Вдох-выдох… И вновь закрываются веки.

Устала… от всего устала. А еще больше — от мыслей. А потому опять провалиться в сон.

Так или иначе… когда-то всему этому придет конец. В какой-нибудь форме, но придет.

* * *

Очнулась в больнице. Медсестры, уколы, капельницы. Мельком даже помню лицо отца, матери. Или это всё сон, или я сошла с ума?..

…а может, я всё еще еду?

* * *

И снова несколько суток (как оказалось), чтоб окончательно прийти в себя.

Областной город. Больница. И я — после операции.

Лопнувший аппендицит.

Как я добралась, как доехала; как сообразили и меня доставили в больницу, как вовремя прооперировали — никто не знает.

Одно слово у всех на устах: «Судьба».

Повторяла и я за ними, кривясь от смущения… Особенно когда приходилось пересказывать то одной соседке по палате, то другой, то третей… свою историю «узколобого, но везучего туриста».

Мама приезжала (что уже точно помню), проведывала — один раз, папа — три… да и то, только потому что тут, по месту. Один — удосужилась и Аннет, но так… мимолетом, передать фрукты. Что ж, и на этом… всем признательна.

Хотя… как по мне, так проще одной: меньше на нервы своей паникой действуют. Меньше ноют, что я такая «безответственная, глупая овца». И вообще, меня бы «по уму, надо выпороть, что не обратилась в больницу по месту, а еще и отправилась в такой далекий путь». Прилетело и медперсоналу из санатория, за их «халатность», хотя те, конечно, сразу заявили, что не их вина, ибо сбежала я «втихую».

В общем, выжила. А потому… и хватит елозить эту тему. Жива, почти здорова — а значит, и достаточно.

Надеть тапки, такие же розовые, как и вся моя остальная одежда (спасибо папе), набросить капюшон байкового халата на голову — и выдвинуться в сквер.

Сойти с ума же можно в четырех стенах. Да ладно бы дома! А то…

Пройтись под густыми кронами деревьев в сторону свободной скамейки — присесть.

Вдох-выдох. Уже и август.

Шустро лето пролетело…

* * *

— Девушка, а это не вас там все ищут? — обронила неожиданно мне мимо проходящая (мусор выносила та) санитарка.

— Кто? — обмерла я.

— Ну, медсестры. Не знаю, — пожала плечами. — Сходите, спросите… — махнула рукой на здание. — Просто, девушку всю в «розовом» спрашивали. — Усмехнулась: — А из таких… «однотонных» только вы здесь и есть.

Рассмеялась я пристыжено.

— Спасибо большое, — поспешно. Встать кое-как с лавки, кривляясь (хоть и не больно уже, но… еще неприятно, да и страшно как-то, вдруг что где… переусердствую).

Шаги в сторону крыльца. Но не успеваю даже приблизиться, как тотчас меня тормозит Алёна (медсестра из нашего отделения). Улыбается:

— Ну ты даешь! — замирает рядом. Ухватила за руку. Взор в лицо: — Там такой переполох из-за тебя наши устроили! Почему никому не сказала, что уходишь?

— В смысле? — оторопела я. — Ивановне сказала. Ну… той, которая из нашей палаты, у окна.

— Та, — скривилась девушка, махнув рукой. — Ты бы еще дворнику карту нарисовала. Пошли! Там к тебе приехали!

— Кто? — недоумеваю я. — По-моему, еще вчера со всеми аудиенциями управилась, — тихо смеюсь.

— Ну… видимо одного из виду все же упустила.

— «Одного»? — в ужасе повторяю за ней.

— Ага, — ироническое, дружеской издевкой. — Хорошенький такой. Был бы на пару годков старше, точно бы у тебя увела!

Мурашки по телу.

«Неужто Иван? Ну… ну не может же быть!» — возмущается разум.

А душа разрывается. Душа вопит… немо взывая, моля о том, что не смеет произнести вслух.

Зато грохочет смело сердце, отбивая своими стальными колесами по жилам такт: «Федор. Федя. Феденька…»

И вот оно, еще один шаг — и узнаю. У двери застыл в растерянности мой личный Инкуб.

Стоит, мечет взгляды по сторонам, что-то… кого-то высматривает, выискивает, нервно сжимая пакеты в руках.

Обмерла, встала я, как вкопанная.

— Ты чего? — запнулась и Алёна. Уставилась на меня.

А я молчу. Пропали звуки. Пропали вдохи. Сверлю Его взором.

Почувствовал. Увидел. Вперил и Он в меня взгляд.

Миг — и добрая, проказливая улыбка озарила его уста.

— А-а-а, понятно, — протянула девушка. — Ну, не буду мешать. Потом в палату. И найди меня, маякни, что вернулась. Хорошо?

Не сразу соображаю, а потому повторное ее, одернув меня за рукав:

— Хорошо?

Испуганный взор на нее — и поспешно закивала я головой.

— Чудики… — тихо рассмеялась та. Разворот — пошагала прочь.

Шорох — взгляд на Федьку. А Он — еще пару шагов — и уже замер подле меня.

— Привет, — громом… разрывая вперед мое сердце молнией на части. — А я тут тебе… это… покушать привез. А то мало ли… — тихо рассмеялся, отведя очи в сторону. Покраснели щеки. — Может, голодом морят.

— Морят, — невнятно мямлю.

— А? — дернулся.

Дрогнул и мой взгляд — глаза наши встретились, но тотчас мы, смущенные, осеклись.

— Морят, — выдавливаю из себя чуть громче.

— А, — рассмеялся.

Колкая, жалящая пауза…

Как много хочется сказать, но сил… духу не хватает. Да и не высказать всё… словами.

— Может, — внезапно отозвался, — пройдемся… по скверу? Ну, там… на скамью… присядем?

Робко закивала я головой, разворот — и пошагала.

Обнял вдруг, несмело… несколько раз замявшись, задергавшись, но всё же переборов себя. Сжал за плечи — притискиваюсь в ответ.

Еще ход, еще шаги — и обмерли. И снова задергались, как дураки, на месте, пытаясь уступить один другому, не мешать присесть.

Опустились на лавку. Почти вплотную друг к другу.

Зажатый, взволнованный Федя — а потому не сразу даже решается отставить в сторону свою поклажу. Но миг — выдох — и рядом с собой, по другую сторону взгромоздил пакеты на скамью.

Тихо, нервически рассмеялся. Взор на меня. Прокашлялся:

— Ну… — выстрелом звук, отчего в момент устремила взгляд на него (глаз коснуться не решаюсь). — Расскажешь… как ты до такого докатилась?

Виновато опускаю голову.

Острым лезвием самобичевания полосонуло по горлу.

Немотствую.

— Ну, чего молчишь? — и снова смущенно, сдавленно смеется. — Вань…

Пронзил звуком в самое сердце.

Решаюсь — отчаянным смертником: тотчас бросаюсь, прижимаюсь к Нему.

— Ты чего? — нервический смех. Обнял несмело за плечи, прижал к себе в ответ.

А слезы… позорные, выкрывающие слезы уже градом покатились по моим щекам.

— Вань, ты чего? — испуганно.

Попытка отстранить меня от себя, взглянуть в очи — но не поддаюсь. Сопротивляюсь — покорно уступает.

Миг — и еще крепче сжал в своей хватке.

— Что-то произошло, да? — цепенящая, пугающая тишина. — Ванесса, что случилось? — дрогнул, просел его голос от ужаса.

— Федя… если бы ты только знал… как я рада тебя видеть, — несмелым, запойным шепотом, молясь.

Обмер ошарашенный. Но секунды — и шепнул в ответ:

— Я тоже очень скучал.

Поднимаю очи. Немного отстраняюсь — поддается. Выдерживаю взгляд — но ровно настолько, чтобы сполна наполниться ядом… ненавистью к самой себе. Чтобы наполниться порохом для залпа.

— Федя… — горько, глотая слезы. Лицом к лицу.

— Да, Вань? — сжался невольно, предчувствуя ужасное.

— Я там с парнем познакомилась…

Заледенел не дыша, выжидает.

— Мы там… встречались. Гуляли… Целовались.

Казалось с каждым тактом, моим напором всё сильнее и сильнее всё трескалось внутри него, рассыпаясь на осколки.

— Чуть не переспали… — взрывом.

Ошеломлено еще сильнее округлились очи. Ожил. Невольно опустил голову. Молчит.

Едва заметные вдохи.

— Прости меня…

Сглотнул слюну.

Шумный, со свистом, вздох — и вдруг на уста силой натянул лживую улыбку. Взор в лицо. Глаза в глаза супостатами:

— Да че ты, Вань? — очи блестят, пронзая болью. Редко моргает. — Ты же взрослая… свободная, самостоятельная девушка. Сама вправе решать… с кем, как и когда…

Стиснул зубы, заиграв скулами. Отвел в сторону взгляд.

— Прости меня, — едва слышно вновь шепчу я, повесив голову, только и успевая глотать соленое послевкусие.

Убийственные, режущие мгновения тишины, перебивающиеся лишь шумным, тяжелым его, моим дыханием. Бешенным, грохочущим сердцебиением.

— А я это, — внезапно, попытка его состроить непринужденность, радость, былое настроение. Взор вновь мне в лицо. Дрожат губы. — Чего сюда…

Поддаюсь, перевожу очи на него, но все еще давлюсь позором, пряча стыд за ресницами.

— Ты же сказала две недели… — продолжил. — А тут уже и четвертая началась. Вот я и… к тебе домой зашел. Надеюсь, ты не против. У твоей мамы расспросил… что да как.

Молча, киваю головой. И снова повинным грешником склоняю перед ним голову — руби!

Не мучь, молю! Руби!

Внезапно движение, заерзался. Попытка встать — отстраняюсь, даю свободу — не препятствую.

Выровнялся на своих двоих.

— Поздно уже… пойду я, наверно, — скривился в лживой ухмылке. Еще миг — и коснулся моих глаз своим взглядом. Колкие мгновения — и не выдерживаю — отворачиваюсь, вконец испепеляясь от жара стыда.

— Ну да… — шмыгнула носом.

— Не плачь, пожалуйста… Вань, — тихо, несмело. Тревожно. Поморщился от неловкости. — Я еще зайду… на днях… Как получится. Может, в пятницу, или в субботу.