— Ну да, конечно! — всплеском удивления. — Я буду ей безумно рада!

— Люблю тебя, Вань. Ладно, давай, — торопливо добавил, откровенно замявшись от смущения. — Скоро буду. Ждите.

* * *

— Там универсал: шмотки влезут, а если мебель какая — то уже завтра грузовую соображу, а то не было ничего такого, — лихорадочно затараторил мой Федька, едва переступил порог. Беглый взор по пакетам, что буквально весь вход-выход заложили в коридоре.

— Да какая мебель? — смущенно улыбаюсь я. — Откуда она у нас? Это всё здешнее, хозяйское.

— Ну и отлично.

За поклажу — да вниз.

— И что… прям насовсем? — не сдержалась от издевки пытливая ворона (всё та же «закрывальщица огурцов»).

— Жизнь покажет, — не без скрытой злобы, язвы ответила я ей. — Иди, зай, — метнула взор на дверь, обронив слова сыну. — Дядю Федю догоняй.

— А я думала, «папу», — не отстает заноза.

— Всему свое время, — нервно гаркнула. Уставила гневный взгляд на женщину. — Лидия Константиновна, Вам что… больше нечем заняться?

— Ну так как… такой момент! Казалось, всё: вовек мы вместе эту рутину ложками будем поедать. Ан нет. Хотя ж, кто его знает, что будет завтра.

— А завтра будет завтра. И для каждого оно будет свое. И не будем загадывать и каркать. Лучше бы чего доброго пожелали.

— Да я что? — возмущенно. — Разве я зла вам желаю?

Опустила сконфужено я глаза. Сдержано:

— До свидания. Всех благ.

Схватила оставшиеся пакеты (пусть едва не роняя) — и мигом на лестничную площадку.

— Ого! Куда это ты столько?! — сквозь смех навстречу мне мой Рогожин. Потянулся — забрал половину (что потяжелее).

— Да так. Поскорее бы отсюда, — тихим, едва различимым шепотом, чтоб та змеюка не услышала. — Надоело всё. Особенно, когда нос суют туда, куда не просят.

— А ну это да… Хлебом не корми, дай чужие кости перемыть.

— Перемолоть, скорее. Из зависти. Своей личной жизни нет — так надо и чужую перековырять да, по возможности, испортить.

— Не боись, — уставил на мгновение на меня взгляд, придерживая входную дверь, давая возможность выйти на улицу. — Не дождутся: всё у нас будет хорошо. Хотя бы… назло им.

* * *

Стоит ли описывать восторг Феди Младшего, когда мало того, что «личный» ждал нас туалет и «личные» ванная с кухней, так еще и… своя (!) собственная (!) у него комната появилась (будто во времена Сереброва было иначе). Да уж, не зря говорят, что стоит лишь всё потерять, чтоб понять цену всему тому, что было. Тому, что есть. Облюбовывал каждый уголок, каждый ящичек шкафа, тумб и письменного стола. Каждый миллиметр «личной крепости».

— Так, там есть немного то, что вчера ты готовила. Может, погреть? Будете?

— Да мы наелись, спасибо, — сгорая от счастья, улыбаюсь своему заботливому «мужу». Настоящему мужу, а не… «одно название», «мистер-штамп», как было с Леонидом.

— Ну тогда что… может, мультики посмотрим? Там «DVD» есть, и диски от предыдущих жильцов остались. Пару комедий и детское что-то. Как ты на это смотришь, Федь? — вполне серьезно отозвался, вперил взгляд в ребенка Рогожин.

— Мутики! Мутики! Мутики!

— Ну… кто бы сомневался, — добродушно съязвила я. — Только, может, купаться и спать?!

— Мутики!

— Ну… «мутики», так «мутики».

Разлеглись в нашей (большей) комнате на диване и уткнулись в экран.

— Машинки или про пиратов? — и снова искренний интерес к малышу Феди.

— Бибика! Бибика!

— Машинки, — любезно «перевожу» я.

* * *

— Может, к себе, спать? Вон, глаза уже слипаются, — улыбаюсь своему сынишке, что уже руку успел мне отлежать. Погладила я по голове, поцелуй в макушку.

— Не, бибика… — едва слышно. Силится, тужится смотреть, несчастный.

Метнула я взгляд на Рогожина. Смотрит, строит вид, что занят сюжетом, а мысли все равно явно где-то далеко летают. Напряжение чувствуется. Душа на разрыв. Его. Моя.

— Федь, — несмело воззвала.

— А? — не сразу, но откликнулся. Уставил взор мне в лицо.

— Не переживай. Всё у Нее хорошо. Вот увидишь. Да и потом, раз до сих пор не приехала — значит, помирились. И всё уже отлично.

— Да, — скривился. Тотчас отвернулся, пряча неловкость, стыд. — Не бери в голову. То я так.

— Завтра позвонишь, если хочешь. Убедишься, а сейчас… может, спать?

— А Малой? — метнул взгляд на ребенка.

Да и так уже слышу привычное сопение. Но вторю взором: сдался — потух мой огонек, дабы набраться сил завтра загореться с новой, удвоенной силой.

— Перенести? — шепнул взволнованно, уставившись на меня.

— Ну… если можешь, буду рада помощи, — смущенно.

На руки ловко, что даже я не ожидала, — и в комнату.

Едва закрылась дверь, как в момент ко мне — схватил в объятия Рогожин и прибил к стене.

Шальной поцелуй в уста украдкой. Жаркой дорожкой по шее, спускаясь к ключице. Дрогнула в его хватке, попытка остановить:

— Может, я в ванную?

— Потом, Ванюш. Потом, — едва осознанным шепотом.

В нашу комнату — и, на автомате провернув барашек замка, силой, велением моего захватчика оказалась я уже на диване. Живо стащил каждый с себя вещи. Усадил Федор меня на себя сверху. И снова аляповатый поцелуй в губы. Миг — и ощутила его всего. Всё то, что так долго жаждало тело. О чем мечтала душа.

Плавные движения смела резвость, сладкая грубость. Попытка утолить голод, что зияющей дырой разросся в нас за эти дни.

Но едва только разум отступил, давая свободу туманам удовольствия, как тотчас шорох, шум за дверью. Дернулась я в испуге. Силой пытаюсь остановить сей скорый поезд сумасбродства. Нехотя поддался и Рогожин.

— Что?

Да вместо моих слов раздался тихий плач ответом, временами перебиваясь жалобным:

— Мама! Мама!

Шумный вздох, комкая в себе невольные ругательства. Нет, не на ребенка. На себя — что в голове отнюдь не материнские сейчас мысли.

Отстраниться, мигом надеть на себя белье, футболку — завторил мне и Федька.

Открыть дверь — схватить на руки малыша.

— Зай, что случилось? Чего не спишь?

— Мне стласно! Там бабай!

— Да нет там никакого бабая, — горестно, с нотками раздражения. — Пойдем, посмотрим, — но едва я на порог с Федей Младшим, как в момент отозвался и Старший:

— Да куда ты? Тут укладывай. Че уж мучиться? И его мучить.

— А… ам, — замялась я (сколько жили вместе с Серебровым — никогда тот не разрешал, чтоб ребенок находился ночью вместе со взрослыми: причем не только в кровати, но и в комнате. Это я могла пойти в детскую, но уж никак не наоборот. Даже просто «приспать» — и тоже беспрекословное табу). — Ну, если ты не против, — пожала растеряно плечами.

— А чего я буду против? — удивленно. — Диван большой. Это не то, что там… у вас, полуторка.

* * *

— Федь, — несмело позвала я, видя, что ребенок окончательно уснул.

— А? Что? — дернулся, приподнялся в постели. Испуганный, заспанный взор на меня.

— Может, в ванную?

— Зачем? — нахмурился.

— Ну… Федя спит… — многозначительно повела я, смущенно пряча взгляд.

— А, — живо спохватился с дивана. — Да, конечно. Если такое… щедрое предложение, — тихо рассмеялся.

— Дурак ты, — обиженно. Но ведусь. Вторю ему.

И снова дверь на замок.

Едва я только за порог, да не успела и воду открыть, как тотчас уже у меня за спиной оказался Рогожин, не дал даже лицом к нему обернуться.

Мигом ухватил за бедра — и подал на себя — покорилась.

Уперлась руками в стену, невольно периодами скользя. Но секунды — и уже всё поплыло заодно: мысли отступили, давая свободу… ощущениям. Удовольствию. Уцепилась я за раковину — и отдалась. Отдалась на суд своему Истязателю.

* * *

И снова в спальню, нашу комнату. С двух сторон от сыночка — и, счастливые, перекрестив ноги (чтоб хоть так друг друга ощущать), уснули.

* * *

Доброе. Действительно, впервые за сколько лет… утро для всех нас оказалось добрым. Позавтракали и, по щедрому предложению Рогожина, пустились бродить вместе по городу, а затем и вовсе в парк — кататься на аттракционах и есть сладкую вату.

Позвонили Нике (едва ли не по моему требованию). Уверила та, что все хорошо. Что оба живы и здоровы. И если что случится, то клятвенно обещает, если не самой приехать, то позвонить.

И пусть Федор полностью всё еще не успокоился, но уже явно дело пошло на поправку. Пропала настороженность. Волей или неволей, а все же смог отвлечься и перестроиться на нашу с малышом волну: и уже оба Федьки стояли в очередь на «Машинки», пока я в киоске выбирала мороженое.

Часть Девятая. Финальные залпы

Глава 44. Гром и молния

* * *

Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Так говорят? Вот и я себе это твержу, пытаясь уговорить, что хватит рыдать, биться головой об стенку и паниковать. Самое главное, что уже не одна. Что у меня есть мой Федька… а значит, со всем справимся.

Ведь так? ТАК? Я вас спрашиваю? Ибо если нет, остановите планету — я сойду.

* * *

Несколько недель пролетело, как один день. Рутина стала сладким сиропом — и домой я мчала теперь с утроенной скоростью. Федя же занимался своими делами, разбирая руины былой жизни после случившегося «апокалипсиса». Хотя при этом «не стыдился» и мне помогать: к примеру, почти всегда водил и забирал из сада ребенка — именно он. Да и малыш… в ответ безумно к нему привязался (чему я всё никак не могла нарадоваться). И если поначалу, конечно, все это было как-то странно и даже не по себе, то теперь — в порядке вещей. И как бы уже я… лишней не оказалась, нагло вмешивающаяся в «чисто мужские дела» или разговоры.