Лихорадочно закивала я головой:

— Да.

Обмер в удивлении, в рассуждениях. Вдруг шумный вздох — и странные эмоции рекой отпечатались на лице Виктора. Подошел ближе:

— Ника… — голос дрогнул. — Понимаешь… — несмело. — Бывает так… когда дел по горло… и уже не заморачиваешься, просто физически не успеваешь, да и морально… сил не хватает… вникать в детали. В общем, — скривился. — Есть проблема, есть решающий и способ решить — и ты просто даешь добро, не задумываясь о средствах, способах… о нюансах, лишь бы был результат. На войне… как на войне, сама понимаешь. — Нервно сглотнула я слюну, молчу, внимаю каждому звуку. — Так и Мирашев. Пришел Мазур… выдал: так и так, вот такой, мол, расклад, такие терки. Мира и одобрил: твой подопечный — ты и решай. Он же не думал… что тот так далеко зайдет. А, тем более… что был неправ.

Хмыкнула я, опустив взор, осознавая нечто большее, чем этот мне врет:

— Он же не думал, — отваживаюсь на правду. Глаза в глаза: — Что я окажусь ему нужна. Была бы какая другая на моем месте — ему было бы похуй… кто кого и как размотал. И за что. Верно? — язвительно улыбаюсь, сама не зная, почему не хочу признать обеления, хотя сама же внутри, в душе всячески сейчас оправдываю, и всегда оправдывала Мирашева.

Вдруг шаг ближе — и коснулся моих плеч. Вздрогнула, но не оттолкнула, не вырвалась. Опустила лишь голову — жду:

— Ника… Мира знал… только что Мазур с Рогожиным в каких-то контрахнаходится. А что и почему конкретно — нет. Да, ему было по… похрен. И да, он знал… что Мажа будет давить на Федора, но как именно и как далеко это зайдет — тут уж… сама понимаешь: исключительно Валентина политика и решение.

— Он бабло, бизнес у него хотел отжать, — резко, давясь обидой, злобно в глаза рявкнула. — В самый подлый, мерзкий способ! Крыса гнилая!

— Я его не оправдываю… Но ты думаешь, мы святые? Рожа твой? Мирашев?

Пристыжено опускаю очи.

— Все мы — гандоны, если на свет покрутить. А вплотную — то ниче, вроде как, жить можно… Вон как Ритка твоя… за него держалась. Небось, так же, как и ты… за Миру. А ведь есть те, кто ненавидят его, твоего Мирашева. И если ты его прощаешь — то остальные нет. Ты уверенна… что хочешь его найти?

Резво устремляю взор в очи. Твердо:

— Да. А если я ему не нужна — то пусть сам мне это скажет!

— Ну, тогда по коням… — качнул головой, выпуская из своей хватки. Язвительно ухмыльнулся. — Устроим вам очную ставку.

* * *

Рогожина Майоров отказался с собой брать, потому уговорила Федьку одного ехать обратно, домой к себе, на такси. А мы — в Виктора тачку — и в неизвестном мне направлении. И пусть… было страшно слепо верить этому человеку, вероятность увидеть Мирашева, убедиться, что тот жив… перекрывала всю трусость. Да и грела мысль о пистолете Мирона, про который я вовремя вспомнила и, перепрятав из сумки в карман, взяла с собой.

Если че, стрелять буду… не щадя и не глядя.

* * *

Какое-то странное, полуразваленное, заброшенное здание на краю города.

А там и вовсе — спуститься в подвал и серпантином лабиринта, порой протискиваясь между жуткими компашками, судя по виду, шалав и наркоманов, послушно семенить за Майором.

Еще немного — и откинув ширму из серой, непрозрачной уже от пыли и прочей грязи, клеенке, зашли в небольшую комнату. Почти все пространство и занимало: диван угловой, разложенный, да круглый стол, на котором валялись пустые бутылки из-под алкоголя, недопитая минералка; стояли стаканы, полная пепельница окурков, разбросаны остатки еды (что на тарелке, что на газете сальной).

— Ну, чего смотришь? — гаркнул вдруг Виктор и кивнул на одного из спящих «полутрупов». — Забирай, коль еще нужен.

Кольнуло осознание… ужас вперемешку с радостью, захлебываясь психопатическим взрывом облегчения. Живо кинулась вперед. Сложно было узнать в зачуханом, замученном, грязном, заросшем (небритом), отъявленном бомже (разве что одежда, костюм на вид, вроде как, дорогих марок)… своего Мирашева. Присела рядом, но едва только потянулась к нему, хотела коснуться лица, как в момент дернулся и дико взревел, практически не открывая век:

— Ушла, Сука! — ударил, пнул меня от себя, отчего не удержалась на краю — и тотчас грохнулась на пол. Взвизгнула невольно, чебурахнувшись об стол.

Спешно подскочил ко мне Майор, подхватил под руки и помог встать. Застыла я в растерянности. Не могу понять, что… почему. И как дальше (а это чудовище лишь причмокнуло смачно — и перевернулось набок).

Вдруг резкий выпад Виктора, уверенное движение — и схватил со стола бутылку с минералкой. Быстро открутил пробку — и перевернул над спящим Мироном, бесстыдно поливая, выливая воду тому на моську. Задергался, замахал руками, прикрыл лицо, встревоженный, но явно еще сильно пьяный Мира, грозно запричитав, давясь матом:

— Сука, блядь! Какого ***?! Я сейчас встану и кого-то вы**у стволом!

Еще миг — последние капли и, вытер, стер остатки воды с рожи. Попытка ровнее сесть (не то лечь, опираясь на спинку дивана) и навести фокус на нахала.

Невольно пошатывая головой, будто болванка, уставился поочередно — то на меня, проморгался, то на Майорова. И снова на меня:

— О-па… пи***ец. С белочкой прискакал… — вдруг рывок, усердия — и махнул отчаянно рукой передо мной. Рявкнул (язык заплелся): — Уйди, е*-**ный глюк!

— Сам ты глюк! — гневно рыкнул Виктор и стукнул, пнул ногой об его ногу. — Давай, раздупляйся — и домой поехали.

— Не поеду! Тут теперь мой дом! — обижено надул губы, что барышня. Вдруг стремительное движение — и, гравитации спасибо, перевернулся набок — плюхнулся, соскользнул со спинки на сидушку. Уткнулся носом в обивку — и смачно засопел.

И снова отваживаюсь — присела рядом. Пытаюсь повернуть, заглянуть Мирашеву в лицо. Подалась ближе и, давясь жутким амбре запойного перегара, несмело позвала:

— Мир… Мирон…

Вздрогнул. Тотчас распахнул веки. Пристальный взор мне в глаза. Поморщился.

Не ударил, не столкнул, как прежде. Напротив — вдруг движение руки и махнул перед моим лицом:

— Вот же, блядь, настырная какая… — и обмер, покорно зажмурившись. Шумный вздох.

Навалилась я ему на грудь, едва ли не прижимаясь своими губами к его:

— Мирон! — отчаянно. — Ты меня слышишь? Поехали домой…

Гыгыкнул вдруг:

— И тяжелая… — и снова открыл очи. Взоры сцепились. За густой щетиной сложно было различить ухмылку, но уголки глаз поморщились, а в зенках заплясал знакомую чечетку не менее знакомый бес. Дрогнула рука — коснулся меня — провел по волосам: — Но красивая… даже лучше, чем на фотке.

— Дурак! Я настоящая! — немного помолчав, подавляя в себе бурю жутких чувств страха и горечи. — Ну… поехали домой, прошу.

— Нет, — коротко, но не столь уже категорично. Зажмурился, голова склонилась набок. Засопел.

— Ладно, — громом послышалось где-то за моей спиной. — Отойди. Видимо, совсем только недавно догнался. Так дотащим…

Подчинилась.

Закряхтел, засопел Виктор. Ловкие, возможно, привычные движения — и подхватил под руки. Рывок — и выровнялся на ногах, кое-как удерживая рядом с собой анабиозного Мирашева.

Кивнул головой на выход:

— Придержи клеенку…

* * *

— И часто у него такое? — осмеливаюсь я на вопрос, когда наконец-то приехали домой (в квартиру Мирашева), и дотащили это тело до кровати, взгромоздили на постель.

Скривился Виктор. Жуткая, жалящая тишина…

Глубокий вдох — и решился. Взор мне в глаза:

— Второй раз. А первый… хуеву тучу лет назад был, когда батя его умер. Мы тогда его неделями из запоя выводили, то и дело, что по подвалам да по притонам отлавливая. Хорошо, что никакая тварь его спьяну на наркоту тогда не присадила, а то были бы дела…

— А сейчас? — от испуга дрогнул мой голос, кольнуло сердце.

— Нет, вроде… — протянул, поморщившись. — Да и он это дело, вообще, так-то ненавидит, — скривился. — У него несколько хороших товарищей… по этой причине «ушло» — потому, — еще усерднее замотал головой, — никак не приемлет. Если видит, что наши кто — сразу: или лечиться, или с вещами на выход. — Хмыкнул вдруг, на мгновение спрятав взгляд: — Он так и Маже, в свое время, жизнь спас… Так что нет, — взор около задумчиво. — Ладно! — шумный вздох. — Крягу вызвоню. Вечером, или когда он там сможет, приедет — прокапает. А пока сейчас продуктов принесу, воды, да прочее — самое необходимое. И, как немного отойдет, переодень да помой его, — скривился, кивнул головой на сопящего Мирона. — А то, блядь, что с помойки притащили. Еще не хватало, какую болячку к вам в дом занести…

* * *

— Майоров! — окликнула я Виктора, стоя у входной двери, едва тот уже стал спускаться по лестнице.

Покорно замер. Обернулся:

— Да?

— Прости меня за все… что было.

Улыбнулся (как-то добро, понимающе, благодарно):

— То ли еще будет. Мы с ним плохие мальчики, — рассмеялся, тотчас закивав головой.

— Спасибо тебе за все…

— Это тебе… спасибо. Что не отказалась от него. Наверно… ты первая.

Обмерла я. Нервно сглотнула слюну:

— А ты?..

Ухмыльнулся:

— Меня-то дела с ним еще держат. А тебя что?

Смущенно опустила взор.

— То-то же… Хотя да. Ты права… Прежде всего он мне друг. И я рад… — осмеливаюсь вновь устремить взгляд ему в глаза, отвечает тем же, — что он наконец-то нашел… того, кто любит его, и кого он любит. Берегите друг друга.

Подмигнул дружески — бойко разворот.

Побежал, пустился по ступенькам на выход.