Ольга Резниченко - Вето на любовь

Сын подрос, и вот уже недавно мы отпраздновали два годика. Увы, пришлось всем вместе собраться: с настоятельной просьбы мужа позвали даже моего отца, мать и Аннет. Были и его родители.

Тот еще личный ад для меня.

После всего… как бы ни странно звучало, только на Аннет спокойно и могла смотреть. И то, потому что на нее мне было глубоко плевать.

Отпраздновали, поставили галочку — и на том спасибо. Ребенок счастлив, а что еще любящей матери нужно?

Да только это было лишь начало. Начало перемен.

Леня взялся меня таскать с собой на свои корпоративы… и дружеские посиделки. Нет, не всегда, но как для меня, затворника, довольно часто.

Нашлось место в моей жизни и даже новым друзьям. Для меня — новым.

Матросов «Жорик». Тот самый, что радетельным Свидетелем на нашей свадьбе был, и у которого не раз оставался после пьянок ночевать мой муженек.

Отныне и меня приобщили к этому обществу, всучив новые обязанности, в том числе мило улыбаться тем, кто искренне раздражал.

— Нашел бы он уже себе постоянную как-нибудь девушку, вон сколько нормальных ходит! — гневно выпалила я, стоя у зеркала, прихорашиваясь на очередной такой «развеселый» поход.

Странный хохот в ответ, отчего тотчас выглянула я из гардеробной, уставилась на мужа:

— Что? — округлила очи.

— Ты как в воду глядишь, — ядовитая ухмылка.

— Да ладно? — не сдержалась от язвы и я. — Определился-таки?

— Ну, — пожал плечами, застегивая запонки на рукавах, — до свадьбы явно далеко, за нее слово никто не вписывал, — игнорирую (старая, дурная тема, которой уже меня не проймешь). — А так… да. Любо-оф-ф там страшная.

Гоготнул, но вмиг осекся. Взгляд на меня:

— А ты чего застыла? Собирайся быстрее. Ждут нас уже, небось. Вот как раз и познакомишься.

— Так няня же еще не пришла, — возмущенно.

— Придет-придет.

* * *

Это даже не залпы из пушек, и не осколочная граната в мое сознание. Нет. Термоядерный взрыв в пекельном количестве тротилового эквивалента.

Маргарита Рогожина. Она же Рита, али, как модно отныне, Марго.

— Я ее знаю, — вытаращила очи на мужа, едва мы остались одни (Жора отошел позвонить, а Рита — в уборную).

— Да ладно! — язвительная ухмылка. — И что? Моветон?

— Да причем тут! — едва не визгом возмущения. — Нет, конечно. Она умница. Но… она же еще ребенок!

— Ну, — откинулся на спинку стула. — Главное, что восемнадцать есть, а там… Ты тоже у меня не старушкой была.

Виновато опустила голову.

— Ванесс, пусть они сами разбираются. Главное, — ехидный смех, — лишь бы все в пределах закона, не хотелось бы свои связи подключать, дабы его из тюрьмы потом вытаскивать.

— О чем говорим? Чего грустим? — раздался вдруг голос мужчины. Георгий. Конечно, кто как не этот докучливый дяденька (а возрастом он даже постарше Лени будет).

— Да это… — тотчас отозвался мой муженек. — Меню рассматриваем. Думаем, что на десерт.

— А… — присел рядом. Беглый взор по сторонам, выискивая, видимо, свою даму, и вперил взор на товарища: — Это пусть наши дамы решают. Мы же с тобой на другой десертной диете, — гоготнул.

Раздраженно вскинула я бровями, но смолчала. Пошлые намеки от Жоры — та еще тонкая работа мастера, хоть записывай и цитируй.

— Чего-то моя мамзель и вовсе затерялась, — горестно (наигранно) вздохнул Георгий и принялся и дальше уплетать свой ужин.

— Я ее поищу, — будто черт из табакерки, вскочила я с места.

* * *

— Я думала, ты и не догадаешься прийти сюда, — вместо удивления, выпалила мне Рогожина, едва я нырнула в уборную.

В растерянности взор по сторонам — и покорно шаг ближе.

— А… э… прости.

— Ну, спрашивай, — вызовом обронила та вновь мне, поторапливая мое занудство. — А то весь вечер поедаешь глазами, — ироническая усмешка.

— Ты же Рогожина? — невольно дрогнул голос, едва заветное слово обронила вслух.

Ухмыльнулась:

— Я тебя тоже узнала. Ты — Ваня, да?

Закивала я поспешно головой, пряча от стыда очи:

— Только муж не любит, когда так коверкают мое имя. Ванесса, Несса.

— Понятно, — скривилась на мгновение девушка.

— К-как там… — запнулась я, глотнув звук; учтиво подняла взор, уставившись ей в лицо, — Н-ника?

— Ника или Федя? — саркастический смех.

Поежилась я от правды.

— Об-ба. Оба, конечно, — заикнулась.

— Да что им?.. Одна учится, здесь, как и я, в городе. На переводчика поступила. А брательник — сидит, не кашляет: семь расписных лет на гос. обеспечении — лафа.

Жуткое, терзающее как душу, так и плоть молчание. Взгляд по сторонам, проводя заодно невольных слушателей на выход, как, едва я вновь осмелилась заговорить, тотчас перебила меня Рита:

— Только можно просьбу?

Запнулась я в удивлении. Мгновение — и лихорадочно закивала в одобрении:

— Да, конечно.

— Только не говори, что ты меня знаешь. Ну…

— Уже, — испуганно обронила я, но в момент осеклась, закусив от стыда губу.

— Б***ь! — окоченела та в возмущении, гневно скривившись. — И про брата?

— Н-нет! — в ужасе замотала я головой.

— И не надо! — приказом. — Не хочу, чтоб Жора знал… из какого дерьма я вылезла! Хорошо? — не менее грозным требованием.

Обмерла я… не имея возможности до конца осознать, внять услышанному.

Но еще секунды — и покорно закивала.

«Дерьма»?

* * *

Сдружились. Волей, али неволей — но очень сдружились мы с Ритой. Она была тайной моей ниточкой с прошлым, с Рожиными… с моим Федькой, даже если и отрицала все это, скрывала и ненавидела. Даже если впредь я никогда не осмеливалась вновь о Них заговорить, Маргарита стала глотком свежего воздуха… в моей камере смертников, где уже выкачали кислород и вот-вот пустят газ.

А Леня только и был счастлив. Теперь он не нервничал, что я переживала, когда он отправлялся на свои «дружеские попойки», и даже на сих раутах больше не была обузой. Едва переступали порог заведения — как тотчас меня благополучно спихивали на мою «новую подругу» Риту, а сами отправлялись пробовать «новые сорта коньяка» (будто наизусть вы их уже не выучили!). Да и всего-то… из дорогих и «…стоящих, — как тот же Серебров и выражается, — раз, два и обчелся».

* * *

Но недолго счастье было. Не прошло и полгода, как Жора «устал» от постоянства, «рутины», «однотипности». А попросту, кобель ушел в загул.

И, что самое, наверно, страшное, обидное, Рита готова была ему это прощать. Да только… только Георгию сие не надобно было.

На следующий «раут» Матросов привел уже новую «пассию». Причем, судя по виду, еще моложе Рогожиной. Одна надежда, что Леня прав, и тот следит, дабы «девочкам» было восемнадцать.

Мерзкий ублюдок. Не зря меня от него тошнило. И что в нем такого нашел Серебров — непонятно, ведь по характеру и отношению к жизни — сплошная противоположность.

Часть Шестая. Преступление и наказание

* * *

А дальше… дальше и вовсе пришла беда на мой порог. Да только нет худа без добра: маски пали… и на многие ответы я получила уже окончательные ответы. Как говорится, ху из ху.

Как и боялся отец, так и свершилось. И пусть он удержался на должности, на работе (вопреки всем запретам врачей), за жизнь удержаться — так и не смог.

Малому только-только три года исполнилось, как пришла жуткая, убийственная (как для меня новость): Соколова Николая Артуровича не стало. Папы не стало.

И если я убивалась от горя потери (даже не смотря на прежние обиды и размолвки) столь близкого, горячо любимого человека, то… остальные пришли в шок от последующего за всем этим сюрприза — завещания. Покойный оставил распоряжение, согласно которому практически все отходило его новой жене Аннет и их маленькому сыну.

Я же (как я это для себя оправдываю) — уже пристроенная взрослая личность, и у меня есть муж, который всем меня и наших детей обеспечит, а потому — по нулям.

Вот только Леня никак не ожидал такого поворота событий. Как и мать, они пришли на оглашение «приговора» боярами, желающими получить если не всё, то львиную долю богатств, а ушли…

Да ладно вечно сетующая на отца мать сорвалась и начала его грязью полевать! Взорвался в негодовании и Серебров. Столь разъяренным и разочарованным в жизни я его еще никогда не видела:

— Вот теперь всё сходится! — бешено выплюнул мне спьяну в лицо, едва мы добрались после бара домой. — Ты даже папане на*** не нужна! Даже он считал, что ты глупая, бесполезная тварь, не стоящая ни копейки! Потому и спихнул! Потому и бросил вас! Ушел из семьи и матери вернул! А я, наивный баран, повелся: выгодный брак! Обоюдное преумножение! Стерпится, слюбится! Сколько придури, дерьма твоего терпел! И вот она — благодарность. Получите, распишитесь!

— Леня, не надо… прошу! — отчаянно взмолилась я, уже захлебываясь слезами. — Не при ребенке же, — попытка обнять малыша, как тотчас вырвался тот из моей хватки — и к отцу.

— Да пусть знает! — проигнорировал движение сына, но и не оттолкнул. — Каким дед у него оказался г**доном! И мать шл*ха! Небось, все знала?! Да?! Что болел, что осталось недолго?! Что дох*ра на больницы спустил! А остальное, — едкое, заливаясь сарказмом, — п*зде этой своей… Аннет, ***ть ее * **т! Да з**бали! З**бало все ваше семейство! И ты в первую очередь!