Дэниел открыл рот, чтобы что-то возразить, но я уже разошлась:

– И не отрицай очевидное. Ты знал кто я и чем занимаюсь. В отличие, между прочим, от меня. Да еще и вокруг Джейн паутину сплел, негодяй!

Выражение лица Дэниела после моей тирады не оставило сомнений, что на этот раз он, кажется, рассердился по-настоящему. Речь его стала холодной и размеренной, как тогда в клубе:

– Слушай, я не знаю, что ты там о себе возомнила, но у меня нет и не будет нужды подставлять тебя. Я достаточно уверен в своих силах, чтобы опровергнуть твою романтичную теорию божеств. И, поверь, если между нами будут выбирать, разумные доводы в пользу моей теории произведут на комиссию большее впечатление, чем твои рассуждения в духе античных философов. Я совсем не боюсь тебя, чтобы прибегать к откровенно грязным методам. Это удел слабых.

Ах, снова «романтичная теория»? Да вы мерзавец, мистер Фордж, снова явил себя тот позер из клуба!

Не знаю, что на меня нашло, но я почувствовала моральную пощечину.

– Тварь! – крикнула я и наотмашь ударила оскорбителя по щеке, после чего поспешила скрыться с поля брани, сама испугавшись хлесткого звука.

Я шла быстро, не оглядываясь, но тихим шагом, все же надеясь услышать за спиной звуки шагов Дэниела. Почему же он меня не догоняет, если так любит? Вот и цена всей его любви, все с ним понятно.

Мне хотелось сбежать от реальности после такого удара судьбы, но при всем желании это не получалось: по всему студенческому городку какие-то энтузиасты развесили афиши с символом «Древа». Скоро должен был состояться очередной концерт.

Эти афиши сопровождали меня на территории всего кампуса, пока я шла домой. Они словно глядели мне вслед подобно живым людям и смеялась у меня за спиной.

Плевать на диеты, плевать на мужчин, плевать на все. Я остро ощутила («в очередной раз», – раздался горький смешок у меня в голове), что кроме Джейн и мистера Хили у меня снова никого нет. А значит, и фигуру беречь не для кого. Можно вдоволь наплакаться Джейн в жилетку и наесться пирожных. В кого меня превращают мужчины! Какая мерзость так распускаться, как я сейчас. И все же не понимаю почему Дэниел оказался таким скользким: он все время производил впечатление уверенного в себе, самостоятельного, точно знающего чего он хочет. Словом, настоящего мужчины.

Дэниел совсем не похож на человека, который мучается от давления своей семьи, тем более способного срывать зло на близких или мстить за себя окружающему миру, как иногда мог поступить мой муж. А ведь одновременно с различиями у них много и общего: оба музыканты, оба начинали в не слишком известных группах, на обоих – судя по некоторыми репликам Дэниела – давит семья (если он, конечно, придумал это не ради жалости к себе, чем иногда не брезгуют донжуаны).

Ну почему?! Почему мужчины оказываются такими ущербными, почему даже такие как Дэниел не могут не самоутвердиться за счет женщин? Почему нельзя просто нас уважать, не видя в нас врагов? Не понимаю!

При попытке лечь отдохнуть за легкой комедией я поймала себя на противной привычке класть между ног одеяло. Мне до такой степени не хватает мужского… внимания? Вот бы Джейн посмеялась над этим, она умеет обращать все мерзости происходящего в шутку. Дав себе слово с завтрашнего дня почаще общаться с подругой, я уснула неприятным тяжелым сном.

Глава 14

Что и говорить, после такого каждый проведенный на кафедре день превращался для меня в пытку: мисс Лейн еще строже, если не сказать «придирчивее» стала относиться к моим статьям после моего побега с собрания. Даже не считала зазорным влезть в наши с мистером Хили разговоры, которые явно ее не касались. В один из таких дней я как обычно собиралась на кафедру. На лестнице университета я столкнулась с взлохмаченным Дэниелом:

– Привет, Джинджер! Нам надо поговорить.

Я сначала хотела ответить «не о чем говорить, тем более НАМ», но подумала, что куда болезненней для него будет – и одновременно принесет больше пользы – если я просто начну его игнорировать. Я отвернулась и даже спустила волосы со лба.

Когда Дэниела и мисс Лейн не было, я чувствовала себя намного лучше. Вот если бы все были такими как мистер Хили! Понятно, конечно, что это невозможно, но будь он помоложе или я постарше, это был бы единственный человек, которого можно было бы назвать хорошим мужем и, наверное, отцом. И почему хорошие люди все время одиноки? Впрочем, это я не о себе.

Однажды мистер Хили, вернувшись с рыбалки – очень он любил чередовать интеллектуальный труд с физически тяжелым хобби – увлеченно принялся рассказывать прямо перед собранием на кафедре, сколько всякой рыбы он поймал и что очень жаль, что ему одному приходится столько готовить.

– А как же ваши друзья? – искренне удивилась я.

– Смеетесь, мисс Руад? Я так замучил всех своих друзей, что они теперь не ходят ко мне в гости совсем. Только по большим праздникам терпят мои сплошь рыбные блюда.

– Жениться бы вам, – вырвалось у меня.

– Эх, было бы на ком, мисс Руад, – лицо веселого гнома погрустнело.

– Вы просто не представляете, мистер Хили, насколько я вас понимаю.

– Рыбалка – это, конечно, очень интересно, мистер Хили, – вклинилась в разговор мисс Лейн, – но часто ли вы говорите о науке на природе, во время вашей рыбалки? Нет? Тогда что вы позволяете себе здесь?

– Вот она вредная! – шепотом сказала я мистеру Хили позже за чаем, – даже к вам цепляется.

– Не переживайте, мисс Руад. Все хорошо.

Я хотела ответить мистеру Хили что-нибудь ободряющее, но увидела Дэниела, который явно направлялся присоединиться к нашему чаепитию. Я спешно извинилась и покинула свое место за столиком.

Так проходил день за днем, только веселая Джейн со своими вечными разговорами о музыке и актерах помогала мне не сойти с ума. Конечно было скучновато смотреть старые псевдофилософские фильмы о спящих людях или новые тупые комедии о беспорядочном сексе, но это хоть как-то отвлекало меня от мыслей о несправедливой мисс Лейн и интригане Дэниеле. До поры до времени.

Надеясь посидеть на кафедре в гордом одиночестве, чтобы до начала совещания посидеть с книжкой или в кафе, я пришла пораньше. Но нет…

Стоило мне открыть дверь, я увидела сидящих вместе Дэниела и Джейн, которые изучали какой-то огромный лист, похожий на афишу. При виде меня Дэниел спешно засобирался. Поначалу меня это не удивило, я даже осталась довольна – хотя бы он понял, что я не желаю видеть его в одной с собой комнате. Но Джейн, загадочно улыбаясь, продемонстрировала мне что именно принес мистер интриган.

На столе действительно лежала афиша. Но что это была за афиша! Я без труда узнала себя на этой афише. Это был мой портрет и в весьма непотребном виде: изображенная девушка с красно-рыжими распущенными волосами была полностью обнаженной, если не считать браслета с кельтской символикой на левой руке. Девушка была покрыта временными татуировками в виде ветвей дуба, «рукавами» из кельтских крестов и тому подобных узоров. Непристойность изображения чуть сглаживало то, что модель была изображена со спины, в сидячей позе, что придавало сходство с вазой (как заметили еще древние греки). Я понимала, что Дэниел способен на многое, но такого я не ожидала даже от него: мало того, что этот негодяй выставил интимное на всеобщее обозрение – а я прекрасно понимала, что этот «шедевр» скоро будет развешан по всему кампусу и никак не хотела быть посмешищем – мало того, что каким-то образом тайно запечатлел меня в таком виде (папарацци недоделанный, и когда только успел?!) после наших утренних игр с угольком, так еще и позволяет себе все это тогда, когда мы с ним поссорились. Или это только я с ним поссорилась? В любом случае это так нельзя было оставить. Я попросила у Джейн плакат. Настойчиво попросила, честно сказать, почти заставила отдать его мне и, не слушая возражений подруги, пошла догонять Дэниела.

В кампусе его не оказалось нигде. А бегать и спрашивать у окружающих не очень-то хотелось – зачем давать пищу ненужным слухам?

Мне не давало покоя поведение Дэниела: послушать его – так место преподавателя давно у него в кармане, ну и радовался бы. Зачем ему сейчас-то мучить и унижать меня, да еще так, что смысл этих гнусных намеков понимаем только мы двое? Я имею дело с хитрым и опасным типом, который залезает мне в голову и растаптывает изнутри личность, морально и физически насилуя меня. Не зря мне все время казалось, что я у него как под гипнозом.

Но и просто не обращать на него внимания тоже было нельзя: нужно же было в конце концов выяснить смысл его психологических уверток и ухищрений, зачем он хочет сломить мою волю и подчинить себе, не останавливаясь на подсиживании?

Где же он может быть, думала я. В университете его, судя по всему, нет. Домой он тоже вряд ли пошел. Скорее всего, если группа до сих пор занимается своими музыкальными делами, Дэниел сейчас в своем «Любовном гнездышке». Туда я и отправилась, даже не зная с чего начать свою обличительную речь. Главное было – уличить его, а дальше я надеялась на вдохновляющую импровизацию.

Я не ошиблась – Дэниел открыл дверь сам:

– Надо же, ты со мной разговариваешь! – деланно удивился он.

Глава 15

– Разговариваю. Вынужденно, – буркнула я и, особо не желая беседовать, показала Дэниелу тот самый плакат, который он так нагло срисовал с меня.

– Тебя обидело «ЭТО»? – переспросил он, нажимая на слово «это».

– Что «это»? Я тебе не «ЭТО» – передразнила я его манеру, – как ты посмел использовать мой портрет для афиши… нет, как ты посмел сфотографировать меня тогда, утром, как ты посмел выставить личное на общее обозрение, да еще и не спросив разрешения у меня, своей модели?!

– Хочешь, кое-что скажу тебе? – с издевательской ухмылкой произнес Дэниел, – это не ты.

– Как «не я»?.. Отлично! У тебя еще и другая есть?

– Нет, Джинджер, – успокаивающе произнес Дэниел, – это ты. Но как бы и не ты.