– Надеюсь. А как у тебя продвигается работа с Дэниелом?

– Никак. Пригласил на концерт.

– По «плюсу»?

– Не знаю, наверное.

– Ничего себе «никак»! Меня этот жадина ни разу не проводил с собой, всегда приходилось как всем, платить за билет. Он хочет тебя…

– Эй!

– …сделать своей музой, а ты что подумала?

– Уже не важно. Тоже мне Аполлон выискался, за музами бегает.

Джейн улыбнулась:

– Ладно, мне пора, – она поставила на стол какой-то пакет, пахнущий сандалом и медом с травами – это тебе масла для ванны. Я знаю, ты любишь. Поправляйся, завтра позвоню тебе.

– Спасибо за подарок, Джейн. Не волнуйся, я не стану ждать пока ты тоже заболеешь, чтобы тоже тебе что-нибудь подарить.

– Надеюсь, – поддержала она тон беседы, – пока!

– Увидимся!

Муза… а ведь Дэниел почти напрямую сказал мне об этом и во время нашей вчерашней встречи, и во время моей фотосессии, если это можно так назвать. Может быть это у меня обычная паранойя и ему нужно лишь вдохновение? Ведь если разобраться, мне понравилось быть моделью и наверняка понравится быть актрисой, чувствуешь себя не просто вешалкой для тряпок или инструментом для осуществления чужого замысла, как мне внушали в детстве, а со-творцом. Пожалуй, Дэниел прав насчет силы перемены образа. Такие чувства, конечно, неведомы тем, кто занимается искусством лишь из-за денег, и он не просто хочет использовать меня, а я для него муза? Как бы там ни было, это очень лестно, что даже такой уделяющий внимание красивой внешности человек, разглядел за моей оболочкой любовь к творчеству. Но может быть, конечно, что это Джейн слишком о нем хорошего мнения. В любом случае я ничего не теряю. Наверное.

Пока я выздоравливала, Джейн то звонила мне поделиться новостями университетской жизни и откровенными сплетнями («Мистер Хили ходит такой выглаженный и выбритый, поет песни – не иначе влюбился», «мисс Лейн постоянно сидит одна после собраний, плачет, наверное, о своей жизни старой девы»), то приходила посмотреть вместе со мной какую-нибудь романтическую ерунду про нашедших свою любовь независимых женщин и, само собой, тут же перестающих быть независимыми. Я терпеть не могла такие фильмы, но веселый настрой Джейн позволял смотреть любую чушь, в процессе посмеиваясь над происходящим на экране. И зачем мне эта энергозатратная любовь, тем более как в книгах и фильмах? Дружба, вот что для меня ценно.

Все было неплохо, но диссертация странным образом застопорилась. Я ничего не могла поделать – две последние, самые важные главы, и общий итог не клеились. Я понимала, что времени еще довольно много и это внушало мне ложное чувство спокойствия и уверенности, что я еще успею все сделать. Показывать такое мистеру Хили, своему руководителю, я не могла, потому что стоило мне попытаться просто показать процесс написания основной, теоретической части, он начинал смеяться:

– Представьте, мисс Руад, что я пригласил вас к себе домой. Нет, не за этим, в моем возрасте несколько другие интересы уже. А, к примеру, я праздную день рождения и пригласил вас к себе. И вот приходите вы в надежде на праздничный ужин, наверняка еще специально не ели, а я веду вас на кухню: «Вот здесь варится суп, понюхайте, вот здесь стоит праздничный торт, тоже понюхайте», а здесь такое изысканное блюдо, что сам не знаю что такое, но должно быть очень вкусно, нюхайте-нюхайте, не стесняйтесь. Нанюхались? А теперь прошу к столу». А когда вы садитесь за стол уже изрядно проголодавшись, я приношу вам стакан воды с тостом или салат. Думаю, если вы убьете меня после этого, присяжные вас оправдают, – он начинал так заразительно смеяться, что поневоле хотелось смеяться вместе с ним, даже над собой, – Вот то же самое чувствуют те, кто вынужден вчитываться в процесс вашей работы, а не в ее хотя бы предварительные итоги, – снова говорил он очень серьезно.

В очередной раз слушать ту же самую лекцию в незначительно отличающихся вариациях мне очень не хотелось и я предпочла просто отдохнуть, если уж появился повод воспользоваться своей болезнью, а к работе приступить, когда пройдет апатия и снова появится вдохновение.

Однако дни шли, а вдохновение так и не приходило и меня это сильно начинало раздражать. Мне стоило большого труда не срываться на Джейн, которая продолжала поучать меня хуже трех матерей или старших сестер.

– Джинджер, ты работаешь? – вдруг спросила она, в очередной раз сидя у меня, когда мы вместе готовили обед.

– Работаю, не жалея сил, – мне было лень даже немного замаскировать сарказм.

– У тебя мало времени. Что ты скажешь мисс Лейн и, главное, мистеру Хили?

– Скажу «дайте мне доктора философии просто так, по доброте душевной». Подай масло.

– Хватит шутить, тебе нужно место преподавателя или нет?

– Да я, честно говоря, уже сама не уверена, что нужно. Раньше я мечтала об этом, а сейчас такая апатия, что уже ничего не знаю – чем я хочу заниматься, кто я, что дальше делать.

– Не нравится мне твой настрой, Джинджер, – обеспокоилась Джейн.

– А мне-то как не нравится! Помоги мне… хотя нет. Слушай, спасибо за помощь, но дальше я справлюсь сама.

– Ты уверена?

– Да, мне уже гораздо лучше. Спасибо, Джейн, я тебе позвоню.

Не потрудившись хоть как-то повежливее распрощаться с подругой, я буквально вытолкала Джейн из своего дома и, цепляясь за последнюю надежду на творческое воодушевление, набрала номер. На мое счастье Дэниел сразу же ответил:

– Алло!

По ту сторону слышался сильный шум, который Дэниелу приходилось перекрикивать. Было похоже, что он находится на концерте или слушает громкую музыку.

– Дэниел, твое приглашение на концерт еще в силе? – пришлось слегка повысить голос мне.

– Да, концерт через две недели и мне нужно репетировать, но если хочешь, можно на днях сходить куда-нибудь погулять и поговорить. У меня появилось несколько идей, которые могут понравиться тебе. Конечно, если болезнь уже отступила.

– Мне уже намного лучше, Дэниел, Джейн очень помогала мне все эти дни.

– Рад это слышать. Ладно, мне надо репетировать. Я тебе завтра позвоню и мы договоримся обо всем, ты согласна?

– Да, буду ждать твоего звонка. Пока, – я отключила вызов.

«Буду ждать твоего звонка»?! Да что со мной происходит? На меня это не похоже. Тем не менее ожидаемое воодушевление пришло. Я бессовестно в одиночку съела салат, который Джейн помогала мне делать, и попыталась сесть за диссертацию.

Глава 7

Надо честно признать, работа у меня все равно не клеилась ни в тот день, ни на следующий. Я постоянно ловила себя на мысли, что мне хочется снова по-настоящему принять участие в фотосессии, как пообещал мне Дэниел, а вот писать диссертацию не хочется совсем. Меня начинало тошнить при мысли о том, что скоро нужно возвращаться на кафедру, объясняться с каким-то неведомым мне ассистентом, который, возможно, в меня влюблен, а это означает окончательно уронить себя в глазах мисс Лейн у которой, как мне казалось при всех заверениях Джейн, на меня зуб. Оно, в общем-то, и понятно: мне бы тоже не понравилось, если бы какая-нибудь первокурсница сказала мне, что мои методы устарели, что я выражаюсь как робот, лишенный человеческих чувств. Но я ничего не могла поделать и с собой тоже – да, мисс Лейн можно понять, но и меня тоже «можно понять». Почему я обязана себя постоянно переламывать в угоду таким вот дамам, у которых нет в жизни ничего кроме одной-единственной концепции? Даже не науки – человек, живущий наукой, может быть очень страстным, отдаваясь своей идее и заражая ею всех вокруг при умении заинтересовать своими аргументами, подать себя – а именно концепции. Такие как мисс Лейн – фанатики от науки, упертости которых позавидовали бы фанатики религиозные. У фанатиков научной теории своя инквизиция, свои ордены, отстаивающие честь магистра – то есть автора теории и его ближайших учеников и последователей – а своих оппонентов они практически в открытую не стесняются называть еретиками, разве что слово для этого появилось другое, светское: «антинаука». Все, что им не нравится, все антинаука или подмена понятий. Жаль, я за все время своей учебы и научной карьеры так и не освоила это искусство грязной аргументации. Может быть сейчас не чувствовала бы себя в науке как панк в торговом центре.

Собственно, что меня ждет в будущем? Я вижу два варианта и оба не отличаются оптимизмом.

Первый. Я успешно смогу защититься, если случится чудо и мисс Лейн полюбит меня как родную дочь или заболеет, и стану доктором философии. Меня ждет место преподавателя, о котором я так мечтала еще месяц назад, но теперь, глядя на то, чем интересуются другие преподаватели (а интересуются они всем: отстаиванием именно своей точки зрения, деньгами, премиями и грантами, конкурсами за звания, словом, чем угодно, только не поиском истины и стремлением дать ее студентам), эта мечта с приближением дня Икс стала куда-то потихоньку пропадать. Ведь и мне придется окунаться в эту грязь. Да и – что уж говорить – кому из студентов действительно интересно то, что я стану преподавать? Таким же фанатикам как я или мистеру Хили разве что, но сколько таких? Даже Джейн, несмотря на успехи в учебе, больше мечтает выйти замуж за обеспеченного самца, а работе над заданием предпочтет ночной клуб. И это она мне говорит «продолжай работать»! Да, она считает, что в этом моя жизнь, что я особенная, но как же иной раз раздражает эта помесь мамочки и старшей сестры в ней! А учитывая ее характер, даже, скорее, старшего брата.

Второй. Я не защищаюсь и позорно проваливаюсь к радости мисс Лейн. Ну тут просто нечего комментировать. Никогда не пробовала заниматься чем-то кроме науки, а если у меня отнимут и ее, куда мне идти, чем заниматься и на что жить? Даже «традиционная ирландская семья», над которой постоянно смеются эти так называемые просвещенные умы, мне не светит: детей у меня нет и по-видимому не может быть, судя по наблюдениям врачей. И меньше всего мне хотелось бы снова нарваться на такого милого любящего мужа, который станет обвинять меня в том, что я обманывала его, скрывая бесплодие, что я пытаюсь заставить его чувствовать себя виноватым и унижаю как мужчину, как это было с моим бывшим мужем.