Во-вторых, такая сессия сдавалась значительно легче, чем придавленная снеговыми сугробами зимняя. Весна всегда могла расшевелить любого, даже погрязшего в книгочтениях интроверта-профессора. Все становились отзывчивее. Хотелось говорить и слышать другого. Снисходительность и всепрощение становились хорошим тоном. А потом, кому хотелось связываться со студентом, добредшим до четвёртого курса и проламывающим последнюю преграду в спасительную гавань пятого?

Выступление Алексея и Данилы в парном разряде на открытом институтском теннисном турнире в апреле оказалось неожиданно удачным. Они заняли второе место, уступив лишь победителям, чемпионам Москвы из МГУ. Довольные друзья шутили:

– Ну, ничего, мы этим аспирантикам в следующем году промоем мозги. Дело-то за малым – надо стабилизировать первую подачу. Без неё никуда. А в игре на задней линии мы им не уступаем, да и бегаем к сетке лучше. Мы ещё станем грандами.

О том, что сессия на носу знала также и добрая тётя Вера, справедливо решившая, что еженедельные ненавязчивые напоминания о необходимости навалиться на учёбу бедовой голове её племянника не помешают.

– И, кроме того, – увещевала она Данилу. – Это нужно, прежде всего, тебе. Эту сессию нужно сдать не просто хорошо, а как-то ярко, чтобы в деканате знали не только о твоих спортивных достижениях, но и обратили внимание на твои интеллектуальные способности. Не забудь, следующий год выпускной, и ты просто обязан получить хорошее распределение. Я тебе должна сказать, что сегодня я разговаривала по телефону с твоей мамой. Так вот, она приезжает в мае из Вены, чтобы быть и заботиться о тебе, когда ты будешь сдавать экзамены.

Сестра тёти Веры и мать Данилы, Софья Михайловна, была по-своему примечательной женщиной. В свои пятьдесят она выглядела также хорошо, как и пятнадцать лет назад, сохранив стройную фигуру с красивой высокой талией, и предпочитала сложные причёски в дорийском стиле, которые умела укладывать сама. Видно на её отношение к самой себе наложило свой отпечаток её увлечение изобразительным искусством, в котором она знала толк, так как защитила кандидатскую на мудрёную тему «Зарождение и развитие маньеризма в искусстве Италии XVI в.». Её увлечение своим делом было столь велико, что она искренне верила в такую сомнительную тезу, что только изобразительное искусство, а скажем, не литература, может раскрыть сложный мир людских чувств и страстей. Она не сомневалась в том, что смысл таинственной улыбки «Джоконды» отражает спокойствие и внутреннее состояние женщины, когда она глубоко уверена в том, что она любима и почитаема.

Командировке мужа в Австрию она была рада вдвойне. Здесь она нашла себя, погрузившись в мир исторических портретов и гениальных бытовых зарисовок. Бесчисленные венские музеи, выставки и экспозиции давали возможность 24 часа кряду не покидать пределы их гранитных храмов. Предыдущие командировки мужа в Камерун и на Кубу были по-своему занимательны, но не могли удовлетворить её эстетических потребностей. Три года пребывания в альпийском «рае» позволили Софье Михайловне стать узнаваемой и войти в избранный и очень замкнутый круг частных галеристов. Будущее рисовалось ей в розовых тонах. Впереди ожидали приглашения в Милан, Венецию и Париж, признанные мировые центр искусства.

Её муж, Николай Фёдорович Бекетов, поддерживал увлечение жены и справедливо считал, что ещё молодая женщина имеет право на личную свободу и должна профессионально развиваться, а это в свою очередь, как он считал, должно самым благотворным образом сказаться на семейном устройстве. Чтобы его не нарушать, он не возражал против стремления жены кочевать между Веной и Москвой с тем, чтобы поддерживать баланс отношений с сыном, и не забывать о полезных друзьях из центрального аппарата своего министерства.

Работа в торговом представительстве СССР в Австрии – это совсем другое дело нежели, чем в Африке или одной из стран социализма. В те закатные советские времена такая страна как Австрия воспринималась работниками министерства внешней торговли как одни из ворот, через которые открывался выход на большой капиталистический мировой рынок. Получить назначение на руководящий пост в торгпредстве в такой стране было непросто. Его надо было ещё заслужить. Всё складывалось хорошо у главы семейства Бекетов. Тревожило только одно: из Москвы стало всё больше поступать нелепых, зачастую противоречивых указаний, которые только расшатывали слаженный за многие десятилетия механизм торгового представительства.

Местные партнёры из числа руководителей крупных компаний и фирм постепенно переставали понимать новые условия сотрудничества и всё больше обращались в торгпредство за разъяснениями. Медленно и неотвратимо наступало время перемен, в котором было столько много обманчивых ожиданий.

Родители Данилы, как и любые другие родители, желали своему единственному отпрыску только счастья и удачи. Софья Михайловна стала заговаривать с сыном о наличии у него постоянной девушки, которая непременно должна быть из хорошей семьи и учиться в МГИМО, или, в крайнем случае, в Инязе или МГУ. Иногда, но всё чаще и настойчивее она начала заводить с Данилой проникновенные разговоры на эту тему. Предусмотрительный Николай Фёдорович так же не сидел на месте и уже начинал прикидывать планы трудоустройства сына после окончания института. Лучшим вариантом ему представлялась возможность направить Данилу на работу не во внешнеторговое объединение, каковых в системе внешней торговли было великое множество, а в одно из торгово-политических управлений МВТ СССР, что открывало в дальнейшем широкий выбор престижных точек за границей. Это был далеко не простой вопрос и требовал продуманной предварительной подготовки, умения договариваться на нужных министерских уровнях, обеспечивать лояльность кадров и парткома, и наличия хорошей характеристики из МГИМО. В общем, родителям было над чем поработать.

Данила по счастью был лишён забот взрослого поколения и видел этот мир в значительно более радужных красках.

Короткое пребывания Софьи Михайловны в Москве подходило к своему завершению одновременно с окончанием экзаменационной сессии у Данилы. Но просто так уехать она не могла. По её разумению сын нуждался в наставнических указаниях наподобие того, как лучше и с кем провести лето, а главное он должен понять, что устройство его личной жизни – это далеко не праздный вопрос. Его надо было решить правильно и исключить любую ошибку. Разве можно полагаться на вертеровские мечтания молодого человека? Что он знает о таком явление как любовь и близость с девушкой? В голове сына только теннис и вот ещё музыка. Удивительно, как он ещё умудряется неплохо учиться. А его друзья? Конечно, Алексей, Слава, Борис – все хорошие ребята, но не больше. Все они слишком юны, чтобы понимать жизнь. Нет, этот вопрос надо брать в надёжные руки, а именно в свои.

К решающему разговору Софья Михайловна подготовила все полагающиеся к случаю не опровергаемые аргументы. Она решила, что беседу надо начать мягко, не навязчиво, так, чтобы дать сыну почувствовать, что ему никто и ничего не навязывает и может продемонстрировать всю свою независимость и самостоятельность, которые так характерны для бунтарского молодого сознания. Надо постепенно, как умеет делать любая взрослая женщина, подвести Данилу к принятию решения, которое будет в конечном итоге её. Конечно, это сложно. Это искусство, которая нарабатывается временем, и которое Софья Михайловна за годы своей жизни сумела с успехом отточить на нескольких близких ей мужчинах и, прежде всего, на своём муже.

Сегодня удобный момент, подумала она и решила дожидаться возвращения Данилы, сдававшего в этот день свой предпоследний экзамен. Её сестра, Вера Михайловна, была также дома и старалась держаться как всегда скромно, если не сказать незаметно. Порой она терялась, пасуя перед энергичной и пробивной силой своей сестры, которая почти ни в чем не сомневалась и умела добиваться всего чего хотела.

Приход Данилы вызвал радостное возбуждение. Тётя Вера, не мешкая отправилась на кухню, будучи уверенной, что молодой здоровый организм надо подпитывать калориями постоянно и в любое время суток, а Софья Михайловна принялась нервно прохаживаться у дверей кабинета, за которыми скрылся её сын. Затем решившись, она поправила блузку в синих васильках, пригладила руками причёску и, постучав в дверь, спросила:

– Можно?

– Заходи мам, – откликнулся Данила, занятый тем, что засовывал в спортивную сумку теннисное снаряжение.

– Спасибо, я есть не хочу, – стал, не глядя на мать, отнекиваться он, думая, что та по обыкновению будет настаивать на ужине, как на необходимости восполнить энергозатраты, понесённые её любимым чадом на экзамене по международному праву.

– Я не за этим, – немного волнуясь, произнесла Софья Михайловна. – Прошу тебя, удели мне хотя бы пятнадцать минут.

– Мам, а можно потом, завтра, например, – попытался увильнуть от разговора Данила, занятый поисками коробки с новыми мячами. – Я тороплюсь, мне ещё до «Динамо» ехать.

– Данила, ты, по меньшей мере, не вежлив со мной. Я этого не заслужила, – с надрывом в голосе произнесла Софья Михайловна, с сожалением думая о том, что сын стал ещё больше самостоятельным и неуправляемым. Видимо, это логичная расплата за длительное пребывание за границей и утрату родительского контроля. – Ты же знаешь, что я послезавтра улетаю к отцу.

Чтобы успокоить мать, Данила прервал свои сборы, подошёл к матери и, обняв за плечи, усадил её в кресло.

– Конечно, мам, я весь во внимании. Я тебе звонил из института. У меня «четвёрка» по «межправу». Ты знаешь это неплохо. Ты можешь себе представить, что надо было подготовить 103 вопроса. В группе завалов не было, но «трояков» нахватала чуть ли не добрая половина. Вот и Лёшка ускакал тоже на тройке.

– Ну, этим я не удивлена, – уже ровным голосом промолвила Софья Михайловна. – Ты мне вот что скажи, какие у тебя планы на лето? Приехать к родителям в Вену ты отказался, хотя отпуск у отца только в сентябре. Ко многим родителям из Москвы приедут дети, такие же, как ты студенты. Тебе бы не было там скучно. Там и твои любимые корты есть: и у торгпредства, и у представительства при международных организациях. В конце концов, если ты захочешь, отец обеспечит тебе пропуск в спортивный комплекс центра ООН. Играй, отдыхай, знакомься, получай необходимую тебе языковую практику. Ну что ты мотаешь головой? Разве я так уж не права?