Отключился.

Аппарат выпал из моих рук. Не шевелюсь, не дышу. Лишь взгляд раненной птицей мечется из стороны в сторону, сгорая в предсмертной агонии.

— Вероника? Бирюкова! — слышу растушеванным фоном голос преподавателя, но отреагировать на него не могу — нет сил. — Что-то случилось? — замерла та рядом со мной. Что-то протягивает, заглядывает в лицо. — Что такое? С родными что-то случилось?

Немыми, сухими губами зашевелила, не издав не звука:

«Да».

По щекам потекли слезы…

* * *

Денег, которые Рогожин не взял… уже не осталось. Что потратила, выкупив из ломбарда свои вещи, а что так: на нужды, на одежду и на квартиру. Улетело всё враз.

Так что — опять достать из закромов, злосчастную уже, ювелирку… и податься привычной тропой рабов разбитых судеб. Заложить все — и на вырученные деньги купить на ближайшем рынке кроссы, носки, белье…

Черт, спортивный костюм!

Стою в палатке, как идиотка, сверлю взглядом на вешалках мужскую одежду, изучая размазанные по плоскости стен пестрые пятна разнообразных вариантов.

— Может, Вам что-то подсказать? — вмешалась в мои тугие, густые, словно кисель, тщетные размышления продавщица.

— Костюм. Спортивный. Мужской… — задумчиво, обрывками, выдавливая звуки едва осознанно. Взором пытаюсь нащупать среди сумасбродства «модных» извращений что-то толковое, «стандартное», типичное. Подходящее.

— А размер?

Черт… Нервно скривилась я. С обувью — чуть с ума не сошла, силясь не прогадать.

А тут… опять, и того еще хуже.

— Выше меня где-то на полголовы, — махнула я рукой у себя над макушкой. — Худой. Глиста, короче… И нужно… что-то попроще, без наворотов. И да, без красных и голубых вставок, — эхом вспоминаются старые байки (правда, али нет, но, мол, действует запрет в таких местах даже на вкрапления этих двух цветов), — неброское… Что-то примерно, как вот висит, — ткнула я пальцем на детский темно-синий с белыми вставками.

Мгновения, дабы сообразить, — и живо закивала головой одобрительно женщина:

— Поняла. Сейчас отыщем. Только, подождете, пожалуйста, постойте здесь, а я сбегаю — в другую нашу палатку. Тут, недалеко, через ряд — найду нужный размер и принесу. Хорошо?

— Хорошо.

Идеально. Поспешно расплатиться — и дальше по курсу: туалетные принадлежности; еды немного приобрести, чай рассыпной…

Вроде, всё. Вдох-выдох — и в путь.

Черт, а адрес? Сука…

Перезваниваю — абонент недоступен.

Домой. Заодно постельное взяла (надо же! идиотка! чуть не забыла!)… свое, из мамкиных запасов вытащила, ибо покупать, если так-то, то уже и не за что.

Вбить в поисковике, нарыть адрес — и стремительно пуститься, рвануть к конечной точке.

* * *

Расспросить о недостающих частях врученного пазла, докупить мелочи — и передать всё конвоиру.

— Простите! — краснею, исходя уже от ужаса, смущения и неловкости. — А увидеть Его… как-то можно?

Скривился от раздражения мужчина. Махнул рукой куда-то на выход:

— Там вон, в окне. На короткое…

Разворот — и пошагал прочь, унося поклажу.

— Спасибо большое! — крикнула вслед, заливаясь благодарностью, почти понимая, что он имел в виду.

Отыскать нужное место, окошко — и в очередной раз расстроится. На запись по времени не успела… А потому с самого утра — занять очередь, и около обеда — оставить заявку на «короткое свидание».

Домой. Покорно ждать следующего дня…

* * *

Сесть за стол. Напротив Него. Склонить голову и молча слушать… внимать каждому Его слову…

— Не знаю, Ник, честно… кто навёл, кто заварил всё это. Так что будь осторожна. Никому не доверяй. Даже Маже. Мутный он какой-то последнее время. Чудной. Звоню — даже трубу не берет.

— Ты же обещал мне! — отчаянно, горько, перебивая. Глаза в глаза. Застыли позорные слезы на моих ресницах. Дрожу от боли, что внутри накалом пошла.

Поморщился от горечи:

— Ник! Да, блядь, я че знал?! — раздраженно рявкнул. Встал с места. Прошелся. Разворот: — Меня подставили! Слово даю!

— Как тогда, да? — скривилась от разочарования, обиды. Злости.

Обмер, уязвленный. Колкие мгновения — и грубо, твердо, озлобленно:

— Нет, — дерзко. — Не как тогда. Тогда — я сам виноват был.

— А теперь? — с вызовом взгляд в глаза.

— Говорю же: НЕТ! — криком, но тут же осекся. — Некит, ты че мне… не веришь?

Округлил от удивления очи.

— Нет у тебя больше Некита! Нет! — резво спохватилась. Оскалилась в презрении: — Гад ты! ГАД! А я тебе верила! А ты опять за старое! Руки чешутся! Не одно, так другое!

Оторопел. Жадно выпучил на меня свои зенки и, казалось, боялся моргнуть, дабы это не стало всё реальностью.

— Да когда ты поймешь?! — продолжила я, нервно затрясшись уже от наката истерики. — Они тебя только используют! Друзья?! Да уроды они! УРОДЫ! Пешка ты для них — был и будешь! Чуть что — сразу в расход! Как тогда, только вас троих повязали, закрыли, а остальные — сухими из воды вышли! Не сдали вы… Герои?!

— Тише ты, — змеем прошипел.

Поддаюсь, но, не сбавляя оборотов бешенства:

— Вот и сейчас. Всех похуй, кто виноват. Отдуваться будешь ТЫ!

— Там всё было по договоренности, по-честному! Не батя же меня пять лет там поддерживал! НЕТ, блядь! А самому там *** выживешь!

Скривилась я, глотнув очередные свои доводы. Но вдох — и решаюсь, уже более сдержано:

— Тогда почему ты еще здесь? Куда они все делись?.. Где твои благодетели, А?!

Поморщился. Смолчал. Опустил голову.

Заиграл нервически скулами.

— А я — знаю, — уже более тихо продолжила я. — Надо что будет — звони. А так… нет у меня ни времени, ни желания… с тобой тут философствовать. Мне на работу пора. Людскую! Нормальную! Которую и тебе надо было найти! — отчаянно, разъяренно, вновь на повышенных тонах. — А не из грязи сразу в князи! Наигрался в мажора?!

— Ника, ты че?! — неожиданно резво, с наездом на меня. Скривился от отвращения. Глаза в глаза: — Я че-то не понял, — гневное. — А как бабло тебе давал, так нормально всё было! А теперь — предъявы?!

— Да пошел ты! — визгом. Живо к двери. Обмерла. Разворот. Уже едва не трясусь от бешенства: — Я тебе, Сука, всё верну! Как и тогда предлагала — надо было брать, чтоб теперь в морду не тыкать!

— Ты слова-то не перевирай! — резко ко мне.

Вдруг распахнулась дверь. Охранник влетел. Резко обернулась я.

— Вы че, блядь, здесь устроили?! — бешено рявкнул мужчина. — А ну быстро на выход!

— Иду, — злобное Рожи. Взор на меня: — А ты… ничего больше мне от тебя не надо… сеструха! Посадят — сяду. А ты — вали нахуй!.. Раз так хочешь. Больше не потревожу. И не боись, писать не буду — усвоил урок. Живи, как знаешь. «По-людски». А я? А я буду — как умею, как получается.

* * *

Обида обидой, а переживания за Федьку были куда сильнее… предрассудков, сопливости и идиотизма.

Рожа не звонил. И я — как-то не решалась. Так ходила — передачку принимали, но к нему не пускали. Кто адвокат узнала, да толку? Избегал, что чертову болячку… Никакой конкретики, даже тупо сути… за что закрыли, что шьют — никто и на полслова не расщедрился.

Что жив, здоров — приходилось верить на слово.

И пусть предупреждал, просил никому не верить и сторониться, делать что-то да надо было: не пускать же всё на самотек? Ибо тогда уж точно посадят. Или, хотя бы, если и так, то лишь бы не максимум впаяли, учитывая-то УДО.

Бате сообщать пока не решалась (и что странное — никто иной тоже донести не удосужился), а вот с Мазуром поговорить бы хотелось. Мутный, то мутный. Может, чего боится. Но все-таки другом был: вон… из тюряги раньше времени вытащил, всем обеспечил. Бизнес на двоих открыли. Не крыса же он? Не думаю… что предатель — нелогично же как-то.

Да и вариантов так-то больше нет.

Мира? Ему сразу на Федьку было похуй, как и на меня (как оказалось) — потому даже пытаться не стану.

В общем, Мазуров. Как ни крути, а другого не дано.

Ритке позвонить, попытаться вновь выспросить номер — глупо, да и… беспокоить лишний раз эту «цацу» — себе дороже.

В магазин. В офис, к девчонкам.

Удивительно, «счета заморожены», как, помнится мне, говорил Федор, а магазин-то работает. Да еще как! Вон сколько зевак да клиентов.

Ну, да ладно. Оно и к лучшему: значит, Мажа при средствах. Если что — будет откуда дернуть капитал.

— А вы, я вижу, — захихикала я, строя непринужденность, улыбнулась старым знакомым, — все в работе. И никакая непогода не страшна!

— Да вот, — печально рассмеялась бухгалтерша Рожи. — Стараемся. Без Федора Романовича все разваливается. И так неделя простоя чего нам стоила… Ох, да ладно, — махнула рукой. — Не будем о грустном. Как там Рогожин? И, кстати, за что его?

— Да черт его знает, — звонкий, горький мой вздох. — Причем относительно всего. Молчат… и хоть застрелись. А Мазуров? Он здесь бывает?

— А как же!.. Правда, редко. Но бывает. А что? — удивленно.

— Да связаться хотела. Поговорить. Может, он что толковое подскажет или поможет. Не могли бы Вы мне дать его номер телефона? Или мой номер, адрес ему передать?

— Давай лучше твои контакты. А то… сама понимаешь, мы люди маленькие — нам велено никому ничего такого не предоставлять. Тем более, он его сменил недавно.

От изумления невольно вытянулось мое лицо. Но не прокомментировала.

— Ладно, где можно чиркнуть?

Улыбнулась добро женщина: