— Переспи со мной, — взволнованное, горькое, с опаской. Замер. Пристальный, изучающий взгляд мне в лицо.

И вдруг гневным, озлобленным рыком:

— Ты жрать готовить хотела?! Вот и иди, — кивнул в сторону кухни, — готовь!

Отвернулся. Поспешно смыл мыло с рук.

— Пожалуйста… — отчаянно, едва различимым шепотом обронила я.

Вдруг резкое движение, выпад — ухватил меня за локоть — и куда-то потащил. Поддаюсь невольно. Еще миг — и затолкал, зашвырнул в спальню. Захлопнул дверь… между нами. Шорох, стук. Попытка моя открыть, сдвинуть полотно — тщетно — пружинисто подалось обратно.

(М и р а)

Захлопнул я дверь за этой сумасшедшей — и тотчас осел, прижавшись спиной к деревянному полотну, давясь целым клубком беспредельных, не менее сумасбродных чувств.

Сука! Черти что…

Вот что ты творишь?!! Идиотка!

Давление — попыталась сдвинуть между нами преграду, вырваться — не даю. Усердней сопротивляюсь. Послышались тихие всхлипы… Зов…

— Мирон! — отчаянное.

М*ть твою! Шумный вздох — и закрыл я уши руками, дабы еще больше не испытывать ни себя, ни судьбу.

Я же не железный! Что. ты. творишь?!

И так, блядь, каждую ночь, едва вырубается свет и чувствую ее рядом в кровати… вопреки всем доводам рассудка… ст*як, как у школьника… и, Сука, ночные поллюции — на утро шикарный привет. Уже скоро завою. В играх уже, как прыщавый задрот, сублимируюсь — похуй. И давалку бы уже какую себе организовал… да, блядь… не то всё это. Не поможет… ведь даже не тянет…

А она еще такое заряжает.

Как пить дать, сорвусь. Сорвусь — и пи**ец всему будет. Не лучше тех сук стану…

Нервно сглотнул скопившуюся слюну.

— Выпусти меня! — нелепое блеяние стало более разборчивым, но не менее жалобным.

блядь! И эта баба под колеса машины кидалась, спасая свою честь…

Жесть.

Живо срываюсь на ноги. Еще одна ее попытка открыть дверь — поддаюсь. Шаги на меня — ловлю за руки. Потащил за собой.

— Ты че удумал?! — испуганно визгом. — Мне больно!

— Отлично! Может, протрезвеешь!

Еще ход — и затолкал в ванную. Отбивается, орет, матом садит. Врубить воду — и засунуть ее больную голову под холодный душ. Струями дождика да прям в лицо, приводя в чувства ледяными шпорами.

Еще мгновения сопротивления — и расслабляю хватку. Отпускаю идиотку. За шкирку — и в коридор. Толкнул слегка в сторону спальни — подалась по инерции, захлебываясь остаточными рыданиями.

Криком ей вслед:

— И смотри мне! А то сейчас еще и таблетками накормлю!

…

Захлопнуть дверь за собой. Присесть на край ванны. Утопить лицо в ладонях — и бешено зарычать.

Пиздец. Это простопиздец! Такими темпами я не то, что свихнусь, но и пулю в лоб себе пущу. Это уже перебор какой-то… Пере-дози-ровка.

…

Включить вновь душ. Раздеться — и самому нырнуть под холодную воду, хоть как-то гася свою ярость… и вожделение.

(М и р а)

Одно полотенце — завязать на пояснице, а вторым приняться усердно вытирать голову. Шаги в коридор. Взглядом скольжу по сторонам, выискивая свою шальную. Шорох где-то в спальне. Живо туда — и обомлел.

Голая… что не есть… стояла посреди комнаты передо мной.

Нервно сглотнул я слюну, окончательно понимая: пиздец, конечная точка.

(Н и к а)

— Ты чего, блядь, там нализалась?!! — бешено взревел на меня, пойдя тараном — отчаянно, испуганно попятилась я, пока не уткнулась в кровать. Обмерла перед демоном, невольно дрожа. — С *** ли тебя так таращит?! — исступленно.

Слезы позором моим проступили на глаза, но еще отчаянно держусь:

— Пожалуйста… — тихо, смертником.

Окаменел. Не моргает. И даже не дышит. Побелел от ярости.

Срываю зверя с цепи: несмелое движение руки — и раскрыла ладонь, являя презерватив.

Вздрогнул, будто током его кто долбанул. Округлил очи:

— Откуда?! — не сразу нашел силы на звук.

— Купила, — тихим, осиплым голосом.

Жгучее, убивающее мгновение — и внезапно дернулся, схватил его. Нервно сглотнул.

— А где остальные?

— В… в тумбочке, — запнулась я в растерянности. Мурашки пошли по телу. Невольно прикрылась, скрестив руки на груди. Взглядом слежу — подался в указанном направлении. С грохотом открыл и достал всю пачку. Вдруг резвый, уверенный ход. К шкафу, к сейфу. Поспешно ввел код — и открыл дверцу. Миг — и запестрел в его руках нож. Усердное, кривляясь, движение — и пробил каждый поочередно. Швырнул мне в лицо — вздрогнула, отдернулась машинально.

— Держи. Наслаждайся, — с презрением. — А как закончишь здесь… приходи. Пожрем хоть наконец-то.

Разворот — спрятал столовый прибор обратно, захлопнул дверцу — и стремительно долой, в коридор…

— И почему этим Сукам везет больше, чем мне?! — отчаянно, горько, криком ему в спину.

Окаменел.

Мгновения, дабы переварить услышанное. Обернулся.

— Не понял?! — очи округлены. Злобно скривился: — Че?

Давясь слезами, добиваю окончательно, взрываясь криком. Глаза в глаза:

— Неужто я настолько омерзительна, что меня можно трахать только насильно, спьяну, причиняя боль и увечья? Да что ж я вам всем такое сделала… что вы готовы меня только за патлы таскать и унижать? С дерьмом мешать? Как вы еще членом меня касаетесь?! Хотя нет, — психопатически рассмеялась я вспышке воспоминаний. — Кое-кто все же был покреативнее…

Вдруг ход — уверенные, наливаясь приговором, шаги напором. Ухватил за плечи — и попятил. Поддалась невольно.

— Стой! — захлебываюсь воздухом. Волосы, казалось, зашевелились у меня на голове. Кровь заледенела в венах… а сознание пробили иглы… понимаем того, что сейчас свершится. — Не надо! Не так!

Но уже ухватил за руки — и сдавил до боли, тотчас повалил на кровать.

— Мне больно! — визжу я.

Живо раздвинул мне ноги, протискиваясь наваливаясь на меня сверху. Сорвал с себя полотенце.

— Не надо, стой!

Но еще напор, натиск — и ворвался, вошел в меня… взрывая вселенную в эксплозии. До боли, до жути… до приговора неизбежности и рокового крушения.

(М и р а)

Завизжала. Дико завопила тотчас подо мной, невольно приводя тем самым меня в чувства. Будто кто жидким азотом обдал. Обмер я в ужасе, наблюдая, впиваясь взором в искаженное от боли, страха, трепета лицо… той, которую я больше всех оберегал… и которую только что так жестоко предал.

Дернулся, мигом вышел из нее. Отстранился. Спешно скрутилась та в клубок, поджав под себя ноги. Нос уткнула в подушку и еще сильнее завыла, давясь рыданием и жуткими, убийственными словами, которые я и сам себе повторял: «ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?!».

Скатился мой взор невольно вниз.

«блядь!» — нервно дернулся я, завидев кровь ее на себе.

Сука…

Зажмурил веки — и замер, окоченел так, не дыша.

Пиздец. Свершилось.

Всего, чего так жутко боялся, — свершилось. Натворил.

Хотелось просто сдохнуть в этот миг — тщетно. На глаза проступила позорная влага.

Осел я на кровать. Растерянный взгляд около.

Шумный вздох.

Встать — шаги на кухню. Достать с полки пачку сигарет, зажигалку — и прикурить.

Плачет, ноет — даже здесь слышно. И я, Сука, вторю ей. Тихо. Без слез. Но так же… отчаянно и малодушно.

Предал.

Не так ее — как себя. Всё… ради чего старался — все пустил к **ям собачьим!

Пиздец всему…

Хуже тех уродов. Сука я. Сам просил верить! Обещал беречь! И сам же… как эти же твари. Силой, блядь, ее взял…

— Сука! — сгреб всю посуду нахуй на пол — зазвенело, заплясало, разлетаясь на осколки… как, еба*ь его * ***, и моя жизнь!

«ЧЕ. Я. НАТВОРИЛ?!» — вторю вновь ей, что временами, будто лезвием режет меня своими глухими, невнятными причитаниями.

Урод конченный!

ПИЗДЕЦ!

Затяжка-выдох… и прокашлялся, давясь излишним количеством дыма, будто он способен унять раздирающую в груди язву.

Гнида чертова!

Живо потушить окурок — и швырнуть в раковину.

Шаги в комнату — уже немного стихла. Все еще вздрагивает, временами давясь удушливыми спазмами, всхлипами.

Присел около кровати на пол. Виновато повесил голову на плечах. Почесал затылок и тотчас изнеможенно содрал с лица напряжение, эмоции.

Сука!

…и че сказать, блядь?! Тупое «Прости»?!

Нож дать — да пусть гасит?!

Печально рассмеялся я сам над собой: так еще, блядь, себя захуерит.

ДУРА! Какая же она… ДУРА!

И я — ничуть не лучше. В сотни раз — мудак.

— Прости, — несмело отозвался, сам не веря, что это имеет хоть какой-то смысл… для нее. Ниче не понимаю… что делать, что говорить. Куда дальше… двигаться, из того тупика, куда мы пришли. Куда я завел.

Молчит, только писк стал сдержанней, стыдливо-трусливый.

Продолжил:

— Ты меня… тоже пойми. Мне тоже тяжело! — горько, еще сильнее пряча взгляд, топя где-то в дебрях шерстяного ковра. — Я тебе уже говорил: для меня это… дико вот так… о ком-то заботиться. Знаю, что не просила! — сам себя перебиваю, будто чуя ее спор. — Но… — Немного помолчал… — Я если когда что и делал, то только для чего-то. А если добрый какой от скуки жест, то как попало, не заморачиваясь. А тут… вроде, и стараешься изо всех сил… от чистого сердца — и ни *** не получается. Лажа полная какая-то выходит. Нервы… ни к черту. И ты еще… дразнишь, бесишь. Совсем не помогаешь, а наоборот — все только… — учтиво не договорил, смолчал. — Прости меня, — приговором. — Я не хотел. Но да… сделал.