Ольга Резниченко - Вето на будущее

Не срослась ни наша дружба, ни взгляды на жизнь.

Так и теперь.

Рожи нет — и для меня всего того мира… больше не стало. Поистине, сиротой себя впервые отчетливо почувствовала…

С Риткой общение натянуто, нехотя… да и то, когда приезжаю к родителям на каникулы. В остальном же — живу здесь, в областном центре, где и учусь в университете. С подругой (с одного факультета: она — журналистка, я — перевод) снимаем на двоих квартиру.

Черт… год. ГОД… как я уже окончательно одна.

Хотя, чего таить? Дороги наши с Рожей разошлись гораздо раньше… (просто, что окончательная точка поставлена лишь теперь). А так… да. Повзрослели — и тучи заслали наш горизонт: ему где-то шестнадцать, мне — пятнадцать… Я — к нему, а он — от меня. У него новые друзья, серьезные дела… Даже не знакомил ни с кем из них: запретная зона. А вот дома все, как прежде, Рожа — мой Рожа: обнимет, по-братски приласкает, поцелует, с учебой поможет, советом где… Но, как только за порог, — словно и не мы… делили беды и радость напополам, «защищали друг друга от шальной, бандитской пули», словно не мы кровь проливали вместе… и носы ломали врагам.

Черт, я до сих пор не пойму… Как так? Буквально в один миг, в один вечер. Новая компания, новые варианты… и всё — Некит, отойди в сторонку, не для твоих ушей, ума, понятий.

Так я и зависла с тех пор. Вот уже и восемнадцать мне стукнуло, а я всё еще стою в сторонке… и жду Его. ЖДУ, пока он придет и снова позовет, заберет, пустит в свой мир дружбы и братства. В душу. Да только — глупо. Отныне — глупо: закрыли его за разбой. Статья 162 УК ч. 2 и 3: «…нападение, в целяххищениячужого имущества, совершенное с применениемнасилия, опасного для жизни или здоровья, совершенный группой лиц по предварительному сговору… с применением оружия… и с незаконным проникновением в «иное хранилище»». Семь лет. Как с куста… Сука, СЕМЬ ЛЕТ! Минус полгода… отбытых в СИЗО — и вот он… срок на двоих, который так любезно заработал нам Рожа. Он — там, за решеткой. Я — здесь, «в стороне»… под серым, пустым небом.

Ничего даже не объяснил, не сказал. Только… «прости».

На суды не ходила — не смогла, но и Федька не хотел: говорил матери, что тяжело ему их, всех нас, видеть. Просил не являться — что мы покорно, как те тупые амебы, и исполнили…

Жалею ли? Жалею… Сейчас жалею, что так поступила. Но верни время обратно — и опять бы не пошла. Да что там? Я и писем-то не пишу. Как и он уже мне…

Не могу… Не могу его простить. СЕМЬ ЛЕТ!

…РОЖА! ЗА ЧТО?!!

Второй курс. Еще только второй курс, а я уже всё здесь ненавижу: начиная с учебы и заканчивая последней тварью, что здесь «обитает». Хотя… ненависть эта, скорее, и не к ним, а к себе… родимой.

Как началось мое прозрение… на выпускном (своей, моей никчемности, ненадобности… ошибки существования) так и продолжается по сей день — мало мне моих доводов, еще и остальные не отстают: каждый норовит сие подтвердить, втолковать, вбить в мою дурную… беспросветную голову, окрестить сознание столь вопиющей истиной.

Выпускной. Третье черное пятно на кинопленке моей жизни: приплюсованное к кадрам Её похорон и Рожи приговора…

Буквально за пару недель до того, как менты Федьку забрали… у нас в школе начался ажиотаж по поводу выпускного: определение, распределение, репетиции, сбор средств. Рожа к тому времени после девяти классов пошел учиться в ПТУ, а потому его всё это не коснулось. Конечно, с парнем я никаким не встречалась на то время — куда мне, Некиту? Да и ухажеров, явных воздыхателей, тоже не наблюдалось… Может, конечно, кто и косился на меня — да я не замечала. Мне было не до этого: учеба, Рожа… и те редкие моменты, когда мы всё же вместе выбирались во двор (а вернее, наши «владения», карта «выджигериваний» распространялась минимум на парочку микрорайонов) и отжигали… не по-детски.

Так что вопрос особо и не стал между нами. Вопрос, ответ на который удивил, конечно, батю, матушку и Ритку… но не меня. Прочитав в очередной раз мои мысли, Рожа четко и с порога: со мной пойдешь. Вот мой кавалер на выпускной.

Кто же знал… что, когда я впервые за столько лет облачусь в красивое платье (цвета бордо)… ты, мой верный друг-товарищ-брат… будешь сидеть под семью замками и мерить мыслями скудное… наше, о котором столько грезили… «светлое будущее».

Когда буду сидеть в углу… пьяная — и рыдать, осознавая окончательно, что я осталась одна. Что ничего хорошего… тебе не светит.

И даже когда… эта тварь, гнида, ублюдок… со мной, всё что хотел сделал, когда бросил рыдать на кровати… окровавленную, под цвет багровых ошметков своего некогда битого лоском платья, захлебываться слезами и дурманом вина, что ядом сейчас растекался по моим венам — давая оправдание… ему, и лишая всяческого приличия меня.

Тебя рядом не было.

Некит пал — и тебя… рядом не оказалось.

Как, в прочем, и сейчас.

Опять… чертов универ, чертовы одногруппники… которые невзлюбили меня почти с первой нашей встречи. Но что я им, скотам, сделала? ЧТО?

Ровным счетом ничего.

После того, как Рожа меня бросил… — я закрылась в себе, конфронтаций усердно избегала, временами даже унижения терпела, многое пропуская мимо ушей, закрывая глаза на дерзость. Старалась ни с кем не общаться. Пришла — отучилась — и ушла.

Но мало этого было. Мало… Особенно этой, Алёне. Не знаю… почему я ее бесила. Сначала легкие докапывания, а затем — чуть ли не явная война. Более того, такую несуразицу придумывала, такую чушь… и главное, к чему цеплялась? Стрижка под мальчика, широкие джинсы, толстовка…

КОМУ. КАКАЯ. РАЗНИЦА?.. Как я одеваюсь, какую музыку слушаю, что ем, что делаю за пределами универа?

Ан-нет. ВАЖНО. ОЧЕНЬ ВАЖНО — прямо до скрежета зубов. Не такая, как она — а значит, не имею права… на существование. Так и норовит чем-нибудь меня укусить, ущипнуть, унизить. И не понимает, овца, элементарного… что я… Я — ЕЕ ЖАЛЕЮ. Один мой прямой с правой — и плакала ее карьера местной красавицы. Идиотка общипанная. Но вместе с тем — и мой придет конец: учебе, будущему… и мечтам стать независимой от опекунов… которым и без того немало нервов потрепала, из которых заботы… и денег много высосала — а в ответ лишь только разочарование подарила. Как и Рожа: только что он — загремел, а я нет — не успела еще достаточно оступиться… пока.

А потому — молчу. Скрипя зубами, кривляясь, сжимая руки в кулаки, душа гордость — ТЕРПЛЮ.

Черт, и когда уже под наш факультет в основных корпусах универа найдут, выделят аудитории? Как и в прошлом году (хотя нет, судя по расписанию, ныне — и того будет чаще), несколько раз в неделю — наши пары так и приходятся на «общагу». Что не есть, самой оную, жилую. Одно крыло здания отдали под «аудитории»: комнаты — для семинаров, а какой-то огромный зал — под лекционку. И такая «кара» настигла не только переводчиков, но и журналюг (из первых уст да воочию — мне моя подруга Женька (с которой квартиру снимаем напополам) сама не раз здесь на глаза попадалась, да и если что, коль состыковка, то на большой перемене в местном буфете пироги вместе точим) и, конечно же, юристов (куда ж без них, родимых?).

И вот, 30 сентября. Сутки изначально не задались, ознаменовываясь громогласным неформальным названием «День переводчиков». И это в довесок к трем парам после большой перемены (то бишь после полудня) и кураторскому часу опосля, в ведомой нам «аудитории» (опять, наверно, уборка грядет), во всё той же пресловутой общаге… Но мало всего этого. Наша горячо любимая «опекунша», как всегда, «не успела»/«забыла» к нам явиться — вот и сиди теперь, жди, сомневайся в вероятностях и возможностях. Хотя грустить, конечно, по сему поводу… особо никто не стал.

— Ну, что… товарищи-коллеги, — ядовито выдал наш Староста (и кто этого обалдуя избрал?), — ждем положенные пятнадцать минут… — выдержал театральную паузу. А после, с не менее важным видом, нежели его пушок под носом, добил окончательно: — И по домам?

— Может, десять? — коварно улыбнулась мадемуазель Алёна и захлопала коровьими ресницами. — И не по домам, а пошлите бухать… отпразднуем уже нормально! Наш день, как-никак! Наш праздник!

— Я бы рад… — заблеял враз с перепугу влюбленный барашек, — но только… правила…

— По правилам, все час двадцать ждать надо, — не выдержала моя соседка по парте и опрометчиво вклинилась со своей пылкой речью… в планы «бандитского синдиката». Ну, черт возьми, будто первый день на свете существует?! Что за зельц у этой курице в башке?

— Чё ты вякнула? — чуть ли не с разгону к ней Лукьянова. — Какие нахуй час двадцать?! Ты че… ебанулась?! Опять нарываешься?!

В этот раз наша «богиня» уже точно серьезно запыхтела: вот-вот свои острые коготки войдут в кожу, уже млеющей от ужаса, дурехи.

— Че молчишь, Сука? — бешеный рев. — Опять всех подставишь?! КАК ТОГДА?! — руки сжались в кулаки.

— Отвали от нее, — тихо, но твердо. Я.

— Чё? — уже в меня негатива посыл, выстрел. — ТЫ МНЕ? — молчу, учтиво пряча взгляд, дабы еще сильнее не разжигать и без того больное пламя. — Ты че молчишь, тварь?! ТЫ мне вякнула? ЗА НЕЕ? Ты че, на ее стороне? А, лес*уха? Небось… спелись уже?

— Слизались, — слышу ржач за спиной. Узнаю голос Узика (то еще пресмыкающиеся… всем норовящее воткнуть свой хвостик).

— Че за шум, а драки нет? — послышалось яркое, борзое, развеселое. Чужое.

Отчего даже я не сдержалась — обернулась: взгляд на выход, к двери.