Так что… живем, как живется.

* * *

С магазинами — пока все глухо. Хотя часть средств Федор все же смог реанимировать, сделав кое-какой возврат (спасибо своим же старым связям). Снимать квартиру — пока не снимал, хотя уже активно искал, подбирал варианты, что поближе к старому офису… да подешевле. Принять помощь от Мирашева не желал ни в каком виде, а Мирон за спиной уже ничего не хотел делать, говоря, что Рожа не маленький: «Выросли зубы — пусть охотится и грызет: либо свежее мясо, если не растерял сноровку, либо, как и большинство, — дожевывает за остальными, обсасывая кости, трусливо забившись в угол».

Давить, требовать… или еще чего — я не собиралась, да и не хотела. Ведь прав: чай, не маленькие… оба. Сами разберутся. Мне хватало и того, чтоб учиться приспосабливаться к накатам волн нервозности моего суженого-ряженого… и, ко всему, думать… что, как и когда… со свадьбой. Точной даты не определили, и даже заявление пока не подали. Но дело даже было не в этом, и не в Мироне, а во мне — я еще не готова… к таким резким переменам. Мне пока с головой хватает возвращения Рогожин и их с Мирашевым тихой войны.

* * *

И снова ночь, и снова мой кавалер уламывает меня«…поделиться с ним радостью на мягкой, удобной кроватке, а не на мерзком, твердом полу».

— Либо так, либо на бочок — и баньки, — паясничаю я, заливаясь ехидным смехом.

— Ну… тогда уж ты будешь лежать на полу, а я сверху, — гыгыкнул.

— Размечтался, — треснула его по носу. — Я — дама нежная, мне нужно свои бока беречь!

Едва только постелили плед, стащили с себя всю одежду и принялись за шальную прелюдию, как тотчас забренчал телефон. Взвыл отчаянно мой зверь, не желая отрываться от «долгожданного» пиршества, но дела… дела всегда (почти) были на первом месте.

А потому в очередной раз облизал, укусил мою грудь — и вынужденно отстранился.

— Слушаю, — грозное. Отчего даже еще притягательнее стал мой «герой». Не выдерживаю — и подползаю к нему на четвереньках. Прижимаюсь поцелуем к запретному месту, творя безобразие. Вздрогнул, не выдержал — застонал обличающее, отчего в момент прокашлялся, давясь неловкостью. — ДА ЛАДНО! — внезапно. Силой остановил, отдернул меня от себя — подчиняюсь. Заледенела я в ужасе, видя… распятое шоком лицо. — И ГДЕ? — едкое, кислотное… — враз побежали мурашки по всему моему телу. Узнала я эти нотки в его голосе. А там и вовсе в глазах моего демона заплясал разгорающийся шальной огонек, а на устах расплылась психопатически-вожделенная ухмылка.

— РО-ГО-ЖИН! — неожиданно завопил на всю глотку. А меня — словно током пронзило. Мигом обошел сбоку, за белье, брюки — и спешно принялся одеваться Мирон. Буквально секунды — и уже стоял, почти как на параде, разве что финальные пуговицы рубашки застегивая.

Живо спохватилась и я — напялила на себя его домашнюю футболку.

Семеню следом за ним в коридор. Стоит уже в растерянности у двери Рожа, глаза заспанные потирает:

— Че орешь?

Гыгыкнул Мирашев и залился еще шире маниакальной своей ухмылкой:

— Зубы наточил?

— Че? — нахмурился брат, вовсе не понимая.

— Мазура, говорю, нашли. Готов рвать суке глотку?

* * *

— Да оставьте его! Ну, чего вы лезете? Ну, сбежала крыса! Зачем опять вляпываться в д*рьмо из-за нее? — горько причитаю, отчаянно перебирая ногами по ступенькам за этими двумя. Вдруг резко по тормозам Федька. Взор мне в глаза — а на устах… странная улыбка:

— Некит, ты серьезно? — а в глазах… узнаю: тот самый блеск, что и у Мирашева в очах в такие моменты…

«Точно такой же, — грохочет приговор. — И крови на его руках… будет не меньше», — замирает в ужасе сердце.

* * *

И пусть мне мой «без пяти минут муж» строго-настрого приказал оставаться дома и запереться за семью замками, подчиниться… в этот раз я не могла.

Услышала. Каким-то странным, судьбоносным образом… что, где и почему из телефонной речи собеседника я не то что не запомнила, а даже и не уловила, а вот адрес — адрес тот еще как. Причем, даже знаю, где это: неподалеку от нашего универа, за семейной общагой…

* * *

Одеться. Открыть сейф. Взять немного денег, забрать пистолет Мирона (спрятав в сумку) — и вызвать такси…

Не знаю почему, но там — я должна быть. Должна видеть лицо того, кто все это сделал с нами…

…и окончательно решить: остановить Палачей, или самой… сделать так, чтоб этот кошмар, а верней, его «блюститель» — исчез навсегда.

* * *

И было страшно. Жутко… и я не знала, что творю. Все было в каком-то странном тумане. Дрожь пробирала конечности, доводя до откровенного лихорадочного пляса. И если придется достать ствол и стрелять — не факт, что это мне будет под силу: и как бы уже самой не пасть жертвой обстоятельств.

Глубокие, шумные вздохи, как роженица между схватками, — стараюсь не думать обо всем этом.

— Девушка, вам плохо? — метнул на меня удивленный взор водитель через плечо.

— Тошнит слегка, — не вру. — Но ничего страшного.

— Нет, ну вы тут это… — задергался, замельтешил тот.

— За чистку салона оплачу, если что… — гаркаю злобно.

Дура, и надо было такое ляпнуть?! Хоть бы… нигде не высадил с перепугу по пути, а довез до цели…

* * *

Вкусные чаевые — и водитель готов был даже меня ждать обратно.

— Нет, благодарю.

Отыскать нужный подъезд — и нырнуть в него. Попытка сообразить, на котором этаже злосчастная квартира.

Пешком, по лестнице — так вернее.

Еще несколько пролетов — и обмерла у старой, коричневой, оббитой слоем дерматина, двери.

И что теперь?

Пробивает током мою голову страх. Задыхаюсь. Холод хлещет, хуже мерзкого барина, по спине плетью.

Но момент — и касаюсь железной ручки. Несмело надавила вниз — рыкнуло полотно, взвизгнули петли.

— Ты че, не закрыл? — слышу шепот, различаю, узнаю голос Мирона.

Шаги неуверенно внутрь — и тотчас подлетел, преградил мне путь Рогожин. Оторопел от ужаса, осознав, кто перед ним, замер в растерянности — и сказать ничего не может. Не дышит.

Или это я его уже так сильно игнорирую — взор мой прикипел к кровавой дорожке, что усердно вела от самого порога — в комнату.

— Кто там? — вновь слышу Мирашева, звук наперебой с каким-то не то храпом, не то свистом, воплем.

Страшно, жутко, но иду, семеню за багровой нитью кошмара.

Момент и замираю на пороге — осматривая оживший ад.

Окровавленный, до месива избитый, Мазуров лежал на полу, забившись под диван, а рядом с ним сидел на корточках задумчивый, встревоженный «незваным гостем», но довольный… Мира с окровавленным ножом в руках.

— Это еще че за хуеня?! А ты каким р*ком тут?! — бешено завопил, вмиг сорвавшись на ноги. Стремительный ход ко мне, но силой отталкиваю — смотрю, вглядываюсь в лицо своему супостату, изуверу, который так усердно, наперебой с (уже ныне покойным) своим товарищем пробовали меня на вкус всевозможными способами…

…и не знаю, ничего не могу понять, что у меня сейчас внутри: и ни страх, и ни жалость, и ни ненависть, и ни желание отомстить — пустота. Еще миг, еще один взмах моих ресниц — и потекли по щекам пресные слезы.

Я… не знаю…

Вдруг шорох, стук в коридоре, звон ключей извне.

— Ты закрыл двери? — кинул вновь взволнованным шепотом Мирон Федору.

— Да.

Шумный вздох. В момент ухватил меня Мира за плечи и прижал к себе. Оттащил к стене. Аккуратно оттолкнул в сторону, пряча себе за спину, — покорно поддаюсь; достал из-за пояса пистолет.

Спрятался с другой стороны от входа в комнату и Рогожин.

Испуганный взор мой позади себя — лежит, сопит Мажа, вздымается лениво его грудная клетка… но глаза закрыты.

Жуткие, убийственные секунды выжидания, жалящей тишины. Скрип пола. Неуверенная, тихая, мягкая чья-то поступь… Еще момент, заворот «визитера» — и отчаянный, ошалевший девичий визг раздался на всю квартиру, расходясь звонкой луной. Резво кинулась та к Мазуру.

— СТОЯТЬ, блядь! — огорошивая всех нас, бешено завопил Мирашев, наведя уже на нее ствол.

Дернулась идиотка, словно от огня, в сторону, невольно завалившись на пол около избитого. Стремительно обернулась к угрозе… К нам… лицом.

— Дура… беги, — послышалось сычом шепот полуживого Валентина.

Окоченела я от прозрения. Казалось, в этот миг сердце мое встало.

— А вы, блядь, что здесь делаете?! — неожиданно, откуда-то глотнув смелости, завопила эта больная — усердие подняться.

— Сидеть, Сука! — рявкнул на нее Мирон, тщательней прицелившись.

— Да пошли вы нахуй! — завизжала эта тупорылая скотина и кинулась к Мазуру. Обняла за плечи и попыталась заглянуть в лицо. — Хороший мой, — лихорадочно принялась гладить его по голове. — Ты живой? Ты как? Я сча скорую вызову!

— Да, ебать тебя нахуй, ты, что ли, бессмертная?! — заорал, ошалев, Мирашев, окончательно слетая с катушек.

— Это вы с ним сделали, уроды?! — метнула на меня, на Федьку отчаянный взгляд. — суки убогие!

— Да я тебе сейчас черепуху снесу, пизда ты тупая!

Гребет, не слушает, пытается то ли посадить Мажу, то ли куда-то тащить.

— Ну, блядь. Сама напросилась, — живо снял с предохранителя ствол. Похолодело у меня тотчас все внутри. — Свалила от него, Сука малолетняя! — в глазах запылал приговор.

— Слушай, остынь, а?! — послышалось грозное Рогожина.

— Ты че творишь, Мирон? — заступаю и я наперед. — Это сестра моя, Ритка!

— Да мне похуй! — завопил уже мне в лицо Мирон. А я смотрю на него — и не узнаю. Да и не он это вовсе: кто-то иной, кто… казалось, и меня едва различает, осознает.