их привезли в специальную комнату, где им нужно было ждать, пока не появится охрана арены, которая отведет их в подтрибунные помещения. Другие пять гладиаторов уже имели опыт сражений на арене. На счету одного из них было двадцать два убитых. Атрет был единственным новичком в этой группе. У него одного были оковы на руках и ногах.

Фракиец был большим и сильным. Атрет уже тренировался с ним в паре и знал, что действует он излишне прямолинейно, движения его предсказуемы. Главной его угрозой была огромная физическая сила, и он пользовался ею, как драчливый баран. Совсем не таким был парфянин. Более стройный и проворный, он умел наносить быстрые удары. Два грека были хорошими бойцами, но Атрет с ними тоже тренировался и знал, что они ему вполне по силам.

Последним был иудей, который каким–то образом умудрился выжить, когда Тит уничтожил их страну. Звали его Халев, он был стройным и атлетически сложенным. Он–то и представлял главную угрозу, поскольку именно он убил двадцать два соперника. Атрет внимательно изучал его и очень хотел потренироваться с ним в паре в лудусе. Тогда бы он знал, как с ним сражаться, — знал бы, чего от него ожидать, на что обратить внимание в первую очередь, как наиболее эффективно контратаковать.