— Привет, хорошая моя.

А я не могу. Мне дурно. Волосы дыбом встают — не могу справиться с чувствами.

— Ну, где ты тут живешь? — теплая, нежная, озорная улыбка. — Показывай.

Беглый взор по сторонам.

Несмело разворот — да только едва попыталась идти, как в глазах — пелена сплошным полотном, отчего едва что видно. И снова удержал рядом с собой, не дав упасть, разбиться.

Страх. Странный страх сковал меня всю изнутри (пуская дрожь по телу)… Помесь смущения и вседозволенности. Вот… еще миг — и мы останемся вдвоем, наедине. Впервые. Впервые без запретов и преград. Без недосказанности…

— Малыш. Вань, тебе плохо?

— Там, дальняя…

— Что? — в непонимании заглянул мне в лицо.

— Комната ее. Там, в самом конце они живут. Дверь еще открыта, — слышу голос не унимающейся пожилой женщины, Клавдии Петровны.

Ведет. Учтиво ведет мой не то Спаситель, не то Кат.

— Где Малой? — прозвучал как-то странно, взволнованно Его голос.

— В садике, — едва слышно, смиренно.

Завел в комнату. Закрыл дверь — и тотчас прибил меня к ней спиной. Лицом к лицу. Мгновения жуткой, невыносимой тяги — и прилип поцелуем к губам. Детонировало. Внутри меня что-то рвануло, бабахнуло, накрыв куполом чувств. Запойная, голодная, дикая ласка. Резво отстранился на мгновение: малопонятные движения. Да и вообще, все еще не могу осознать, принять: что вот. Вот! В миллиметрах от меня мой… Рогожин.

— Федь, — горестно, давясь очередной волной слез.

— Да, моя хорошая, — и снова впился в губы.

Уверенная ловкость рук — забрался мне под халат. Проник ладонью меж бедер и подал на себя. Подчиняюсь. Толком не снимая белья, ничем лишним не заморачиваясь… момент резвого Его напора — и вскрикнула я от ощущений, прилива, взрыва чувств. И пусть больно, неудобно, но это было самое безграничное удовольствие, которое когда-либо я могла вообразить, а не то, чтобы… почувствовать. Стон мой, его.

Вдох за вдох. Движения, взрывая безумие, отрицая реальность. Попытки слиться воедино. Стать одним… единым, неделимым целым.

Еще миг — и живо вышел, отстранился от меня, разливаясь в удовольствии. Мой Рожа. Мой.

— Федя, — тотчас кинулась я к нему ближе, жадно обняла, обвилась вокруг шеи, игнорируя весь мир вокруг. И даже только что свершившееся.

Рассмеялся добродушно — обнял в ответ. Глаза в глаза, теряя фокус. Губы на расстоянии дыхания.

— Да, маленькая моя?

— Федя! Федечка мой! — запричитала я лихорадочно, испуганно. А сердце так и рвется на части. Хочется слиться, прирасти к этому человеку и никуда большее не отпускать его никогда. — Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста! — прижимаюсь к нему, будто ополоумевшая.

— Котенок, успокойся, — жаром заливает щеки его смущение. Провел, погладил по волосам. Взгляд в глаза на короткий момент его принуждением, поцелуй в губы. — Всё хорошо.

— Т-ты как? Ты насколько здесь? — тараторю, сходя с ума.

— Навсегда, Ванюш. Навсегда.

* * *

И снова звонок телефона — узнаю: будильник.

— Черт! Мне же на работу пора! — живо я кинулась на диван, потянулась к тумбе за аппаратом. — Сейчас позвоню, скажу, что опоздаю, — заливаюсь счастливой, идиотической улыбкой.

Шок постепенно отпускает, ступор тает — медленно, но уверенно осознаю то, что произошло. Кто сейчас здесь, со мной… и что за новость взорвала мой мир.

— Лучше, что вообще сегодня… не придешь, заболела, — загоготал вдруг смущенно Федя, залезши уже за мной на постель и нагло нырнув под халат, пытаясь расправиться с моим бельем.

Смеюсь счастливо, что дурочка. Поддаюсь. Переворачиваюсь на спину. Взор в потолок, краснея уже от стыда, но потакая фривольности своего мальчика.

— Алло, да? — будто током, пронзили меня слова моей коллеги.

— А-а, да, — захрипела я нервозно. А бесцеремонный Рогожин уже принялся и сам халат на мне расстегивать да бюстгальтер снимать. — Я сегодня… не смогу. Давай, я твою часть возьму завтра. Я сегодня не приду. Потом расскажу, — лихорадочно запричитала я, заикаясь и черти что, на автомате, неся. Не дожидаясь ответа, испуганно нажала отбой, чувствуя уже как Федька вот-вот окажется во мне, разорвав вновь на части мою вселенную.

Еще момент, еще секунды — и Тиран взял свою крепость. Да только этому захватчику я готова раз за разом сливать бой. Звонкий, бесстыжий стон вырвался из моей груди, вторя безумному взрыву, что накрыл темным полотном бархата все вокруг. И лишь золотые звезды пошли маревом. Еще движение — и вновь я не в силах себя сдержать. Отчаянно пытаюсь глядеть на своего Рогожина, желая всецело узреть его, внять, что это он со мной. Он: не сон, не греза, и не шальные бредни. Он. Мой Федька со мной. Тот, о ком столько мечталось, ждалось. В фантазии перебиралось. Он — реален.

Силой впиваюсь в губы поцелуем, ловя поверхностные вдохи любимого человека — радостно отвечает лаской. Но вырываюсь — я задыхаюсь. Захлебываюсь. Теплом, безумием. Собственными слезами. Слезами счастья. Замирая, пропускаю вдохи — лишь бы на дольше задержать в себе сосредоточение, ощущение Его всецело. Каждой клеткой пыталась я насытиться тем, кто, казалось, навек под запретом. Мы наконец-то вместе.

Вместе… и навсегда.

* * *

— Федь, диван скрипит! — испуганно обронила я шепотом, пресекая свои движения. Замерла я на Нем, словно пойманный вор.

— И что? — остановился послушно Рогожин, отрываясь губами от моей груди. Задорная, шаловливая улыбка. — Только услышала?

— Ну, соседи… как потом?..

— Я к своей жене пришел. И мы у себя. Так что… что тут такого? Ничего, пусть привыкают, — залился коварством. — У меня на тебя большие планы! — вдруг движение — и повалил меня на кровать. На спину. Забрался сверху. Поцелуи бесстыжей тропинкой от шеи к низу живота…

Пробовал. Пробовал меня везде на вкус, доводя до бешенных чувств. До крика, до рыка, до откровенных рыданий. До сумасшедшего наслаждения.

Его. Отныне и навсегда — я стала его. Я стала Рогожиной.

* * *

— Маленькая моя… — погладил меня по голове.

Отвечаю участием: сложила ладони одна на другую на подушке — и вперила в родное лицо взгляд.

— Я тебя так люблю, — неожиданно продолжил и щелкнул по носу.

Тотчас отдернулась я. Уткнулась ему в грудь, прячась от шалостей. Смущенно захихикала.

— Я так по тебе скучал… — и снова разрывает меня всю откровением.

— Я тоже… очень, — несмело прошептала я.

— Был период, — вдруг запнулся, перебирая какие-то свои воспоминания, — прям задолбала сниться.

— Что? — возмущенно взревела я, уставив на него очи.

— А то, — хохочет. — Только решил: всё, хватит. Пора браться за ум и смотреть правде в глаза. А ты сразу впровадилась день и ночь сниться.

— Ты и днем спал? — язвительное.

— Нет, блин. Книжки читал.

— А надо было, — паясничаю. — Меньше бы снилась по ночам.

— Или больше, — гыгыкнул.

— Ты какие там… собрался книги-то читать?

— У-у-у… с картинками.

Наигранно надула я губы и скривилась.

— Шучу, — поспешно. — Котенок, ну не дуйся… Я так рад тебя видеть, а ты тут… обидки мне строишь.

— Рогожин, — гневно, — я Вас сейчас покусаю!

— М-м-м, а можно заказ… в каком месте?

— Сама выберу! — игриво зарычала и тотчас кинулась к нему, желая шутливо впиться зубами в ухо. Но перехватил инициативу — губы в губы. Запойный поцелуй, рождая игривые мысли, желания, проникая откровенно в мой рот языком. Ответила развратной лаской…

Застонал, не выдержав.

* * *

— Нам еще… Федьку забирать… из садика, — лениво бурчу, уже буквально засыпая у Него на груди.

— Заберем. Не переживай, — добрый, подобно неге, звук. Тихий, родной смех.

Зажмурилась я от удовольствия. Но подколоть так и не упустила возможность:

— Тебе ха-ха, а мне… я наверно, и встать после всего не смогу.

— Ну… мадам Рогожина, — крепче сжал меня в своих объятиях. — Привыкай. Это только начало.

Невольно рассмеялась:

— В смысле? Начало чего? — язвлю, провоцируя на приятные рассуждения, шутки.

— О-о, — взревел забавно. — Моих коварных фантазий. Ух, знаешь, сколько их уже набежало!

И снова не унимаю смех:

— Это что еще можно там было придумать? По-моему, ты уже… меня по-всякому перепробовал.

— О-о-о, Ванюш! Ты это зря! — тотчас перевернул меня на спину и повис сверху. — Тут еще экспериментировать и экспериментировать!

— Не надо! — отчасти наигранно взмолилась, прикрывая лицо руками. — Я уже еле жива…

— Не-ет, — злокозненно. — Уж слишком долго мы этого всего ждали. Ты просто так не отделаешься… — лукавая усмешка.

— Там уже соседи, наверно… в шоке.

— Ничего, им полезно. Авось, и свой бесстыжий романтик потом ночью устроят.

* * *

Еле дошли с Рогожиным — всё тело просто адски болело. Но осознание причин всему тому… только какого-то странного, нездорового удовольствия и добавляло.

Как дураки, хохочем: над всем и всеми. Надеюсь, за пьяных нас не примут.

Зайти в группу, забрать ребенка и приняться его переодевать.

— А знаешь, кто к нам приехал?

— Папа? — счастливо, хотя и радость тотчас сменилась на какую-то настороженность.

Нахмурилась невольно и я. Спрятала очи.

— Нет, — мотнула головой. Скривилась от неприятных чувств. Но вдох — для прилива моральных сил, и, рисуя силой радость на лице, прощаясь с тугими мыслями (что враз накрыли меня от одного только напоминания о том гаде), продолжила я: — Дядя Федя. Тезка. Мы уже его когда-то видели. Он очень хотел тебя повидать.